Теодор Поуис - Притчи

• Название: Притчи
• Автор: Теодор Поуис
• Издательство: Коровакниги
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-902945-07-9

Аллегория, морализаторство, свифтовская сатира, попытка ответить на вечный вопрос, кто — Бог или сам человек — отвечает за причиненное миру зло, вписывание сверхъестественного в повседневную жизнь — все это присутствует в новеллах Поуиса в полной мере. «Притчи» считаются самым известным сборником его новелл. Герои — среди которых, кроме человека, животные и даже неодушевленные предметы — ведут нравоучительные и не лишенные юмора беседы о вере, природе греха, человеке, приходя подчас к совсем неутешительным для последнего выводам.

Девятнадцать рассказов сборника — девятнадцать маленьких моралите — преподают урок колкого, ироничного гуманизма: оказывается, можно учиться и у самого малого создания Божьего там, где человечности учит не человек, а самая обыкновенная блоха.

Перевод и вступительная статья Валерия Вотрина

---

— И почему? — спросил плевательница.

— Чтобы поскорее обречь себя на адские муки, — мрачновато ответила доска.

— И вправду странная причина для того, чтобы дозволить такую порочность, — заметила плевательница, — но что сейчас пришло мне в голову — я вспомнила, что Рози всегда с робостью смотрела на этого неприятного человека, но мать приказывала ей пойти к нему, и сквайр часто ловил ее и сажал себе на колени.

— Это невозможно, — передернувшись, сказала доска, — чтобы этот грязный, непристойный человек мог приблизиться к созданию настолько очаровательному, как наша Рози, ибо Господь — не отвратительный дьявол, а любящий отец, и Он не мог создать Рози только для того, чтобы ею грубо и физически воспользовался сквайр Бадден.

— Конечно, мы можем сказать, что это невозможно, — ответила плевательница. — Но для чего, позвольте мне спросить, создал Господь ее и меня?

— Я часто задумывалась, — сказала доска с глубоким вздохом, — что я сделала бы для нее. Я бы хотела, чтобы ею воспользовались хорошо, и каким бы ни было ее предназначение, оно не может быть для нее чересчур хорошим.

— Я бы дала ей крылья, — сказала плевательница, — чтобы она взлетела высоко в небо, чтобы наполнить там кружку солнечными лучами и дать отпить всякому на земле, кто захотел бы такого напитка. Или пускай бы у нее была сила превращать любой ком земли, на который она ступит, в золото…

Плевательница молчала, ибо прокричал петух в усадьбе сквайра Баддена, и в комнату вошел Коккерел, чтобы привести все в порядок. Первым делом он поставил плевательницу на пол.

В течение дня мистер Коккерел иногда входил в зал и подходил к доске, на которой уже не осталось чистого места. Мистер Коккерел хорошо понимал из этих значков, что ни один клиент не заплатил ему за прошедшую ночь ни гроша. Кроме того, почти месяц прошел с того дня, когда сквайр Бадден одним вечером покинул кабачок в раздражении, потому что Рози ускользнула от него, когда он хотел затащить ее в темный проход у погреба.

Мистер Коккерел посмотрел на доску и понял, что ему надлежит сделать.

Когда вечером в баре собралась всегдашняя компания, в надежде получить выпивку задаром, хозяин уведомил всех, что ни одна кружка не будет наполнена, пока доска не станет чистой.

Лицо каждого должника вытянулось при таком неприятном известии, а у Джона Батта вырвались разные невежливые слова о кабаке. До этого момента мистера Коккерела превозносили и расхваливали, и неудивительно, ибо благодаря тому удовольствию, с каким он наносил на доску свои значки, определенно выказывая при этом великолепную ловкость в подсчетах, он всегда с легкостью списывал долги. Но сейчас, получив счет из пивоварни, он был вынужден потребовать деньги.

В кабачке воцарилось уныние, но на удачу в этот момент в помещение ввалился пьяненький сквайр Бадден, прямо с веселой вечеринки в городе.

Мистеру Баддену не нужно было долго осматриваться, чтобы понять причину уныния бедных выпивох и неприятности хозяина.

Сначала он громко расхохотался над тусклыми физиономиями, но когда веселье его улеглось, он увлек мистера Коккерела в уголок. Вскоре туда же была приглашена миссис Коккерел, и после некоторых сомнений с ее стороны кошелек сквайра был передан хозяину, чьи пальцы сомкнулись на нем.

Мистер Коккерел подошел к доске и стер с нее все значки.

Веселье вспыхнуло опять, и все пили бесплатно. Но как только кружки — на этот раз наполненные крепким напитком — опустели, и после словца, что шепнула им миссис Табита, все покинули кабачок и побрели домой по грязной дороге. В зале остались только Рози и миссис Табита.

Миссис Табита подошла к плевательнице.

— Вам нельзя, — произнесла Рози.

Миссис Табита зашептала ей что-то.

Отворилась дверь, и появился сквайр Бадден. Табита разразилась смехом. Рози, зная, что вот-вот произойдет нечто ужасное, забилась в угол.

Мистер Бадден поймал ее. Никто не пришел ей на помощь: дом был пуст. Коккерел с женой вышли во двор прирезать пару старых кур. Табита вышла с ними.

Рози не сопротивлялась; она была слишком напугана.

Покончив с ней, сквайр Бадден, шатаясь, подошел к плевательнице и сплюнул в нее.

Слепая курица и земляной червь

Жила как-то в Мэддере курица, имевшая несчастье попасться на глаза жестокому мальчишке, который подбил ее камнем, когда она искала червей. Удар оглушил ее, и другие куры, воспользовавшись ее положением, набежали со всех сторон и с жадностью выклевали ей глаза.

Много часов пролежала бедная курица без чувств у пасторской изгороди. Наконец, она пришла в себя, но хоть жизнь к ней и вернулась, она чувствовала себя преданной и загубленной, и ничто не мешало ей умереть от голода. Теперь она не могла найти рассыпанное зерно или поклевать червей, выползавших ранним утром из земли.

Курица жила на помещичьей ферме, хотя небольшое поле, на котором находился птичник, лежало рядом с садом пастора и приходским домом, где жил сам мэддерский пастор.

Курица всегда отличалась величайшим уважением к своему хозяину и хозяйке. В любом споре с другими птицами она всегда принимала осмотрительно-консервативную позицию, утверждая, что человек в лице ее хозяина — глава и венец природы, величайший владыка всего — после Божества, — а следующими после человека идут птицы, среди которых домашние птицы — признанные вожди.

Потеряв зрение, курица пару дней не знала, что делать; она просто томилась и желала смерти. Но, обнаружив через какое-то время, что к ней вернулся аппетит, она ухитрилась склевать зернышко — его помог ей обнаружить инстинкт самосохранения — а также немного стебельков травы, что помогло ей выжить.

Хоть она была слепа, другие ее чувства обострились благодаря ее несчастью; она стала лучше слышать и научилась находить пищу на ощупь.

Она поджидала у дверей зернохранилища, чутко вслушиваясь в шаги птичницы, а потом бежала за ее юбкой; та же, небрежная девчонка, часто просыпала зерно, вынося корыто в птичник, и курица, слыша, как зерно падает, устраивала себе хороший завтрак. Когда другие куры грелись на солнышке или купались в песке, слепая курица прилежно искала пищу и часто находила то, что другие куры пропустили в стремлении урвать больше положенного, и так она жила в изобилии и находила то одно, то другое, покуда не пришла зима.

Именно тогда, когда куры прекратили нестись, миссис Толд, чей муж был владельцем фермы, приказала птичнице относиться к зерну с большим тщанием, ибо оно, по ее словам, этой зимой подорожает. И чтобы угодить хозяйке, та стала выносить из амбара только сорное зерно, не трогая отборного зерна, чтобы хозяева похвалили ее за заботу и бережливость. Она осторожно вносила в птичник тощие зернышки и разбрасывала их по траве, и так далеко разбросанными оказывались эти крошечные семечки, что слепой курице, сколько бы она ни рылась в земле, не удавалось найти ни одного.

Но однажды по счастливой случайности, тщетно пытаясь раздобыть еду, она вспомнила о небольшой дырке в пасторской изгороди, в которую лазила до того, как ослепла, чтобы попасть на огород с капустой, где можно было раздобыть вдоволь еды тогда и, может быть, даже сейчас, хоть ей и мешала слепота.

Но, увы! — как одно бедствие часто ведет к другому, насмешка громоздится на насмешку, а неприятность на неприятность, так и сейчас, пролезши в дыру, она застала в огороде пасторского садовника, который считал всю домашнюю птицу отродьем Сатаны, — садовник выдергивал из земли кочаны капусты и готовил почву для картофеля.

Над курицей, казалось, нависла беда, ибо, едва она пролезла в дыру, чая оказаться в Раю, как садовник запустил в нее лопатой, вынудив нырнуть обратно с горестным кудахтаньем.

Всю следующую неделю она была принуждена вести очень скудное существование: ее гоняла птичница, стоило ей приблизиться, и клевали другие куры, которые, выклевав ей глаза, хотели естественным образом пожрать и ее саму.

Будучи обречена, как ей казалось, на грустный и затяжной конец и основательно упав духом, она вовремя вспомнила о силе молитвы, и не успела она промолвить «Богородице, дево, радуйся!», как ей пришла в голову мысль, которая заставила ее высказаться так:

— Какая же я глупая! — воскликнула она, выскакивая из канавы, где она лежала, и встряхивая перьями. — Какая я дура, что лежу здесь и помираю с голоду, только потому, что этот ужасный садовник выгнал меня из пасторского огорода! Мистер Стайлз (а так звали садовника) сейчас, наверное, уже вскопал весь огород, а у него в привычке, крепко потрудившись, восстанавливать силы в сарае для инструментов, ибо, когда у меня еще было зрение, я однажды заглянула туда и увидела, как мистер Стайлз поднимает к губам бутылку, делает большой глоток и затем зажигает трубку. Черт меня побери за такую забывчивость! Я еще более неотесанна, чем я думала. Мне стоит только пролезть в дыру в изгороди и ступить на свежевскопанную землю, как я найду там вдоволь червей.