В. Бирюк - Вляп

• Название: Вляп
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Фэнтези

Ну, вот, попал попаданец. Вроде бы взрослый мужик, а очутился в теле лет на 12-14. Да ещё вдобавок и какие-то мутации начались. Зубы выпадают, кожа слезает. А шерсть растёт? Ну, и в довершение всего, его сексуальной игрушкой сделали. И не подумайте, что для женщин. А ему и понравилось. И всё это аж в XII веке. Какое уж тут прогрессорство. Живым бы остаться. Короче, полный ВЛЯП. Всё по-взрослому. И, вообще, это – альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям – не давать. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и “попаданского”. Местами крутовато сварено. И не все - разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла «Зверь лютый» - ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов. 

---

   Или если у самой уже сыновья большие... А иначе - проси. Сенца для коровки накосить-привезти - сдохнет же кормилица. Дров для печки нарубить-привезти - помёрзнем зимой насмерть. Проси и - давай. Расплачивайся чем имеешь. Ложись, становись, раздвигай, поддавай... И радуйся пока пользуешься спросом... А в деревне тайн нет. И соседки тебе все в лицо скажут. И детям твоим - тоже. А ты терпи. Поскольку если сорвалась, выскочила, ушла от общины... Или сами же соседи с соседками выгнали "за недостойное поведение", то каждый встречный-поперечный - тебе хозяин. Если у него кулак тяжёлый. А зимой и с голодухи - сама хоть к кому. И получается в-третьих.

   В третьих, "зависимые". Холопки... Ну, это везение. Холопы у бояр и князей. У них дома побогаче да посытнее. Служанки... Это у купцов и попов, у всяких служивых и "житьих" людей. Тоже ничего. А вот попасть в "работницы"... В богатый крестьянский дом... Там и сами рвутся, а уж чужих... И будешь трудится без продыху - днем на поле раком кверху, ночью - как и где поставят-положат. За хозяйку, за невесток... Батрачка - кто ж на ней не ездит?

   Правда, есть еще вариант. В языческие времена из "молодёжных школ" часто вырастали "мужские сообщества". Более-менее казарменного толка. С приходом христианства все это было поломано. Точнее - вырезано и сожжено. С соответствующей частью населения. Но принцип остался. Вот и собираются мужики в разного рода ватаги. Бобыли в основном, поскольку на семейных - тягло.

   Есть мужские компашки христианской направленности. Собираются "старцы" и идут в пустынные места. Строят там обитель, пустынь. Молятся, постятся, изнуряют себя тяжкой работой. Обычно - в части валки леса. Но главное - бобылей на Руси меньше.

   Есть всякие артели для отхожих промыслов. Более-менее кратковременные. Те же масоны-каменщики. Плотницкие артели. Охотничьи. Торговые. Новгородские ушкуйники. Близкие к ним по смыслу-стилю просто разбойные. Есть еще заставы на порубежье... И везде в них - дамы общего назначения. Объединение пошивочной, прачечной, столовой и публичного дома в одном лице. Слышал как-то на одном еще советском рыболовном траулере:

  -- А где ложкомойка?

  -- Капитану "ложку моет".

  -- Придёт скоро?

  -- Не. Ей еще старпомову, замполитову и боцманову "ложки мыть".

   Но многие артели - сезонные. А зимой куда? А по весне, может, моложе найдётся. Или украдут артельщики дорогой девку какую... Или наоборот:

  -- А прошлогодняя ложкомойка где?

  -- Дык померла. Не опросталась.

   Неустойчивая система, не самовоспроизводящаяся. Баб не хватает. И тогда...

  -- Правда что на горе Арарат самое долгое в мире эхо?

  -- Э, это дарагой, смотря что кричать будэшь. Если ж...па, то "где-где" долго-долго звучит. Пока не найдут.

   Та же проблема, только в варианте пребывания чисто мужских коллективов в условиях изолированности высокогорных пастбищ.

   Вот какие мысли приходят в голову, которая приделана к разорванной заднице. И лежишь себе в раскорячку на животе неизвестно где. Где-то на Святой Руси.

Глава 13

   Тут стукнула дверь, одна, вторая и на пороге появился... он! Мой! Господин! Нет, это все-таки любовь с первого взгляда. Я не мог смотреть на него без обмирания сердца. Все в нем - бородка, серые глаза, чуть скуластое лицо, поворот головы, каждое движение... хотелось смотреть не отрывая глаз, хотелось закрыть глаза, чтобы сердце не выскочило от счастья.

   Следом вскочила Юлька. Гадина этакая... Хотя... чего это я на неё так. Это ж она меня сюда привезла, в этот дом отдала, к моему... единственному... хозяину суженному... Хотенеюшке...

   Юлька что-то чирикала скороговоркой, сдёрнула с меня одеяло, задрала подол рубахи, демонстрируя "цветы любви". Хозяин хмыкнул, накрыл одеялом, присел на постель, погладил по затылку.

  -- Ну ты крепок, малёк. Другие по первости кричат, рвутся, мамок зовут. А ты только улыбался. Туговат ты оказался. Точно и вправду - целка серебряная. Я уж думал - вовсе себе все поломаю. Ну ничего. Отлежишься, подлечишься. Я тебя к себе заберу. А потом и поиграемся. Не спеша, с растяжечкой да с распарочкой.

   Я не очень вслушивался в его слова. Тон, голос, тёплая его рука, пальцы, которыми он поглаживал у меня за ушком... Хотелось замурлыкать, прижаться... И чтоб навсегда, и чтоб никто не мешал...

   Снова стукнули двери и явилась сама... боярыня Степанида свет Слудовна. С какой-то здоровущей плоскомордой служанкой.

  -- А, вот ты где, внучек мой яхонтовый, Хотенеюшка ненаглядный. Что ж это ты, к новому наложнику попрощаться зашёл, а к бабушке своей единственной и не заглянул?

   В комнате повисла тишина. Зловещая, напряжённая. И наконец голос Хотенея надо мной с едва сдерживаемой злобой:

  -- Ну прощай.

  -- Брысь, (это служанкам. Обе испарились мгновенно) Понравился мой подарочек? (это про меня)

  -- Приманить хочешь? Вели чтоб подлечили. Через седмицу - к себе заберу. Ещё что?

   И тут боярыня, этот монумент гегемона и царицы всего и всея, медленно сползла на колени.

  -- Хотенеюшка! Не гони, выслушай, дай хоть слово молвить!

  -- Ты уже тогда все сказала. Больше говорить не о чем. За подарок - спасибо. Пойду я.

   Господин начал подниматься с края моей постели, но старуха метнулась вперёд, ухватила за ноги и дёрнула. Хозяину пришлось сесть.

  -- Женись!

  -- Сдурела?!

  -- Женись, внучек миленький! Ты один из Укоротичей остался! Ты голова рода, ты один можешь спасти и продолжить.

  -- Иди ты, дура старая...

  -- На Гордеевой младшенькой...

  -- Охренела?! Ну точно из ума вышла. Да Гордей меня не только в зятья - он по одной улице со мной...

  -- (И уже спокойно, без всяких воплей, воев и причитаний) - Потому и говорю: выслушай. Спит? (это обо мне)

  -- Говори. Только - коротко.

  -- Коротко... Почему Гордей тебе горло готов перегрызть? Потому что весь Киев знает, что когда суздальцев резали, старшую Гордееву дочку, которая с мужем и сыночком маленьким в "Раю" жила, ты поял, плетью бил, и в Днепре утопил вместе с сыном, единственным внуком Гордеевым. И о том после сам пьяный хвастал. Так?

  -- Так.

  -- Лжа и поклёп.

  -- Ну ты стара даёшь! Ты-то здесь сидела, а на том берегу я был. Я там все эти дела своими руками делал, я это все своими глазами видел.

  -- Да плевать мне на твои ясные очи, внучек. Ты бабушку слушай. Твой батюшка Ратибор...

  -- С-сволота... Мог бы - еще раз зарезал.

  -- Цыц. Дурень. Мозгов нет, а туда же. Ратибор с Гордеем побратались. Гордей обещал отцу твоему выдать за тебя свою дочку.

  -- Пьяные они были.

  -- Пле-е-евать. Крест целовали. Свидетели-доводчики есть. Вот ты и поехал за Днепр отцова побратима дочку да внука выручать. Ну и пограбить маленько. Чтоб - как все. А поять-снасильничать ты её не мог, поскольку, как весь Киев знает, у тебя на девок и баб не встаёт. Только на малолеток вроде этого (это про меня).

  -- А я её не удом, я её топорищем.

  -- А вот про это, внучек, никто рассказать не может. А дальше все видели, как ты её из дома горящего вытащил.

  -- Выволок за косы.

  -- Спас от смерти лютой, огненной. А что за косы - так споткнулась, бедняжка, со страху. А у тебя вторая рука занята была - колыбельку с гордеевским внуком тащил. Ты чего его подхватил? Другие вон злато-серебро хватали. А ты люльку с младенцем.

  -- Да что под руку попало как крыша рушиться начала. Ловко у тебя получается... А дальше? Когда её в кровище, в рубахе разорванной - сиськи наружу - плетью к Днепру гнал?

  -- Что в рванье - так чтобы чужих глаз богатой да целой одеждой не приманивать. А плетью махал - так только для виду. Чтобы среди других не выделялась.

  -- Ну, а на пристани, когда я её с этой колыской на шее в реку скинул? Тоже скажешь - спасал-выручал да помыть решил?

  -- А вот этого, Хотенеюшка, никто не видал. Из тех кто ныне сказать может. А вот свидетель есть, и не один, который на Святом Писании поклянётся, что ты в то время на другом конце мостков был. Помнишь, я тебе велела кафтан коричневый попроще одеть? Поверх броней твоих? Так кафтанов таких в ту ночь... не один ты был.

  -- Та-ак, баба Степанида... А как после рассказывал-хвастал? Это-то многие слышали.

  -- Ну, внучек, это и вообще - плюнуть и растереть. Время-то какое было - не похвастай ты суздальской кровью, тебя бы наши же и порвали бы. Дескать - не повязанный, не замаранный - переметнутся хочет.

  -- Да уж. Ну и здорова ты, бабушка Степанида. Ну и удумала.

  -- Да уж, удумала. Род наш Укоротичей спасать надо. Вывелся род почти начисто, обнищал, обезлюдел. Одна надежда на тебя. Где боярину чести и силы набраться, власти да богачества? У стола княжьего. А Гордей из смоленских воевод из первых. Князь Ростислав его слушает. И тут мало Гордея убедить, что ты его внучка единственного спасти хотел. Не в суд идём. Мало чтобы он всякую вину с тебя снял в разумении своём. Надо чтобы он всему Киеву это показал. Да так, что никто шепотнуть тайком не смел. А для этого - чтобы выдал за тебя свою младшенькую. Вот после этого приведёт он тебя к столу князя киевского, скажет: "се зять мой единственный. Он мне заместо сына." Тут и Ростислав вину за собой почувствует за ущемление наше. Князь нынешний - человек совестливый да богомольный - вотчинки отобранные отдаст, за сожжённые - серебра подкинет или скотинки, а то - еще землицы да смердов. А тебе место возле себя даст, чтоб было тебе на прожитие безбедное. Надо внучек, надо. Я столько лет Укоротичей тяну, поднимаю. Столько сил да трудов положила. Столько всего перетерпела. Ещё с тех пор как девкой-малолеткой нетронутой-нецелованной к старому Мономаху в постель влезла. Причуды его стариковские ублажала да терпела. А когда меня, брюхатую за деда твоего выдавали? А сколько я приняла, когда вся родня деда твоего меня гнобила да туркала? А как дед твой, на меня глядючи, за плётку хватался? Только брюхом с семенем княжеским и оборонилась. А потом, когда дурней этих, у которых кроме гонора родового - ни ума, ни имения... Неужто все в распыл пойдёт?... Женись, Хотенеюшка, на Гордеевой - с лихвою вернём.