Михаил Пухов - Корабль Роботов. Ветви Большого Дома. Солнечный Ветер

• Название: Корабль Роботов. Ветви Большого Дома. Солнечный Ветер
• Автор: Михаил Пухов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: 5-235-00860-Х

Сборник фантастических произведений

Содержание:

Михаил Пухов. Корабль роботов (повесть)

Андрей Дмитрук. Ветви Большого Дома (повесть)

Евгений Носов. Солнечный Ветер (рассказ)

Евгений Носов. И видит сны машина (рассказ)

---

Корабль Роботов ждал. Чудовищный пережиток прошлого, рожденный на рассвете Вселенной, он привык к одиночеству. Чередовались геологические периоды, облака сгущались в планеты, гасли и возникали солнца — и все это время он был один, выполняя миссию, для которой был создан. Он был одинок, и некому было подтвердить реальность его существования. Сейчас, вероятно, впервые за свою жизнь, он очнулся, услышав призыв подобного себе исполина, и ждал, что за этим последует. Нужно было спешить, пока ему не надоело ожидание.

Он был неуязвим. Защищенный непобедимой броней, он прожил во враждебном окружении миллиард лет, и слепые силы стихий не могли повредить ему. Оружие, придуманное людьми, также было бессильно. Его могло сокрушить лишь лобовое столкновение с большим астероидом — с телом, равным ему по размерам и массе. И то бы он увернулся.

Нужно было спешить, но человек колебался, стоя на полу перед пультом управления. «Включение техники прошлого лишь укрепляет Круг…» Пока что человек не знал всех функций пульта, но когда — нибудь он мог разобраться в этом. Вероятно, отсюда можно командовать роботами, и тогда с их помощью удастся сделать много хороших дел.

— Не смотрите на меня так, — сказал Бабич. — Ведь я ничего не умею. Придумайте что — нибудь.

И еще «Земляника». Звездолет Монина находился рядом, слишком близко к середине отрезка, соединяющего корабли Маб. Даже если вахтенные успели заметить появление нового гиганта, они не могли догадаться, какой опасностью это грозит. Во всей бесконечной Вселенной этого не знал пока никто. Никто — кроме одного человека.

Александр Синяев вновь прикоснулся к сиреневой полосе привода экстренной связи, и перед ним задрожал новый хрустальный стержень — абсолютная копия первого. Теперь все было готово.

Корабль Роботов ждал. Безмолвный и недвижимый, он висел посреди черной бездны, опутанный звездной паутиной, — двойник человека, его дополнение, его враг из другого времени. Ареной им было небо, человек первый вызвал противника за канаты, и промахиваться было нельзя.

Человек изогнул стержни и сомкнул их сверкающие концы. Теперь звездолеты Маб были связаны неразрывным кольцом, слиты в единое целое. Круг замкнут. Нет — круг разорван…

Корабль Роботов дрогнул и начал увеличиваться. Его черная тень расширялась, съедая небо. Заглянувший в зеркало монстр, переживший свою эпоху, он приближался, словно подтягиваясь на невидимом тросе.

Завороженный, человек следил, как он надвигается, уже заслоняя полнеба. Минута, и две гигатонные глыбы сойдутся в томительной вспышке — древние рыцари, закованные в доспехи, два мира, две искусственные планеты, гиганты, вскормленные одной чудовищной матерью. Пустоту сотрясет взрыв, и еще долго после тарана будет буйствовать воздух отсеков, выталкивая во мрак обломки самых совершенных вещей, которые видела Вселенная…

Бабич куда — то его тащил. Десантные диски стояли, готовые к старту. Бабич втолкнул его внутрь, и бросился рядом, на свое место. Миг — и они вынеслись в темноту. Но это было не главное.

Это было теперь безразлично. На весах лежал Дилавэр, и приговор был подписан. Все равно, где находиться при взрыве, — рядом с бомбой или внутри. Ничто не уйдет от осколков, и даже «Землянику» не спасет ее совершенная метеоритная защита. Из трех звездолетов, встретившихся в черном оазисе, не выживет ни один, и поэтому обречены даже ученые, ждущие на планетах. Но это было не главное. Потому что они победили.

Разделенные прозрачным стеклом, в оцепенении они смотрели, как два бронированных гладиатора сходятся в центре арены. Их черные силуэты загораживали Вселенную. Но когда они сблизились почти вплотную, один из них дрогнул, затрепетал, и сквозь него проступили звезды.

Корабль Роботов стартовал к Дилавэру.

Поздно — круг замкнут; узы были нерасторжимы. Прошло медленное мгновение, и второй звездолет последовал за собратом, растаяв в звездном свечении. Зачерненная опрокинутая восьмерка символом бесконечности еще стояла в глазах, но они навсегда исчезли, нырнув в ничто.

Они вернутся одновременно, в одной точке пространства, их тела сольются в одно, атомам станет тесно, энергия вырвется на свободу, и на короткое время рядом с Лагором загорится новое солнце. И в мире станет светлее.

Андрей Дмитрук. Ветви Большого Дома

1

«8 августа. 14 часов 51 минута восточного стандартного времени. Высота Солнца 68°10 5». Координаты: 5°29 южной широты, 116°14 западной долготы. За истекшие сутки пройдено 58 миль».

Окончив писать, Петр подул на страницу, — чернила высохли не сразу, — поставил перо в бамбуковый стаканчик, прикрепленный к столу, закрыл журнал, положил его в ящик и запер на ключ. Здесь аккуратность не была прихотью. Если бы они не закрепляли и не прятали мелкие предметы, первый же удар волны принес бы хаос.

Петр поправил белый платок, которым была повязана его голова, и вышел на палубу. Строго говоря, он мог бы еще отдохнуть, — до вахты оставалось больше двух часов, — но душу не покидало смутное беспокойство. Как будто во время короткого отдыха могло случиться непоправимое.

За месяцы плаванья Петр настолько привык к качке, что теперь ноги сами, независимо от сознания, пружинили на пляшущем помосте, а тело принимало нужный наклон. Залитый солнечным золотом плот двигался вперевалку, качая бортами, задирая то нос, то корму. Плот увесисто хлопал по воде, белые пенные языки выхлестывали сквозь щели между бревнами, трехслойная связка бальсовых стволов зыбилась, точно клавиатура под незримыми пальцами, — и все же складывалось впечатление, что судно стоит на месте. Полтора месяца — с тех пор, как окончательно утонул южноамериканский берег, — вокруг было строгое кольцо морского горизонта. На мачте, сколоченной в виде циркуля, надувался и опадал холщовый грот;[2] рулевой вцеплялся в тугой штурвал, прочие колдовали с такелажем,[3] — плот неизменно покоился в центре мироздания. Океан, накрытый жарким куполом, повторял древние модели Вселенной, чудовищные часовые механизмы, где под скрежет тайных колес ползут нарисованные созвездия, безумное Солнце в огненных космах, Месяц с улыбкой скряги… Ночью бревна скрипят и ноют, будто заржавевшее полушарие проворачивается, выволакивая за хвост Большую Медведицу… по нет, с ней не справиться, засела крепко, лишь три звезды на виду.

Сейчас плот шел хорошо, точно по ветру. Штурвал был закреплен, крашенная алым средняя спица наверху. Разумеется, при таком положении дел за рулевого могла стоять Бригита; она и стояла, расставив пошире сильные ноги, с наклейкой на носу. Это Нгале дразнил ее вчера, что нос облупился.

Вдруг решив, что Нгале не худо бы подтянуть, с его вечными шуточками и зубоскальством, Петр закричал:

— Слепой, что ли?! Не видишь, рыскает! А ну…

Тому не надо было долго объяснять. Только что сидел у самого планширя,[4] вспарывая брюхи пойманным рыбам — и вот уже, зверино ловкий, облитый шоколадной глазурью, ослабляет парус. Все правильно. Впрочем, не надо было бросать на палубу кривой малайский нож. Может смыть.

Проходя по палубе, Петр в очередной раз покосился на круглые ягодицы и загорелую сильную спину Бригиты. Наверное, девчонка была бы не против уединиться с ним или с Нгале — на корме за каютой, штилевой звездной ночью. Но… Положение сложилось бы прелукавое. Один пользуется благами жизни, другой терпит. А потом как? Поменяться ролями? А если Бригита взбунтуется? Или счастливому избраннику не захочется «отдавать» возлюбленную? Здесь, на деревянных клавишах над бездной, всякая ссора губительна.

Ветер продолжал дуть наполненно и ровно, грот больше не тревожил Петра. Правда, оставалось то необъяснимое беспокойство, точно саднящая боль, — но от него все равно нельзя было избавиться, и «капитан» дал команду обедать.

Как обычно при хорошей погоде, расположились на помосте между входом в каюту и грот — мачтой. Бригита выложила на блюдо куски жаренного утром тунца. К сему была подана еда инков: шарики из мокрой ячменной муки — мачики, сушеный картофель — кумара, а на закуску сахар — сырец с черной патокой, называемый чанка — ка. Запивали всю эту изрядно поднадоевшую спедь водой, хранившейся в пустотелых тыквах. Кокосовые орехи Петр приказал беречь: Бригита и Нгале, обожавшие млечный сок, уже в первую декаду плаванья ухитрились истребить половину запаса…

Изо всех действий, постоянно повторявшихся на плоту, не приедалось лишь одно — послеобеденный ритуал кормления акул. Поев, мореплаватели отправились на корму, присели на корточки и стали колотить мисками по бревнам. Немедленно из мутно — зеленой глубины поднялась, трепеща множеством плавников, сигара в добрых два человеческих роста… Лопнула продольно с тупого переднего конца; выгнутая подковою пила почти касалась пуговично — бесстрастных глаз. Собственно, акулы никогда и не отставали от плота, шли за ним сотни и тысячи километров. Они были идеальными мусорщиками, подбиравшими все, что падало за борт, — но стук мисок вызывал особую жадность. И свежая, и жареная рыба портились через несколько часов; поэтому, съев лучшие части тупца или макрели, ребята бросали остальное своим молчаливым, как смерть, спутникам.