Алексей Гусев - Юность, опаленная войной

• Название: Юность, опаленная войной
• Автор: Алексей Гусев
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Всей стране известны имена героев-молодогвардейцев: Олега Кошевого, Сергея Тюленина, Ульяны Громовой, Вани Земнухова, Любови Шевцовой. Членом «Молодой гвардии» была и славная дочь белорусского народа Нина Старцева. О ней и рассказывается в повести «Девушка из Белоруссии — героиня «Молодой гвардии». Повесть «О чем шумят березы» знакомит нас с мужественной борьбой подпольщиков Тарасово-Ратомской патриотической группы против немецко-фашистских захватчиков.

---

В один из ближайших дней своими мыслями Филипп Федорович поделился с бывшим счетоводом колхоза «Красный пахарь» Д. А. Жизневским, дом которого находился рядом с колхозной канцелярией. В эти тяжелые для Родины дни все члены семьи Демьяна Алексеевича проявили себя настоящими советскими патриотами. Его жена Мария Мартыновна ежедневно в огромных чугунах варила суп, картошку. Приготовленную за день еду с наступлением темноты она вместе с мужем скрытно доставляла раненым. Их дочери — Галя, Вера, Леля — были надежными помощниками Кургаева и Саблера. После встречи с Жизневским Филипп Федорович получил записку:

«Сегодня в 23.00 встреча у колхозной бани. Демьян».

Весь день Филипп Федорович только и думал о полученной записке. Он надеялся, что Жизневский поможет ему связаться с местными патриотами, достать все необходимое для лечения раненых. За полчаса до назначенной встречи Филипп Федорович тихо вышел на высокое крыльцо канцелярии. Немецкий часовой, насвистывая что-то себе под нос, ходил у комендатуры. Дождавшись, когда тот направился к дальнему углу охраняемого дома, Филипп Федорович бесшумно спустился с крыльца и нырнул в кусты разросшейся сирени. Через несколько минут он был на условленном месте встречи.

От бревенчатой колхозной бани ему навстречу отделилась фигурка девушки. Это была молоденькая учительница Евгения Ефимовна Ильченко, которую в Тарасове звали просто Женя.

— Вы? — удивленно приглушенным голосом проговорил Филипп, узнав в ней свою помощницу.

— Да, доктор. Нам надо торопиться! Нас ждут.

Не оборачиваясь, она стала проворно пробираться по высокой траве к ручью. Филипп Федорович еле успевал за ней. У ручья Женя остановилась.

— Что случилось? — чуть слышно спросил Кургаев.

— Нам здесь не перейти! Кто-то сбросил кладку. Придется взять чуть правее.

Ручей с заболоченными краями сам по себе был неширок, но глубок. Он никогда не пересыхал даже в разгар самого засушливого лета. Утопая по пояс в густой и мокрой траве, они двигались в тумане, как призраки. Вскоре у развесистой вербы показались сляги березовой кладки. Слегка балансируя, Женя и врач благополучно перебрались на противоположную сторону.

— Теперь нам надо подняться к школе. Вон к тому зданию, — полушепотом объяснила Женя, указывая на высившийся в темноте силуэт продолговатого здания на пригорке. К школе подошли со стороны ручья. Плотно прижимаясь к бревенчатой стене, Женя постучала в боковое окно у крыльца.

Ответа долго ждать не пришлось. Вскоре послышался скрип двери. На крыльце показалась фигура директора школы Павла Моисеевича Бортника.

— Это мы, — прошептала Женя.

— Наконец-то! Проходите.

Все трое вошли в квартиру. Из-за дощатой перегородки показалась хозяйка. В руках у нее был чугунок с дымящейся картошкой.

— Прошу за стол. Не стесняйтесь, — просто, по-домашнему пригласила Стефанида Ивановна ночного гостя. Филипп Федорович сел на широкую, продолговатую скамью. От быстрой ходьбы, ежедневного недоедания у него кружилась голова.

— Кушайте, пожалуйста! — предложила гостеприимная хозяйка.

Тем временем, пока Филипп Федорович ел картошку, Женя и Павел Моисеевич через откидную крышку в полу спустились в глубокий и просторный подвал, где у включенного радиоприемника их ждал председатель колхоза «Красный пахарь» В. И. Лошицкий.

— Как добрались? — спросил Женю Виктор Иванович.

— Хорошо. Доктор ужинает у Стефаниды Ивановны.

В радиоприемнике после шума и коротких частых сигналов раздался голос московского диктора:

«Внимание, говорит Москва! Передаем сводку Совинформбюро. Сегодня советские войска после упорных и кровопролитных боев оставили…»

Далее перечислялись оставленные города.

— Да, невеселые дела! — сокрушенно произнес Бортник после прослушанной очередной сводки.

— Это война, брат! А здесь тоже бывает по-разному. Француз в 1812 году до самой Москвы допер. А что из этого получилось? Дали ему от ворот поворот. Успехи в первые дни войны — это еще не победа, — старался смягчить нерадостное сообщение московского радио Лошицкий. — Ты лучше скажи, как помочь раненым?

— Виктор Иванович, а что слышно о ратомской аптеке? — спросила Женя.

— Пока закрыта. Когда откроется — не знаю.

В подвал спустился доктор.

— Здравствуйте, — тихо поздоровался Филипп Федорович и, слегка кивнув головой в сторону радиоприемника, спросил: — Что нового?

— Отходим… Отходим на заранее подготовленные позиции… Бои за Оршу, — тяжело вздохнув, грустно сообщил Лошицкий. — Доктор, а как у вас обстоят дела?

— Раненых много. Умирают почти каждый день. На сегодня почти нет медикаментов и перевязочного материала. Как воздух, нужна ваша помощь.

— Да, положение сложное, но не катастрофическое, — оптимистически произнес Виктор Иванович. — Поможем, хоть это будет и не так просто. Для этого и собрались…

* * *

План поездки Кургаева в Минск с тяжелораненым Мамедом Юсуфовым был продуман совместно с Виктором Ивановичем Лошицким и Демьяном Алексеевичем Жизневским. На подготовку ушло два дня, хотя дорог был каждый час… В условиях оккупации нужно было продумать все до мелочей. Каждый неверный шаг мог стать последним.

Для выяснения обстановки в город сначала была направлена Женя Ильченко. После ее возвращения стало ясно, что все дороги, ведущие в Минск, перекрыты. В город можно было попасть только по специальным немецким пропускам с предъявлением паспорта с местной пропиской. Жизнь в городе была парализована. Улицы, площади — не узнать, все в руинах. В 1-й городской больнице (ныне 3-я клиническая городская больница имени Героя Советского Союза Е. В. Клумова) стало работать хирургическое отделение. Это сообщение Жени всех обрадовало, в особенности же военврача. Для поездки Кургаева с Мамедом в Минск В. И. Лошицкому через своих друзей в Ратомке удалось достать аусвайсы (немецкие пропуска).

До мельчайших деталей был продуман и момент самого отъезда из Тарасова, так как всем было известно, что под угрозой расстрела раненым покидать канцелярию не разрешалось.

После окончания комендантского часа сестры Жизневские, Вера и Леонида, взяв ведра, вышли из дома. Смеясь и рассказывая что-то веселое друг другу, они направились в сторону часового. Увидев веселых миловидных девушек, оккупант заулыбался. Отвлечь внимание гитлеровца на себя и было их задачей. В тот момент, когда Вера и Леонида, кокетничая с часовым, что-то пытались объяснить ему, Саблер на руках вынес Мамеда из канцелярии и спустился в лощину. Здесь раненого положили на специально подготовленную подводу. Кургаев заботливо укрыл его домашним стеганым одеялом. Демьян Алексеевич Жизневский, взяв лошадь под уздцы, быстро пересек тарасовскую лощину. Миновав заболоченный луг и ручей, поднялись по косогору вверх и благополучно выехали на Раковское шоссе. Несмотря на ранний час, по дороге тянулись беженцы. Слева и справа от дороги стояла дозревающая рожь, во многих местах перепаханная гусеницами гитлеровских танков. Среди уцелевших колосьев, под легким дуновением ветра, нет-нет да и проглядывали чудом уцелевшие мирные васильки. Шоссейная дорога была изрыта воронками бомб и снарядов. Чтобы избежать тряски, повозка с раненым ехала медленно, объезжая ухабы и неровности. В кюветах валялись разбитые и сожженные гитлеровские автомашины, бронетранспортеры, танки. Кое-где были видны неубранные трупы изуродованных людей и вздутые от жары туши убитых лошадей и коров. У городского кладбища Кальвария движение по дороге заметно замедлилось. Кургаев, спрыгнув с телеги и легко перескочив через придорожную канаву, ускоренным шагом прошелся вперед. В своих догадках он не ошибся. Подтверждался рассказ Жени. В метрах ста от их повозки стоял контрольный пост. Желавшие попасть в город разворачивали свои паспорта и аусвайсы.

— Проверка документов! — возвратившись, предупредил Кургаев Демьяна Алексеевича.

Когда повозка с раненым поравнялась с контрольным постом, долговязый, с прыщеватым лицом гитлеровец сквозь зубы процедил:

— Документы!

Повертев в руках предъявленные Жизневским и Кургаевым пропуска с паспортами, гитлеровец подозрительно взглянул на повозку.

— Зять, — объяснил Жизневский. — Понимаешь? Муж моей дочери! Ранен! Пах! Пах! Пах! — голосом и руками изобразил Жизневский налет гитлеровской авиации на деревню Тарасово. — Везем в город к доктору!

Гитлеровец непонимающе смотрел на Жизневского. Потом внимательно осмотрел повозку и даже рукой пошарил в соломенной подстилке. Не найдя ничего подозрительного, он наконец-то подал нужный знак. Повозка снова неторопливо загремела по разбитому булыжнику. Когда отъехали от гитлеровского контрольного поста, Кургаев и Жизневский облегченно вздохнули.