Брайан Глэнвилл - Вратари — не такие как все

• Название: Вратари — не такие как все
• Автор: Брайан Глэнвилл
• Издательство: еженедельник "Футбол"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994

Вашему вниманию предлагается один из трех посвященных футболу романов Брайана Глэнвилла — «Вратари — не такие, как все» (1971). Его герой — юный голкипер Ронни Блейк — персонаж вымышленный, как и все его товарищи по клубу, да и сам клуб — «Боро Юнайтед». Но соперники «Боро» по чемпионату и Кубку Англии — реальные команды и игроки, среди которых читатели встретят хорошо, знакомых Чарльтона и Беста, Бенкса и Гривса и многих, многих других. Тем, кто помнит славные времена английского футбола, эта книга навеет немало приятных воспоминаний, болельщики молодого поколения откроют для себя много нового. Многие, возможно, по-иному взглянут на, казалось бы, хорошо знакомый британский футбол.

---

— Ну, каково быть звездой первого дивизиона в семнадцать лет, Ронни?

Что бы вы ответили на такой вопрос? Я уставился на него с таким видом, будто меня огрели чем-то по голове.

— Нормально, — ответил я, а он усмехнулся и сказал:

— Не сомневаюсь. Если бы несколько недель назад кто-нибудь сказал тебе, что ты будешь играть в первой команде и не пропустишь ни одного гола в четырех матчах, поверил бы ты ему?

— Нет, — ответил я, — не поверил бы. — А что я должен был сказать?

Потом он спросил, как я себя чувствовал, когда мяч дважды выбивали с линии ворот, и я сказал, что вздохнул с облегчением. Думал ли я, что будет гол? Да. Согласен ли я с боссом, который сказал, что у меня идеальный темперамент для вратаря? Не знаю; я бы, наверное, выглядел полным придурком, если бы сказал «да».

В раздевалку я вернулся весь в поту, хотя на улице было довольно прохладно. Томи Дугалл спросил:

— Ну, как?

— Не надо, — сказал я, — мне уже хватило его вопросов.

— Он дал тебе почувствовать себя собачкой в цирке, которая проделывает разные трюки и стоит на задних лапках в ожидании куска сахара?

— Да, пожалуй, — ответил я.

— Когда-нибудь, — сказал Томми, — я спрошу у него, а как он себя чувствует, задавая все эти дурацкие вопросы, скалясь в камеру, как кинозвезда. Не обращай внимания. Ронни, ты получишь свой сахар. Тебе дадут пятнадцать монет.

— Да уж, — сказал я, — зато я могу назвать тебе по крайней мере одного человека, который не будет смотреть ящик сегодня вечером.

— Да ладно! — подначил Гарри Джексон. — Как только начнется, ты глаз не сможешь отвести.

Я действительно посмотрел все — просто потому, что смотрели все домашние. Я собирался пойти погулять с девчонкой, но когда пришел домой, там все были возбуждены; они только что услышали, что будут показывать «Боро» — «Бернли», и я не мог разочаровать их, тем более, зная, что будет мое интервью, каким бы придурком я в нем ни выглядел. Мама сказала: «Позвони ей, пусть придет и посмотрит с нами», но я не хотел этого, мне было неудобно приводить девчонку домой, и поэтому я просто позвонил и извинился, сказав, что получил травму. В этом плюс нашей профессии, когда тебе не хочется чего-нибудь делать в субботу вечером. Хотя мне-то как раз еще как хотелось. Но, конечно, я не стал ей говорить, что меня покажут по ящику.

На этот раз было не так непривычно видеть себя со стороны, я уже не ловил себя на мысли: кто это, неужели я? Значит, вот как я, оказывается, выгляжу! Большой, черный, угрюмого вида парень. Потом я начал понимать, что из этого можно извлечь пользу, особенно в тех двух моментах, когда меня переиграли. Я смог разобраться, что же сделал неправильно. В первом случае у меня было немного шансов. Этот здоровенный Стив Киндон прошел по левому краю до самой линии и откинул мяч назад под удар Флетчеру. Но в другой раз, позже, когда чуть не забил Дэйв Томас, я понял, что надо было быстрее выходить из ворот. Я слишком долго решал, пойдет он а центр или нет.

Потом показали интервью, и, честно говоря, оно было ужасным. И хуже всего то, что вся семья ловила каждое мое слово. Старик, тот вообще имел такой вид, словно только что раскрыл коробку с рождественскими подарками. Я же видел на экране тупую скотину, отвечающую на вопросы так, словно она понять не могла, о чем идет речь. А если так думал я, зная, как все было на самом деле, то что же могли подумать остальные?

Когда все закончилось, папа повернулся ко мне и сказал: «Что ж, по-моему, ты молодец, сынок. Это были не простые вопросы. Скажи что-нибудь не так, и все заклюют тебя. Будут называть умником». Что ж, можно было посмотреть на это и с такой стороны: я почувствовал себя немного лучше. Сестра сказала, что Руперт Винсент довольно приятный с виду, это было в ее духе, а мама спросила, нервничал ли я. «Да, — ответил я, — очень», но она сказала, что это было совсем незаметно, и ее слова удивили меня, потому что, на мой взгляд, я выглядел испуганным до смерти.

В понедельник по дороге в Снэйрсбрук я поделился своими мыслями с Билли — с ним всегда можно было поговорить, — и он сказал: «Что ж, игра изменилась, правда? Телевидение и все такое. В мои времена этого не было. Теперь футбол напоминает шоу-бизнес, и ты должен с этим смириться. Думаю, это нормально, если тебе платят».

Вокруг меня все завертелось — такого уж я никак не ожидал. Этой газете нужно одно, этому журналу — другое. Иногда они платили мне, иногда нет, но ребята всегда старались помочь и говорили, сколько я должен просить. Но сам я просить не мог — стеснялся, и только если они сами заводили разговор и спрашивали, сколько, я отвечал «двадцать пять» или еще сколько-нибудь, как советовали ребята. Я бормотал, надеясь, что они не начнут торговаться, но к счастью, они никогда не начинали.

На той неделе я сходил с Гарри Джексоном в принадлежавший его приятелю магазин на Черинг Кросс Роуд и купил себе дубленку. Он оказался отличным парнем, скостил мне десятку, но все равно я заплатил немало — сорок пять. Я бы никогда в жизни не потратил столько на полушубок, но человек пять-шесть из наших имели такие, и Гарри уверял, что это отличная цена. Артур Прескотт сказал: «Не слушай его. Рон, он получает комиссионные», но сам купил себе точно такой же.

Я надел обновку — по-моему, было здорово: тепло, да и смотрелось неплохо. Продавец — он болел за «Боро» — сказал: «Жаль, что ты не можешь надевать ее в воротах». «Точно», — сказал я и подумал о тех промозглых днях, особенно когда тебе практически нечего делать и ты слоняешься в воротах по грязи; ноги мерзнут, пальцы немеют. Я пощупал кожу, она была толстой и плотной, и вдруг я подумал о своем старике, расхаживавшем в синем форменном кителе в любую погоду.

Просто потрясающе, как нас обхаживали прилипалы. Они обеспечивали нас всем — едой, одеждой, развлечениями. Однажды пригласили в «Хилтон» на Парк Лейн на какой-то боксерский турнир. Все мы были одеты в вечерние костюмы и все такое.

Для меня «Хилтон» был, как заграница: то, что ты видишь, — а не увидеть этот небоскреб просто невозможно, — но где и в мыслях не держишь побывать. Но вот я был там: вошел в холл в своей дубленке, посреди всех этих солидных людей, с сигарами, и потрясающих девчонок в мехах и бриллиантах. Я взял смокинг напрокат, но ребята сказали, что мне следует обзавестись своим собственным. Надо сшить на заказ, объясняли они, это выйдет дешевле, к тому же есть один портной, болельщик «Боро», который сделает скидку. Временами мне казалось, что все вокруг — болельщики «Боро».

Все было немного странно. Мы расселись за столиками со всякими закусками — ребята в смокингах, разодетые в пух и прах девчонки, — а в середине зала был боксерский ринг. Кто-то встал и сказал: «Мы рады, что сегодня у нас в гостях футбольная команда «Боро Юнайтед», и мы поднялись, а все захлопали. А потом два парня вышли на ринг и принялись дубасить друг друга. Я всегда считал бокс какой-то ерундой, мы иногда баловались между собой — просто так, для смеха. Но здесь было забавно: бокс казался тут совершенно не к месту. Впрочем, так же, как и мы.

Признаться, я все больше это чувствовал, особенно дома. Словно живешь в двух мирах. У большинства ребят было по-другому: либо они были женаты и жили в своих домах, где-нибудь на Саутгейте, Вуд Грине или еще где, либо приехали из провинции и снимали комнаты. Были среди нас один-два парня из Лондона, как и я, — например, Артур, — но, по большому счету, мы и с ними находились в разных лодках.

Перед выходом мама помогла мне завязать галстук, сам я ни за что бы с этим не справился. Она сказала отцу: «Он выглядит превосходно, правда?», но по-моему, я смотрелся, как пришелец с другой планеты, и не мог дождаться момента, когда пора будет уходить. В «Хилтоне» мне было тоже неуютно, но по-другому. Надо сказать, что никто из наших, кажется, не обращал внимания на то, что давило на меня: все веселились и смеялись, хотя много не пили, потому что босс был с нами. Однажды он перехватил мой взгляд и сказал: «Ну как, неплохо, а? Лучше, чем стоять в очереди за бесплатным супом в Глазго!». И я подумал, что, возможно, когда-нибудь тоже привыкну к этому, как они.

На «Олд Траффорде», в своем пятом матче я пропустил первый гол. Забил его Джорджи Бест, так что мне не на что было жаловаться, — гол был сказочный. Когда мяч попал к нему, невозможно было представить, что у него что-то получится: мяч шел высоко, а он, стоя в центре штрафной в окружении трех защитников, да еще спиной к воротам, скинул его себе в ноги, и прежде чем я успел что-либо сообразить, развернулся и ударил левой. Я ничего не заметил, просто вытянул руку, а мяч просвистел мимо. Вот это гол! Для этого Парня не существовало законов природы.

Конечно, это должно было случиться перед «Стретфорд Эндом», откуда по обыкновению шел самый чудовищный шум, — видимо, судьба так распорядилась, чтобы я в полной мере ощутил, что значит пропустить гол. В особенности после того, как я не стал вынимать мяч из сетки (а я ни за что бы не стал этого делать). Тут уж зрители совсем озверели, словно их лишили самого лакомого блюда. «А ну, давай, иди за мячом, такой-растакой, — орали они, — у тебя что, паралич, что ли?». А потом, когда Артур выбил в поле мяч, начали издеваться: «Да он просто не верит, что был гол!». После того, как игра возобновилась, они начали петь, подражая «Копу»: «Рон пустил пенку, Рон пустил пенку, и-эй-эдди-о, Рон пустил пенку!». Затем в ход пошли монеты. Я услышал, как что-то шлепнулось в грязь у моих ног, и посмотрел вниз: новый двухпенсовик. Я поднял его и рассмотрел поближе — кто-то заточил край монеты. Нормально, подумал я.