Владимир Листов - Чекисты рассказывают. Книга 4-я

• Название: Чекисты рассказывают. Книга 4-я
• Автор: Владимир Листов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

Первые три книги «Чекисты рассказывают» были тепло встречены читателями. Новый сборник тематически как бы продолжает этот рассказ. На страницах книги рассказывается о борьбе с контрреволюцией в первые годы Советской власти, разоблачаются происки империалистических разведок, правдиво и ярко пишется об отваге и патриотическом мужестве советских людей.

Книга воспитывает у советских людей высокую политическую бдительность.

---

Минут через десять покинул парикмахерскую и Гай. В гостиницу он вернулся в половине двенадцатого.

Как всякий аккуратный человек, он вменил себе в правиле перед сном обязательно перебрать в памяти все события дня, отметить плюсы и минусы. А прошедший день был из ряда вон выходящим: он прямо с вагонных колес включился в дело. Потушив свет и закрыв глаза, Гай поминутно прокрутил минувшие сутки: от курения в вагоне рядом с эсэсовцем, — Гай в темноте даже потрогал себя за левое плечо, где утром лежала рука в черной перчатке, — до разговора с Фрицем. Не нарушил ли он правил конспирации? Не просмотрел ли какой-нибудь мелочи, которая позднее, когда этого совсем не ждешь, взорвется, как бомба замедленного действия? Как будто бы нет… Блокварт, по всей вероятности, успокоился на его счет… На встречу с Иштваном он вышел точно… Из парикмахерской исчез чисто…

Засыпая, он чувствовал, что губы его сами собой складываются в улыбку. Таким удачным получился этот день…

ГЛАВА 3 ДЕВУШКА ИЗ ВИТРИНЫ

Гансу и Альдоне было лет по двадцати пяти или семи. Ганс, немец из Праги, сухощавый, белокурый, уже заметно лысеющий молодой человек, с очками в золотой оправе на бледном лице, казался старше своих лет, вероятно, еще и потому, что хотел походить на Иштвана — был немногословен, хмур и рассудителен. Альдона всегда вышучивала его за это. Ганс работал в библиотеке — писал книгу по древнегерманской грамматике. Он окончил в Праге юридический факультет. Альдона, полноватая зеленоглазая брюнетка из Мемеля, отличалась живостью характера и отчаянной храбростью. Она работала медсестрой в частной клинике доктора Пауля. Ганс и Альдона по линии техники связи подчинялись Иштвану, а по линии оперативной работы — Гаю. И еще одно объединяло Ганса и Альдону: их отцы погибли от рук гитлеровцев.

Первая встреча с Гансом была у Гая короткой, они только показались друг другу, зато на следующий день им удалось поговорить как следует. Вспоминали Испанию…

Отправляясь в частное «Информационное агентство Шиммельпфенга», Гай по пути захватил Ганса и Альдону, с которой Иштван познакомил его неделей раньше.

Ганс и Альдона остались на улице рассматривать витрины, а Гай один вошел в контору. Сидевший в первой комнате чиновник показал ему кабинет Рубинштейна. Он вошел без доклада.

— Господин Рубинштейн?

— К вашим услугам. Но сейчас начинается обеденный перерыв, и я прошу…

Собственно, Гай именно на это и рассчитывал.

— Меня зовут Ганри Манинг, я импортировал немецкие ткани в Голландскую Индию… Не могу ли я попросить вас отобедать со мной?

Рубинштейн не возражал, и они отправились в ресторан «Кемпинский», считавшийся лучшим в деловом центре города.

Когда новоявленные знакомые уселись в уютном углу зала, Гай сказал:

— Политические события в вашей стране, господин Рубинштейн, конечно, грандиозны, но многим кредиторам они спутали все расчеты.

Господин Рубинштейн счел за благо промолчать и только кисло улыбнулся.

— Но если говорить конкретно, я имею в виду Иосифа Лифшица в Хемнице, который прекратил оплату векселей фирмы «Немецкие текстильные фабрики».

— У него есть к тому веские основания: фирма перешла в другие руки. Новый владелец — господин Ганс Раушбергер.

— Он принял на себя обязательства господина Лифшица?

— Не знаю. Думаю, что нет, господин Манинг.

— Не могли бы вы уточнить этот вопрос, господин Рубинштейн?

— Новый владелец — лицо очень высокопоставленное, о таких людях мы справок не наводим и не даем.

— Вы советуете мне съездить в Хемниц и обратиться лично к нему?

— Я вам ничего не советую. Адрес господина Раушбергера мне не известен, а в Хемнице он не живет.

— Какой же смысл ему жить вдали от фабрик?

— Может быть, смысл в том, что господин Раушбергер недавно женился.

— Кто его жена?

— Нет, господин Манинг, я не смею касаться личной жизни этого высокопоставленного лица. И почему меня должна интересовать какая-то там итальянка?!

При последних словах Гай чуть не хлопнул собеседника по плечу. Ай да Рубинштейн! Ничего не знает, советов не дает, справок не наводит…

— Да, печально все это, господин Рубинштейн… Коммерческие дела не должны страдать от чьих-то честолюбивых или матримониальных устремлений.

В ответ Рубинштейн только посмотрел на него хитро из-под своих свисавших на глаза густых бровей, придававших его лицу выражение неизбывной печали.

Обед был вкусный, вина хороши. Гай попросил принести сигары, и Рубинштейн не отказался покурить, хотя по неумелости в обращении с сигарой было видно, что он некурящий. Может быть, именно это обстоятельство сделало его более разговорчивым: пожилой человек, пускающий дым ради баловства, невольно молодеет и, стало быть, обретает некоторое легкомыслие.

— Не хочу сыпать соль на раны, но не могу удержаться от вопроса… — дружеским тоном начал Гай.

— Пожалуйста, — сказал Рубинштейн, и это прозвучало, как «Чего уж там, валяйте!». Он еще ворчал, но тон заметно изменился.

— Для вас настали трудные времена?

— Что касается старика Шиммельпфенга, то вы несколько запоздали с соболезнованиями. Его вместе со всей семьей арестовали полгода назад. Директор фирмы теперь я.

— Но ведь вы тоже?..

— Да, да… Но… видите стальной шлем у меня в петлице? Я фронтовик, два раза ранен. Это имеет большое значение.

— Но не настолько большое, чтобы вы осмелились дать мне маленький совет?

Господин Рубинштейн отставил подальше от себя дымящуюся сигару и заговорил сердито:

— Такие штучки еще действовали на меня, когда я торговал средством для увеличения бюста, а хотел торговать машинками для стрижки травы на газонах. Поэтому не затрудняйтесь. — Он победительно посмотрел на Гая и продолжал: — На той неделе гестаповцы забрали у нас весь архив. Теперь он в подвале нашего дома, только вход не с Ляйпцигерштрассе, а с Фридрихштрассе. Там раньше размещались архивы давно ликвидировавшегося оптового склада. Все лежит на полках в полном порядке. Дело Лифшица — десятое или одиннадцатое в стопке под литерой «Л». Я сам укладывал папки.

Гай внял совету Рубинштейна «не затрудняться».

— А не можете вы взять это дело хотя бы на час?

— Решительно нет. Кто меня тогда будет спасать? Шлем в петлице?.. Но прежде всего, я — честный человек.

— О, разумеется!

Глядя в сторону, Рубинштейн сказал ворчливо:

— Если бы вы имели гестаповский жетон… Но такие жетоны стоят дорого, очень дорого, господин Манинг…

— Такова жизнь: все хорошее всегда стоит дорого…

Гай достал из кармана бумажник.

— Нет, нет, не здесь, — спокойно осадил его Рубинштейн.

В тот же день Гай осуществил еще два важных дела.

В главной городской больнице, учрежденной, вероятно, еще во времена Фридриха Великого и носящей с тех пор французское название «Шарите», он договорился о практике — администрация ничего не имела против того, чтобы голландец изучал больничный бюджет и доискивался, каким образом можно при минимальном кредите добиваться максимальных лечебных результатов.

Потом он снял помещение для своей конторы и квартиры. Состоятельному дельцу полагалось это сделать.

Красных бумажек с черными буквами «Zu mieten» — «Сдается» на окнах и парадных дверях было много на всех улицах, по которым он ходил. Ему приглянулись две комнаты во втором этаже облицованного гранитом старого дома на Уландштрассе. Одна комната служила спальней, в другой стоял письменный стол, два мягких стула и книжный шкаф. Ему большего и не требовалось. Телефон имелся.

Хозяйке, очень вежливой немке лет пятидесяти пяти, прилично говорившей по-английски, он объяснил, что сидеть в своей конторе с утра до ночи не собирается и вообще жить по расписанию не умеет. Она была тем более довольна, что плату он отдал за три месяца вперед.

Модную машину последнего выпуска — шоколадный «хорьх» — он взял напрокат и сразу заплатил за год.

Блокварт Литке, когда Гай при встрече мимоходом обмолвился, что нашел постоянную квартиру, тоже остался доволен — меньше ответственности.

…Через две недели Рубинштейн передал Гаю жетон гестапо. За это время Ганс купил эсэсовское обмундирование, Альдона подогнала форму по его фигуре. Для Гая были куплены сапоги и черное кожаное пальто, в каких ходило эсэсовское начальство.

Поздним весенним вечером из темного подъезда большого углового дома на Фридрихштрассе вышла, дымя дешевой сигаретой, Альдона. Вскоре ее обогнал Гай с портфелем в руках и в сопровождении эсэсовца с лакированной кобурой на поясе. Они подошли к запертой двери, ведущей в подвал, и Гай крикнул в слуховую трубку возникшему за зеркальным дверным стеклом старенькому вахтеру: