Филип Шафф - История Христианской Церкви Tом III Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

• Название: История Христианской Церкви Tом III Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.
• Автор: Филип Шафф
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978–5-7454–1021–5

Правление Константина Великого знаменуется переходом христианской религии от гонений со стороны светского правительства к союзу с последним. Греко–римское язычество, самая развитая и мощная система идолопоклонства, известная истории, после трехсот лет борьбы уступает христианству и умирает от неизлечимой болезни, признавая: «Ты победил, Галилеянин!» Правитель цивилизованного мира кладет свою корону к ногам распятого Иисуса из Назарета. Преемник Нерона, Домициана и Диоклетиана появляется в императорском пурпуре на Никейском соборе как защитник церкви и занимает свой позолоченный трон по кивку епископов, на которых видны еще шрамы от гонений. Презираемая секта, которой, как ее Основателю в дни Его уничижения, негде было преклонить голову, восходит к высшей государственной власти, начинает пользоваться прерогативами языческого жречества, становится богатой и могущественной, строит из камней языческих храмов бесчисленное множество церквей в честь Христа и мучеников, использует мудрость Греции и Рима, чтобы оправдать безумие креста, формирует гражданские законы, управляет национальной жизнью и историей мира. Но в то же время церковь, вобравшая в себя большинство населения империи, от кесаря до последнего раба, и оказавшаяся в окружении всех имперских учреждений и установлений, переняла и массу чуждого ей материала, мирского и языческого, подвергла себя новым опасностям, обрекла себя на новые и тяжкие труды.

---

Стоит упомянуть, что два величайших отца церкви, как мы уже отмечали, в принципе отдавали предпочтение системе добровольных пожертвований на церковь и служение, которая преобладала в доникейскую эпоху и была восстановлена в наше время в Соединенных Штатах. Златоуст, без сомнения, понимал, что в существующих обстоятельствах нужды церкви не могли удовлетворяться в полной мере другими способами, но явно выступал против накопления церковью богатств и говорил своим слушателям в Антиохии: «Сокровище церкви должно быть со всеми вами, и только по вашему жестокосердию ей требуется владеть земной собственностью, заниматься домами и землями. Вы совершаете мало добрых дел, и поэтому служители Божьи должны отвлекаться на тысячу вещей, чуждых их служению. В дни апостолов люди также могли отдавать им дома и земли; почему же они предпочитали продавать дома и земли и отдавать вырученные средства? Потому что это, без сомнения, был наилучший способ. Ваши отцы предпочли бы, чтобы вы отдавали на благотворительность часть своего дохода, но боялись, что из‑за вашей жадности бедняки останутся голодными; отсюда нынешний порядок вещей»[157]. Августин хотел, чтобы жители Гиппона забрали церковное имущество назад и поддерживали священников и бедных за счет добровольных даров[158].

§16. Полномочия и ходатайство епископов

4. Мы переходим к вопросу о сфере епископских полномочий, которые также сформировались во времена Константина.

По образцу иудейской синагоги и в соответствии с увещеваниями апостола Павла[159], христиане с самого начала привыкли улаживать свои споры внутри церкви, а не обращаться с ними в языческие суды, но до времен Константина весомость решения, принятого епископом, зависела от добровольного подчинения спорящих сторон. Теперь это решение стало обладать юридической силой, и, если проблема касалась духовной сферы, оно не могло быть обжаловано в светском суде. Сам Константин уже в 314 г. запретил подобную апелляцию в деле донатистов, сделав такое важное заявление: «Суд священников должен восприниматься как суд Самого Христа»[160]. Даже приговор об отлучении от церкви не подлежал обжалованию; Юстиниан дозволял апеллировать только к суду митрополита, но не к гражданскому суду. Несколько соборов, например Халкидонский в 451 г., дошли до того, что угрожали смещением с должности священникам, которые избегают епископского суда или после него апеллируют к суду гражданскому. Иногда епископы прибегали к помощи государства, если обвиняемый не соглашался с приговором церкви. Юстиниан I распространил сферу полномочий епископов и на монастыри. Позже Гераклий (628) вверил суду епископов даже решение уголовных дел, в которых были замешаны священники, тем самым сделав иерархию совершенно неподвластной светскому суду, хотя, конечно же, она не была освобождена от физических наказаний в случае совершения тяжкого преступления[161], так как высшей мерой церковной юрисдикции было смещение с должности и отлучение от церкви. Другой привилегией, которую даровал клиру Феодосии, был запрет на использование пыток по отношению к священникам, чтобы заставить их свидетельствовать перед гражданским судом.

Такое усиление власти и влияния епископов благотворно сказалось на отправлении правосудия в государстве и в целом способствовало интересам справедливости и гуманности, но оно способствовало и росту высокомерия епископов, начавших кичиться своей высокой должностью подобно светским сановникам, с которыми им теперь часто приходилось общаться. Златоуст жалуется, что «судебная часть служения епископа также сопряжена со множеством неприятностей, большими хлопотами и такими трудностями, каких не переносят и мирские судьи; нелегко найти правду; трудно и найденную сохранить неизвращенною. Здесь не только хлопоты и трудности, но бывает и опасность немалая»[162]. Августин, который мог лучше распорядиться своим временем, также считал эту часть своих официальных обязанностей бременем, которое он нес из любви к церкви[163]. Другие доверяли решение церковных споров подчиненным служителям или, как поступил епископ Троады Сильван, даже мирянину[164].

5. Еще одним преимуществом, которое стало следствием союза церкви с империей, стало право епископов на ходатайство.

Привилегия ходатайствовать перед светскими властями за преступников, заключенных и всякого рода несчастных принадлежала языческим жрецам, особенно весталкам, а теперь перешла к христианским служителям, прежде всего епископам, и стала неотъемлемой частью их должности. Около 460 г. некая церковь в Галлии возражала против рукоположения одного монаха в епископы, потому что он не привык взаимодействовать со светскими властями и, хотя и мог ходатайствовать перед Небесным Судьей за их души, не был пригоден для земного ходатайства за их тела. В особенности епископы считались защитниками вдов и сирот, им доверялось управление их собственностью. В 529 г. Юстиниан поручил им также надзор за тюрьмами, которые им приходилось посещать по средам и пятницам, в дни страстей Христовых.

Пользуясь этим правом ходатайства, как мы можем предположить, священники нередко мешали отправлению правосудия, но в бесчисленном количестве случаев, особенно во времена жестокости и деспотического произвола, они защищали интересы невиновных, действовали гуманно и милосердно. Иногда благодаря просьбам влиятельных епископов, обращенным к правителям и императорам, целые провинции освобождались от тяжких налогов и мести завоевателей. Так, Флавиан Антиохийский в 387 г. отвратил гнев Феодосия от восставших: несмотря на болезнь и преклонный возраст, он совершил путешествие в Константинополь к самому императору и с полным успехом, как посланник их общего Господа, напомнил ему слова Последнего: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный»[165].

6. С правом ходатайства тесно связано право церквей давать убежище.

В былые времена многие языческие храмы и жертвенники, за некоторым исключением, считались бесспорными местами убежища; христианские церкви унаследовали эти прерогативы. Этот обычай, с некоторыми предостережениями против злоупотребления им, был узаконен Феодосием II в 431 г., и плохое обращение с безоружным беглецом в любом месте церковного здания или даже просто на священной земле запрещалось под страхом смерти[166].

Таким образом рабы спасались от гнева хозяев, должники — от преследований неумолимых кредиторов, женщины и девушки — от распутников, побежденные мечом — от своих врагов, укрываясь в святых местах, пока епископ, пользуясь своим правом ходатая, не помогал им добиться правосудия или милости. Благотворность такого закона, основанного не просто на суеверии, но на благороднейших чувствах народа, очевидна, если мы вспомним о жестокостях переселения народов и частых междоусобных войнах[167].

§17. Официальное соблюдение воскресенья

7. Воскресенье и другие церковные праздники были объявлены праздничными днями официально.

На самом деле, государство не должно было и не могло заставлять кого‑либо соблюдать праздники, но, без сомнения, оно могло и должно было обеспечить соблюдение воскресного покоя, защитить христианскую субботу от осквернения и право христиан на ее подобающее соблюдение. В 321 г. Константин запретил судебные заседания и все светские работы в городах в «священный день солнца», как он называл воскресенье, возможно, имея в виду одновременно и бога солнца Аполлона, и Христа, истинного Сына истины, обращаясь к своим и языческим, и христианским подданным. Но производить работы на полях и виноградниках он разрешал, потому что часто это был самый благоприятный день для них[168], хотя можно было бы предположить, что именно сельские труженики больше всех нуждались в отдыхе. Вскоре после этого, в июне 321 г., он разрешил освобождать на воскресенье рабов от их обязанностей[169]; это было добровольным делом, весьма необычным, и вполне соответствовало дню воскресения и искупления. Согласно Евсевию, Константин также запрещал по воскресеньям все военные тренировки и велел соблюдать пятницу в воспоминание о смерти Христа[170].

Он зашел в своем рвении настолько далеко — из лучших побуждений, хотя и заблуждаясь, — что потребовал от всех своих воинов, даже язычников, обязательного соблюдения воскресенья; они должны были по сигналу произносить механически заученную молитву: «Тебя одного признаем мы Богом; Тебя признаем мы царем; к Тебе мы взываем о помощи; от Тебя мы получаем победы; через Тебя мы побеждали врагов. Тебя мы благодарим за полученные блага; от Тебя мы надеемся получить новое благо. Тебя мы все смиреннейше молим сохранить нашего Константина и его богобоязненных сыновей, чтобы они жили долго в здравии и победах»[171]. Хотя формулировка выдержана в общих, деистических тонах, ее обязательность явно свидетельствует о злоупотреблении гражданской властью, нарушении свободы совести и неизбежно ведет к лицемерию и пустому формализму.