Эра Сопина - Печаль Алконоста

• Название: Печаль Алконоста
• Автор: Эра Сопина
• Жанр: Ужасы и Мистика

От автора.

 Время вносит свои коррективы. И мы уже не ведём споры о БАКе - Большом Адронном Коллайдере, поскольку, хотим мы того или нет, он работает. Иногда успешно.

 Знания развиваются, и уже говорят о том, что найдена новая характеристика нейтрино, которая превысила скорость света.

 Что несёт это открытие?

 Пересмотр теории относительности? 

 Конец СВЕТУ?

 Ведь мерилом всем скоростям была скорость света. А теперь нейтрино "обогнал" эту главную цифру скорости и вместо него будет... что?

 Скорость ТЬМЫ?

 Как в нашей земной жизни можно это представить реально? И как соотнести физические величины с нашими, биологическими, то есть "жизненными" установками?

 Станет ли короче Река-Памяти-и-Забвения?

 И в какое русло повернёт наша Река Времени?

---

 Стояло лето в самом зените. Буйствовал травяной цвет на всей земле, а здесь, на сельском кладбище, где редко ступает нога человека, разнотравье особенно поражает. Барвинок фиолетовыми звёздочками прячется где-то в глубинах зелёного прибоя, янтарные гроздья чины, лугового горошка, словно песком покрывают все могильные холмики, повсюду высятся красно-жёлтые свечи коровяка, вспархивают на ветерке синие бабки – особый вид шалфея, и во всю эту красоту вплетены нежно-розовые отборные жемчужины вязеля. Кажется, сама природа позаботилась об изысканных украшениях этого приюта всех человеческих родословий...

 И когда прошла, кажется, целая вечность, мне тридцать лет. Мы с мужем в декабре разошлись. А летом я приехала в Ильинку со своими маленькими детьми. Алисе пять, Лёше шесть. На кладбище повела нас тётка Антонина к могилкам бабушки и деда. И там же убирала могилку отца мама Сергея. Она приехала из Подмосковья, где они жили. И Галина Фёдоровна спросила:

 - Катя, ну зачем ты за чужого замуж пошла? У нас свои кавалеры были для тебя.

 Ах! Если бы я знала, что Сергей мог быть мне кавалером!.. Мужем. Я только мечтала о нём и любила его безответной, и оттого самой настоящей и счастливой любовью...

 Их было два брата: Женька и Сергей. В Женьку я была влюблена в пятом классе. Он мне ровесник. Приезжали они в Ильинку на лето, тоже в гости – к деду своему Фёдору. И тётке, которую почему-то прозывали Кенихой. Приезжали из жаркого песочного Ашхабада. Будто из самого центра Каракумов, Кызылкумов или даже Сахары. И для меня это был лучший город земли. Я была мала и глупа, но влюбляться уже умела.

 Сначала это был Вовка Лиманский из пятого класса «В». Нет, нет, не так!

 Во втором классе мы с Верой Сербиной делили Витьку Лисицкого. И когда Вера посвятила меня в свои сокровенные планы, я уступила ей его. Ну, как же я могла у подруги уводить её любимого, когда она мне открылась?!

 - Когда мы вырастем, я буду женой Лисицкого. Представляешь, у меня будет фамилия Лисицкая?..

 Мне хотелось плакать. Ведь о Лисицком мечтала я ещё с первого класса. Он был мужественным, как мне казалось. Капитаном. Спортивным очень и красавцем. Все девчонки за ним бегали... Но Вера мне открылась. Как же я могу ей теперь мешать? Приходилось искать новый объект для любви.

 Может, его двоюродный брат? Тоже Лисицкий, но только Саша, и не из нашего класса...

 Но в третьем классе пришла новенькая. Таня Лучшая. Она разбила нашу дружбу с Верой Сербиной. Стала третьей. А третий – лишний. Но всё чаще лишней оказывалась я. Я обижалась... Плакала... А потом и Танька увела любимого. Тоже разоткровенничалась и сказала, что она будет любить Сашку Лисицкого. Ах! Знали бы пацаны, кто их любит и делит! Но пацанам было абсолютно всё равно. И опять я уступила. Ради дружбы чего не сделаешь!

 На самом деле не пришло время. Я устала быть третьей лишней и  задружила с другой Верой – Мирошниченко. С ней мы вместе сидели на Камчатке, на последней парте. С ней соревновались в учёбе и обе были отличницами. Дружили, дружили... А уже в десятом классе она мне высокомерно заявила, что я ей и в подмётки не гожусь. Что я не поступлю в вуз, а она поступит...

 Впрочем, так и случилось. После десятого она поступила в Воронежский политехнический институт. А я не поступила... В Московский государственный университет... Сразу после школы не получилось. А только через два года я стала студенткой журфака МГУ. А в политех я даже и не пробовала поступать. Это не моё. Верино. Она там училась, но мы уже не общались. Дружба была не вечной... И с этой Верой мы кавалеров не делили. Мы были разными: она высокая, худая, неправдоподобно красивая. Таня Лучшая говорила, что у Веры классическая, но не живая красота. Она была всегда настолько белолица, что не было понятно: болезнь ли это или просто кожа такая. Умерла Вера, кажется, в сорок пять лет, от рака. Это рано. Может, у неё и была болезнь ещё с детства... У неё день рождения был первого сентября. В этот день я ставлю свечечку за упокой души моей школьной подружки...

 ...В четвёртом классе мне очень понравился Вовка Лиманский. Он пел как Робертино Лоретти! Но песенки у него были только две, кажется, только для него и написанные кем-то. Я ведь никогда и нигде их больше не слышала. Но этого не может быть! Просто я была тормозом, эстрада меня не интересовала.

 На всех школьных концертах Вовка пел:

 Эльбрус-красавец смотрит сквозь тучи...
 О, райда-райда, о, райда-райда...

 Кажется, в него была влюблена вся школа! Он почему-то выбрал меня и прислал записку. Нашёл через кого! Через нашего дурачка Андрюху. Этот Андрюха (дать бы ему в ухо!), прочитал записку вслух перед всем классом и назвал меня женой Лиманского. Я не стала кончать жизнь самоубийством, но Андрюху я бы убила точно. Но не представилось случая...

 А Вовка присылал записки, приглашал в компанию. Я помню тот рыжий апельсин детства, который он мне подарил. В нашем городе апельсинов не продавали. Его мать была завмагом. И как-то Чечка позвала меня в лес.

 - Пошли за подснежниками. Тебя Лиман приглашает.

 Чечка училась в четвёртом «В», дружила с Дубой, «гешником». Ещё Танька Грушина была в компании. И Вовка решил пригласить меня в лес. Я поломалась-поломалась и решила пойти. Был апрель, 22 число, день рождения Ильича. Снегу в лесу по пояс. Какие там подснежники! Но мы пошли. И не успели выйти за город, как Вовка протянул мне апельсин...

 Я даже растерялась... Ну что ещё за телячьи нежности! Меня апельсином не подкупить! Если он думает, что я его навеки, то ошибается. Я свободный человек: хочу – иду за цветами, хочу – домой поворачиваю...

 Вовка догадался, что апельсин для меня слишком интимный подарок. Он стал угощать всю компанию. И тогда я вкусила плода... До этого я апельсинов никогда не пробовала. Похож на мандарин, но другой.

 Я кляла себя за то, что поддалась на уговоры Чечки. Говорить было  не о чём. Дуба курил. В пятом-то классе! Чечка рассказывала, что у неё уже месячные пришли. Не всем, конечно, а только мне и Таньке. Но мне было это зачем? Я хотела рассказать, что прочла Эльзу Триоле «Розы в кредит»... Но им этого было не нужно. Всю дорогу я молчала, слушала их глупые разговоры ни о чём. Вовка катастрофически обесценивался... Такая у него компания...

 Не могу знать, понимал ли он моё состояние. Он отважно полез в переполненный снегом и водой овраг. Потому что на другом склоне его пробивались жёлто-зелёно-синие отростки подснежников. И что-то он там надёргал с большим трудом. Это как в сказке про «Двенадцать месяцев» – в снегу набрать подснежников. И тут произошло то, чего больше никогда не происходило. Этот конопатенький мальчик из пятого «В» протянул мне букетик синих пупырышков, первые в моей жизни цветы от мужчины. Случилось это в очень запоздалую весну шестьдесят пятого года... Или шестьдесят шестого... И я училась в пятом, а он в шестом... Да, да, да.

 Любовь закончилась несколькими днями позднее. В кино, куда Вовка опять пригласил всю компанию, потому что я ни за что не хотела оставаться с ним наедине. Он сел рядом и схватил меня за руку, когда погас свет. И тут я дёрнулась так, будто меня огнём обожгло. И сидела, скукожившись, весь фильм. После кино заспешила домой, ни слова не говоря. Я поняла, что это не мой рыцарь. Что компания пустая, не интересная и бесцельная...

 Он прислал записку через Зину, мою одноклассницу. «Ты боишься трудностей...» Бред, бред, бред. Я накричала на Зинку и сказала, что если ей так жалко его, то пусть она с ним и дружит. Больше я не могла слышать ни его голоса, ни песен в его исполнении:

 Дождик чертит линейку косую,
 Я на окнах твой профиль рисую,
 Но тебя не узнаю...
 Ты скажи, дорогой человечек,
 Может, я тебя больше не встречу...

 Уже летом я влюбилась в Женьку. Но заговорить с ним у меня так и не хватило духу. Он был приезжим городским мальчиком. Его мир был для меня заманчив. Мальчик был симпатичным. И я была в него влюблена... Пока не полюбила его брата, Сергея...

 Так выходило, что я с самого раннего детства уже не могла жить без любви. На самом деле так никто и не скажет, что оно такое – любовь. Все слова ничего не значат. Куда радостнее и сладостнее носить в себе образ любимого, а имя его, словно большая бабочка, порхает и вьётся то в голове, то уносится волной ветра прямо из твоего улыбающегося рта... То влетает в твои уши вместе с шумом дождя, то шелестит в листве под ногами, когда  наступает время осенней романтики...

 Мне было и этого слишком много. Мама находила мои письмена, где главным словом было «милый». Я оставляла свои лирические записи везде, где меня настигало чувство острейшей потребности написать о переполнявшей меня стихии. Но всегда слова были скучными и банальными: милый, любимый... Ничего необычного я не могла изобрести и пользовалась затёртой монетой. А обрывки листков в клеточку с затёртыми словами можно сравнить с менструацией, впервые появившейся у девочки, когда она в растерянности и не знает, как с этим бороться. То ли надо пальчиком заткнуть отверстие, то ли ещё чем. Ах, да! Девчонки говорили, что нужно вату подкладывать...