Вячеслав Козляков - Борис Годунов. Трагедия о добром царе

• Название: Борис Годунов. Трагедия о добром царе
• Автор: Вячеслав Козляков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03415-0

«…И мальчики кровавые в глазах…» Большинству из нас царь Борис Федорович Годунов (1552–1605) и ныне представляется таким, каким изобразил его в своей бессмертной трагедии А. С. Пушкин. Впервые в русской истории достигший высшей власти не в силу происхождения, не по праву принадлежности к правящей династии, но благодаря своему уму, способностям и умению управлять страной, Годунов много сделал для блага Отечества — но в памяти поколений все равно остался жестоким убийцей несчастного царевича Дмитрия, последнего отпрыска династии Рюриковичей. Тень невинно убиенного царевича преследовала его всю жизнь и в конечном итоге стала причиной краха всех его начинаний и гибели его собственной семьи. Но был ли он причастен к тем преступлениям, в которых его обвиняют? Чего больше было в его царствовании — гения или злодейства? И насколько уживаются эти качества в одном человеке? Обо всем этом, а также об истории России на рубеже XVI–XVII веков, в самый канун Великой Смуты, едва не погубившей Российское государство, рассуждает в своей новой книге известный историк, постоянный автор серии «Жизнь замечательных людей» Вячеслав Николаевич Козляков.

---

Боярская дума поручила Борису Годунову и дьяку Андрею Щелкалову сложную задачу: им следовало получить согласие патриарха Иеремии на то, в чем было отказано ему самому, и избрать на патриаршество русского митрополита Иова. Кроме того, это должно было быть не обычное избрание, а соответствующее по своему чину поставлению других вселенских патриархов: дабы он «благословил и поставил в патриархи на владимерское (выделено мной. — В. К.) патриаршество российского собору отца нашего и богомольца преосвященнаго митрополита Иева всеа Росии по тому ж чину, как поставляет на патриашество патриархов александрийскаго и ерусалимского». В Московском царстве хорошо знали историю своей церкви и помнили, сколько времени потребовалось некогда, чтобы добиться ее автокефалии. Поэтому от патриарха Иеремии требовалось еще дать разрешение на то, «чтобы впредь поставлятися патриархом в Росийском царстве».

Каким образом посланникам Боярской думы удалось убедить патриарха Иеремию согласиться на все эти продиктованные ему условия, остается тайной. Можно обратить внимание на то, что Борис Годунов и Андрей Щелкалов на решающих переговорах 13 января 1589 года несколько скорректировали данный им наказ. Они не прямо просили согласия патриарха Иеремии на избрание митрополита Иова, а говорили о будущих выборах на владимирское и, добавляли, московское патриаршество. Вот как звучала их просьба патриарху Иеремии: «…благословити и поставити в патриархи на владимерьское и московское патриаршество из российского собору кого Господь Бог и Пречистая Богородица, и великие чюдотворцы московские изберут»[296]. Вопрос о том, когда и с какой целью стали употреблять новый чин будущего патриарха, нуждается в дальнейшем изучении. В царской речи, сказанной при избрании Иова и излагавшей обстоятельства предшествующих переговоров, уже говорится о титуле «патриарха Московского и всеа Росии»[297]. Отнюдь не исключено, что константинопольского патриарха намеренно запутали новой патриаршей титулатурой. Он вполне мог продолжать думать о том, что русский патриарх будет жить во Владимире, а у него останется возможность обосноваться когда-нибудь в Москве. Впрочем, всё это не больше, чем предположение. Очевидно лишь то, что согласие патриарха Иеремии было получено с большим трудом. После многих переговоров константинопольский патриарх всё «положил на волю» царя Федора Ивановича.

Сбывались чаяния целых поколений идеологов величия Русского государства, мечтавших о духовном наследовании Константинополю и обосновавших концепцию «Москвы — Третьего Рима»[298]. Мысль об этом войдет в грамоту об учреждении патриаршества: «Понеже убо ветхий Рим падеся аполинариевою ересью, вторый же Рим иже есть Констянтинополь агарянскими внуцы от безбожных турок обладаем, твое же, о, благочестивый царю, великое российское царствие третий Рим благочестием всех превзыде и вся благочестивая царствия в твое воедино собрася, ты един под небесем хрестьянский царь имянуешися во всей вселенной, во всех хрестьянех»[299]. В появлении патриарха в Москве лежал прямой политический расчет, связанный с усилением Российского царства как православной державы и одного из оплотов борьбы христианского мира с «басурманами».

Политические обстоятельства иногда закрывают каноническую сторону учреждения нового патриаршества в Москве. Практика первых вселенских соборов, устанавливавшая соотношение властей в христианском мире, неизбежно входила в противоречие с единовластным решением одного константинопольского патриарха, нуждавшимся еще в одобрении других вселенских патриархов — антиохийского, александрийского и иерусалимского. Поэтому на переговорах с Иеремией много времени уделили тому, чтобы добиться от него обещания письменно подтвердить состоявшееся избрание на будущем общем церковном соборе в Константинополе. В православной церкви были и другие патриархии — в Сербии и Болгарии, но Иов получил статус именно вселенского патриарха. Более того, московские политики и богословы пытались укрепить за ним даже более высокое место среди вселенских патриархов. Но это не удалось, и московский патриарх Иов стал пятым вселенским патриархом. Позднее сам он в Житии царя Федора Ивановича упоминал о своем избрании на патриаршество: «…нариця его быти четвертому патриарху; вместо же папино Констянтинопольский патриарх оттуду начат нарицатися»[300]. Б. А. Успенский, подробно исследовав вопросы избрания патриарха Иова, показал, что, действительно, речь тогда шла о возможном замещении «папиного места». Это позволяет вписать события 1589 года, к которым Борис Годунов имел самое прямое отношение, в более широкий контекст истории православия на Востоке: «…учреждение патриаршества в Москве отнюдь не сводится к повышению иерархического ранга московской кафедры: глава русской церкви не просто стал именоваться „патриархом“, он вошел в число „вселенских“ (первопрестольных) патриархов, возглавляющих Вселенскую Церковь, и тем самым принципиально изменил свой статус»[301].

Избрание патриарха Иова и новых митрополитов русской церкви произошло 23 января. Еще несколько дней спустя, в воскресенье 26 января 1589 года, была проведена церемония поставления Иова на патриаршество в Успенском соборе Московского кремля. В эти дни отчетливо видно, что Борис Годунов уже признан первым советником царя Федора Ивановича. Его имя названо среди первых бояр, пришедших поздравить патриарха Иова с избранием, следом за князем Федором Ивановичем Мстиславским, князем Федором Михайловичем Трубецким и Дмитрием Ивановичем Годуновым. Рядом были и другие бояре Годуновы — Степан, Григорий и Иван Васильевичи[302].

Церемония поставления патриарха Иова, как и при возведении в сан митрополитов, сопровождалась «шествием на осляти», символизировавшим въезд Христа в Иерусалим. Такой объезд Москвы был совершен после приема патриархов Иеремии и Иова в Золотой палате Кремля, где Борис Годунов, как всегда, находился рядом с царем Федором Ивановичем. Патриарх Иов, по сохранившемуся описанию, выехал «на осляти» через Фроловские ворота и проехал «около града» для «молитвы и благословения». Когда он вернулся в Кремль, к Красному крыльцу, то здесь его встретили сошедшие с лестницы Грановитой палаты Борис Годунов и другие бояре, дворяне и приказные люди. В самый первый раз перед патриархом шли окольничий Петр Семенович Лобанов-Ростовский и патриарший боярин Андрей Васильевич Плещеев. Вероятно, это был один из немногих пунктов церемонии, в котором Борис Годунов просчитался и не поставил себя на первое место. Само по себе шествие новоизбранного, первого в московской истории патриарха через Кремль и Китай-город было ярким и незабываемым. Специально спешившись на Фроловском мосту, патриарх обращался к народу с молением. На следующий день окольничему князю Петру Семеновичу Лобанову досталось только звать патриархов к царскому столу в Золотой палате и ответно участвовать в патриаршем праздничном столе вместе с боярами Степаном и Иваном Васильевичами Годуновыми. 28 января, во вторник, состоялось новое шествие патриарха Иова на «осляти», подаренном ему патриархом Иеремией. Московский патриарх должен был повторить церемонию «около града большого нового каменнаго Царя-града» (речь идет о недавно возведенных или даже еще продолжавшихся строиться стенах и башнях Белого города). Борис Годунов быстро сумел поправить положение. От патриаршего двора, через Фроловские ворота, от «Неглиненских ворот» и до Тверской улицы он шел впереди патриарха, вместе с патриаршим боярином Андреем Васильевичем Плещеевым. Потом, от Тверских ворот, когда Годунова срочно позвали обратно во дворец, «в его место» по приказу царя продолжил церемонию окольничий князь Петр Семенович Лобанов-Ростовский[303]. Все это можно было бы посчитать не заслуживающим особого внимания эпизодом. Если бы не одно обстоятельство: в обряде шествия патриарха «на осляти» (точнее на заменявшей ее лошади) на Вербное воскресенье обычно впереди патриарха шли сами цари или первые бояре, возглавлявшие Боярскую думу!

Оставалось добиться соборного утверждения решения об учреждении патриаршества в Москве. И такие грамоты с подписями вселенских патриархов вскоре были получены[304]. Новая эпоха русской церкви началась. Москва унаследовала славу Третьего Рима, и это было связано с именем Бориса Годунова.

Глава 3 Новый «Донской»

1 сентября 1591 года начинался 7100-й год от Сотворения мира. Незадолго до того в Угличе погиб царевич Дмитрий. Что изменилось для Бориса Годунова, а что изменил он сам? Кажущиеся вполне закономерными вопросы не более чем логическая ловушка для тех, кто убежден в причастности Годунова к угличской драме. А если допустить, что официальная версия о нечаянной смерти царевича Дмитрия справедлива? Как и многие в Московском государстве, Борис Годунов быстро забыл о несчастном мальчике и его родственниках Нагих, сосланных в ссылку и отдаленные монастыри. Незадолго перед этим в семье Годуновых произошло другое событие, гораздо более важное для царского ближнего боярина. Около 1589/90 года у него родился сын и наследник Федор, впоследствии в течение нескольких недель царствовавший после отца. Именно с ним Годунов связывал продолжение своего рода, ему должен был передать в наследство свою власть. Вот только какую? Шла ли речь о первенствующем положении в Боярской думе или Борис Годунов уже подумывал о царском престоле? Но тогда на его пути стояли не только царевич Дмитрий, но и племянница Феодосия, наконец-то появившаяся на свет в семье царя Федора Ивановича и царицы Ирины Годуновой в мае 1592 года. Правда, девочка прожила недолго и умерла уже в январе 1594-го. Враги Годунова готовы приписать его проискам также и раннюю смерть царевны. Но это было бы слишком даже для отъявленного злодея. Справедливо лишь то, что династическая проблема стала в 1590-х годах одной из главных. В итоге именно она открыла Годунову путь к царской власти, но он не успеет сделать так, чтобы сын продолжил его царствование. Начнется Смута, уничтожившая годуновскую династию, и в этом свете все деяния Бориса Годунова предстают тщетными. Однако предугадать трагический финал было невозможно. Напротив, каждый новый шаг Годунова свидетельствовал о его исключительном положении при царе Федоре Ивановиче.