Сергей Семанов - Брусилов

• Название: Брусилов
• Автор: Сергей Семанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Книга посвящена жизни и деятельности А. А. Брусилова, крупнейшего русского военачальника, с именем которого связана одна из блестящих операций первой мировой войны — «Брусиловский прорыв». Потомственный военный, прошедший путь от воспитанника Пажеского корпуса до верховного главнокомандующего, А. А. Брусилов становится видным советским военачальником. В книге широко использован исторический материал, документы первой мировой войны и предреволюционных лет. Книга рассчитана на массового читателя.

---

Человека с такими мыслями, высказанными в личном письме и потому не предназначенными для обнародования, трудно представить в роли диктатора, вооруженной рукой подавляющего народное движение. В воспоминаниях, однако, Брусилов несколько по-другому характеризует свое настроение в это время: «Я понимал, что, в сущности, война кончена для нас, ибо не было, безусловно, никаких средств заставить войска воевать. Это была химера, которою могли убаюкиваться люди вроде Керенского, Соколова и тому подобные профаны, но не я». Думается, что в письме брату Брусилов был искреннее, в мае 1917 года он все еще верил в какое-то чудо, в эту самую «химеру». Отметим, что предложение занять должность верховного главнокомандующего Брусилов, по его словам, принял только потому, что «решил во всяком случае оставаться в России и служить русскому народу». «Во всяком случае» — запомним это!

24 мая (7 июня) в Каменец-Подольске Брусилов прощался с сослуживцами. От имени чинов штаба его приветствовал Сухомлин, поднес Брусилову образ…

— Я по натуре человек независтливый, — отвечал Брусилов. — Но бывают моменты, когда завидуешь тем, которые обладают даром красноречия. Для меня теперь настал такой момент. Я хотел бы всех вас поблагодарить так, как я это чувствую, но, к сожалению, не в состоянии сделать это.

Он вспомнил и о 1915 годе, и о приеме фронта в марте 1916 года…

По-прежнему он страстно и искренне продолжал мечтать о победе над Германией. В первом своем приказе новый верховный главнокомандующий призывал войска сплотиться вокруг красного стяга с девизом «Свобода, равенство и братство» и ринуться на врага. «Я смело, без колебания, принимаю на себя этот тяжелый пост служения народу для выполнения поставленной народом цели: довести нашего врага до согласия заключить с нами и нашими союзниками мир, почетный для нас и справедливый для всех». Обратите внимание, читатель: «довести врага», не разгромить, не уничтожить — об этом Брусилов, видимо, уже не мыслил.

28 мая (10 июня) в Ставку на совещание приехал Керенский. Договорились о сроке наступления: 10(23) июня для Юго-Западного фронта и 15(28) июня для остальных. Брусилов выехал на фронт для знакомства с обстановкой и уже 2(15) июня телеграфировал Керенскому: «На Северном фронте впечатление пестрое, на Западном тоже, но несколько лучше. Предполагаю атаковать на Юго-Западном фронте 12(25) июня. Раньше невозможно. В общем, считаю, что есть шансы на успех, размер которого теперь невозможно определить. Сообразно назначенным числам легко распределить ваши разъезды». Затем наступление было перенесено еще на четыре дня: Керенский намеревался посетить войска, которым предстояло нанести главные удары, и провести там митинги. Предполагалось, что это поднимет боевой дух частей до необходимого уровня.

Впечатления Брусилова от посещения Северного и Западного фронтов были более чем «пестрыми»: положение здесь оказалось еще серьезнее, чем на Юго-Западном. К примеру, Брусилову вместе с недавно назначенным главнокомандующим Западного фронта А. И. Деникиным пришлось успокаивать солдат только что сформированной 2-й Кавказской гренадерской дивизии. Солдаты выгнали всех начальников и грозили убить того из них, кто вздумает возвратиться, на митинге было постановлено ни больше ни меньше как идти домой!

Без колебаний Брусилов дал знать в дивизию, что едет в ее расположение, взял с собой Деникина и отправился на автомобиле: он полагал, что солдаты верили ему. Дивизия встретила генерала достаточно организованно, солдаты собрались без оружия. На приветствие Брусилова ответили дружно и с интересом слушали дискуссию главковерха с представителями солдат. В конце концов Брусилову удалось уговорить солдат принять офицеров обратно, но наступать они категорически отказались.

Такие случаи были отнюдь не единичными, и от Брусилова требовалась немалая энергия при подготовке наступления. Эсеро-меньшевистские комитеты фронтов и армий стремились помочь командованию; без их участия вряд ли бы удалось понудить солдат к активным действиям. Любопытный эпизод произошел на Западном фронте.

Исполком Западного фронта 4(17) июня специально рассмотрел вопрос о приезде Брусилова на фронт и постановил: «Послать телеграмму на имя генерала Брусилова через штаб фронта о том, что есть вопросы, которые желательно было бы комитету обсудить в присутствии В. главнокомандующего». Дальнейшее нам известно из воспоминаний большевика И. Е. Любимова — члена Исполкома Западного фронта.

Брусилов и Деникин приехали на заседание Исполкома: «Маленький, тщедушный Брусилов — «типичный рубака». Говорил он непривычные слова о революции, о свободе, и вылетали они неуклюже, отрывочно, как дурное и непривычное командование эскадрону.

— Как смотрит комитет на положение, о чем считает нужным заявить? — спрашивает он.

— Вот командование не дает нам автомобилей, не оказывает содействия в работе, — как-то некстати заявил председательствовавший товарищ председателя Исполкома эсер Полянский…

Вдруг поднимается здоровенная солдафонская фигура генерала и, стуча кулаком по столу, заявляет:

— Какое вам содействие! Вы скажите сначала, как вы смотрите на наступление и отменили ли вы пораженческие резолюции?»

Это не выдержал Деникин. Действительно, Исполком принимал, правда, половинчатые резолюции об отношении к войне. Полянский поспешил зачесть новую резолюцию, и Деникин выразил свое удовлетворение ею. Гармония, казалось, была достигнута, но поведение Деникина обидело эсеровских руководителей Исполкома, один из них поднялся и обратился к Брусилову:

«— Мы здесь собрались с представителями военного командования по меньшей мере как равные с равными. Поведение генерала Деникина грубо и недопустимо, и я предлагаю ему вести себя на нашем собрании более корректно, иначе мы вынуждены будем покинуть заседание.

Брусилов извиняется за Деникина, говорит, что не стерпело его русское сердце. Деникин сидит с налитым кровью лицом и злобно блестящими глазами….»

Эсеровско-меньшевистские комитеты на фронте с каждым днем теряли свое влияние на солдат, и, напротив, большевики становились реальной силой повсеместно. В такой обстановке перспективы предстоящего наступления выглядели достаточно мрачно. Ознакомившись с рапортом Деникина о положении на Западном фронте 11(24) июня, Брусилов наложил резолюцию: «При таком настроении стоит ли подготовлять тут удар?»

И все же он торопился с наступлением. Но начало его пришлось перенести еще раз: во-первых, Керенский непременно хотел заручиться одобрительной резолюцией I Всероссийского съезда Советов, заседавшего в Петрограде, и, во-вторых, военный министр намеревался выехать на фронт, чтобы своим словом «воодушевить» войска перед наступлением. Промедление явно нервировало Брусилова; 11(24) июня он сообщал Керенскому: «Отложить представляется возможным только на два дня. Дальнейшее промедление может слишком вредно отразиться на успехе операции. Противник уже ясно чувствует подготовку с нашей стороны и на главных направлениях, дабы помешать нам, начинает огневые нападения, а на фронте одной из ударных армий после артиллерийской подготовки сам делает попытки небольшого наступления. Вероятно, подтягивает и резервы…»

Прошло еще два дня, а резолюции съезда все не было. 12 июня Брусилов по прямому проводу вызвал Керенского, настаивая на немедленном приезде. Начальник кабинета военного министра (Керенский был занят — в Таврическом дворце уговаривал делегатов съезда) успокаивал Брусилова: «Резолюция будет вынесена сегодня или завтра… К нам уже прибывало немало делегаций с фронта от частей… Все они уехали в общем удовлетворенные, но это показывает, что для верности приезд туда на место самого министра с резолюцией солдат и рабочих… совершенно необходим».

Только прикрываясь авторитетом съезда, могло Временное правительство погнать солдат в наступление. Поскольку эсеры и меньшевики располагали на съезде значительным большинством, им удалось добиться угодной резолюции. Располагая ею, Керенский выехал на фронт.

Уже тот факт, что такой вопрос, как начало стратегической операции, безусловно требующий строжайшей тайны, обсуждался громогласно с трибуны и в печати, решался голосованием, уже сам этот факт предвещал мало хорошего. Теперь же Керенский посещал участки ударных армий, произносил громовые речи на митингах, и места этих посещений усердно и точно отмечались на разведывательных картах германского генерального штаба. О внезапности удара и говорить не приходилось.

За истекшие с момента назначения на пост военного министра полтора месяца Керенский разработал целую систему «оздоровления» армии путем выпуска воззваний, приказов и поездок с агитационными речами — на них бывший адвокат больше всего рассчитывал, и вся его военная деятельность, в сущности, к ним и свелась. Во время таких поездок Керенский говорил перед солдатами только на одну тему — о необходимости наступать. Мотивировалась эта необходимость обычно желанием помочь союзникам, а кое-где Керенский призывал солдат идти вперед, на проволочные заграждения, еще и потому, что «там нас ждет земля и воля…». Вся буржуазная печать пела дифирамбы Керенскому, не жалея эпитетов для этого «героя».