Никита [ИАКИНФ] Бичурин - Историческое обозрение ойратов или калмыков

• Название: Историческое обозрение ойратов или калмыков
• Автор: Никита [ИАКИНФ] Бичурин
• Жанр: История

---

И в правление Хана Аюки Волжские Калмыки не прекращали связей и сношений со своими единоплеменниками в Чжуньгарии, равно как с другими Восточными Государствами, особенно с Тибетом и Китаем. Российский Двор, хотя знал о сих связях, но, не обращая дальнего внимания на оные, не запрещал иметь такие сношения, которые по существу своему не имели соприкосновенности с политическими отношениями России к другим Государствам. Требовалось от Калмыцких Владельцев единственно не вступать в связи с изменниками России и с теми народами, которые находились в открытой войне с нею.

Оставим исчислять частные, или, можно сказать, домашние сношения Волжских Калмыков с Чжуньгарцами; они будут утомительны и бесполезны. Довольно для нас раскрыть те только, которые были в связи с важными политическими происшествиями того времени на Востоке.

Мы уже знаем, что Хан Аюки выдал дочь свою за Цеван-Рабтана и еще один из сыновей его препровождал ее в Чжуньгарию. Известно также и то, что Аюки лично был в Чжуньгарии и привел оттоле на Волгу остатки Торготского Поколения, что и было поводом к исключению Торготов из четверного союза Элютов и к замещению Поколения Торготов Поколением Хойт. Последнее из сих двух обстоятельств, без сомнения, было следствием родственных связей или раздора. Впоследствии еще Саньчжаб, сын Хана Аюки, ушел с Волги в Чжуньгарию с 15000 кибиток, которые навсегда там остались. Г. Левшин присовокупляет, что Саньчжаб ушел с Калмыками в Или в 1701 году и учинил сие по внушению своей матери Дармы-Балы, которая была родственница Чжуньгарскому Хану. Но если взять в соображение только то одно, что Торготское Поколение разделено было на уделы, из коих самый многочисленный имел не более 3 тыс. кибиток, а соединение 15000 кибиток без общего согласия прочих владельцев невозможно, то откроется, что это был благовидный, выдуманный самими Калмыцкими Владетелями предлог, под которым Саньчжаб отводил к Цеван-Рабтану военное вспоможение, собранное из разных уделов, к чему, вероятно, Дарма-Бала убедила Хана Аюки. Пекинский кабинет основательно знал о тайных связях между Владетелями Чжуньгарских и Волжских Калмыков; следовательно, не безызвестны ему были истинные причины Саньчжабова перехода от Урала на берега Или. Но, видя, что Россия находится в мирных сношениях с Чжуньгарским Ханом и предполагая вооружить против последнего Волжских Калмыков, он открыто лгал, что Цеван-Рабтан ухищренно переманил к себе Саньчжаба и силою оставил у себя приведенные им 15000 кибиток, а его самого выслал обратно в Россию. На сем вымысле Повелитель Китая основал и потом старался интригами поддержать мнимую ссору между Цеван-Рабтаном и тестем его Ханом Аюки в полной уверенности, что золото наклонит последнего, хотя притворно, верить сему. Вскоре после сего он действительно нашел случай сблизиться с Ханом Аюки.

Сие сближение началось от следующего маловажного обстоятельства. Рабчжур, двоюродный брат, племянник Хана Аюки, еще в 1698 году поехал с родною матерью с Волги в Тибет в сопровождении 500 человек своих людей. Вероятно, что он не имел другой цели, кроме исполнения обетов Буддайской набожности, по которой в Хлассе убедил Тибетских Лам следовать за ним на Волгу и взял там книг и лекарств для Калмыцкого Духовенства. Из Хлассы Рабчжур предпринял путешествие в Пекин, где без сомнения препоручено ему было от лица дяди засвидетельствовать Повелителю Китая верноподданническое усердие в открытии чего-либо касательно России, за что последний должен был наградить и посланных и пославших. В сем состояла вся цель столь дальнего путешествия. Богдохан, коварствуя против Элютов, захотел употребить сей случай к достижению своей цели в плане Чжуньгарской войны. Представив опасность возвращения в Россию через земли Казачьих Орд, неприязненных Цеван-Рабтану, он удержал Рабчжура под сим предлогом в Китае и отвел ему кочевья при Великой стене. Аюки, извещенный о местопребывании своего племянника, отправил в Китай посольство,— с дозволения, впрочем, Государя Петра I-го. Посланник его Самдан с 20 товарищами прибыл в Пекин в 1712 году в сопровождении Русского Унтер-Офицера /Суровцева/. Пекинский Двор не замедлил в том же году отправить к Аюки взаимное посольство, которое препоручил находившемуся в то время в Пекине караванному комиссару Худякову[146], а Рабчжура опять удержал при себе. Сие Китайское посольство состояло из шести особ, в числе которых был известный Тулишень, описавший сие путешествие Китайцев через Россию, и 26 рядовых. Цеван-Рабтан в то время находился в дружественных сношениях с Китаем, почему данный посольству наказ изложен был в миролюбивых к сему Государю выражениях. Цель посольства по сему наказу состояла единственно в том, чтобы посоветоваться с Ханом Аюки об испрошении у Российского Двора дозволения возвратиться Рабчжуру на родину через Сибирь; потому что по уверению Пекинского кабинета будто бы сам Цеван-Рабтан не ручался за безопасность Рабчжурова проезда через земли Киргиз-Казаков.

Китайские посланники нашли Хана Аюки в степи близ Царицына за Волгою. Хитрый Хан с коленопреклонением принял от них грамоту /Указ/, в чем без сомнения предварен был посланниками; с притворством отвечал посольству, что согласно с мнением Китайского Государя находит опасение касательно Рабчжурова возвращения основательным, и присовокупил, что он, глубоко чувствуя признательность к Повелителю Китая за попечение о его племяннике, намерен отправить посольство в Пекин для поднесения даров, а в заключение не преминул сказать, что Торготы по одеянию и религии очень близки к Маньчжурам[147]. Учтивость довольно тонкая! Напротив Китайский Двор хотел через свое посольство к Аюки обозреть положение земель России, а от Калмыков получить подробные сведения как о внутреннем ее состоянии, так и о внешних сношениях. Сверх сего имел в виду вооружить, если возможно, Волжских Калмыков против Цеван-Рабтана, которого столь хитрым образом старался поссорить с тестем. Хотя Хан Аюки далек был от мысли восстать на своих единоплеменников, но деньги и другие лестные предложения могли бы поколебать его в дружеском расположении к зятю. Известно, что кочевые мало дорожат узами родства и при виде корысти нередко совершенно забывают оное. И могло статься, что Китайское посольство достигло бы своей цели, но Российское Правительство, коему истинная цель оного посольства уже была известна, предварительно внушило Хану Аюки, что Цеван-Рабтан находится в мирных сношениях с Россиею и что Хан неблагоразумно поступит, если по предложению Пекинского кабинета объявит себя против своего зятя[148]. И так Аюки ласковым приемом Китайского посольства домогался только избавить своего племянника от десятилетнего гостеприимства в Китае и получить что-нибудь от Пекинского Двора за свою откровенность касательно Российских дел. В сем состояла обоюдная завязка представленной политической сцены.

Обратимся к Калмыкам. Право, полученное ими у Российского Правительства, производить набеги на заграничные народы, независимые от России, наконец произвело те пагубные следствия, каких должно было ожидать. Кубанский Султан Бахты-Гирей в начале 1715 года нечаянно напал при Астрахани на Хана Аюки и захватил собственные его кибитки со всем имуществом. Сам Аюки со своим семейством едва спасся уходом к отряду Российских войск, которых Князь Александр Бекович Черкасский вывел из Астрахани к реке Богде для прикрытия Хана. Сии войска стояли в строю, когда Кубанские Татары проходили мимо них; и хотя Хан просил Бековича стрелять по ним, но Князь отказал ему в том под предлогом, что без Царского Указа не может учинить сего. Злобствующий Хан тотчас придумал средство отомстить Бековичу. Он тайно известил Хивинского Хана, что сей Князь под видом Посольства идет в Хиву с войском, и Хивинцы по сему известию скрытно приготовились к встрече Бековича. Известно, что сей воин со всем отрядом своим погиб в Хиве самым несчастным образом.

Вскоре после сего Хан Аюки примирился с Бахты-Гиреем, и в 1717 году, когда возник бунт во владениях последнего, то он посылал ему на помощь Калмыцкое войско под предводительством своего сына Чакдор-Чжаба. Сей полководец, разорив улусы мятежников, обратно взял на Волгу Чжетысанов и Чжанбулаков, которых Кубанцы в бывший набег увели с собою с Волги. Вслед за сим Бахты-Гирей учинил набег на пределы губерний Пензенской и Симбирской, произвел там великое опустошение в селениях и увел с собою несколько тысяч человек в неволю. Когда же начальники Волжских городов, мимо которых Кубанцы проходили, требовали от Аюки войска для защиты, то Хан отвечал, что он не может сделать сего без Указа, так как некогда Бекович не смел без Царского повеления стрелять в Кубанских Татар, когда они грабили Калмыков под Астраханью. Должно заметить, что при сем набеге Кубанцев указателями служили Калмыки, которых Чакдор-Чжаб оставил ему до 170 человек. Из сего открывается, что помянутый набег произведен по предварительному соглашению между Ханом Аюки и Бахты-Гиреем.