Теодор Поуис - Притчи

• Название: Притчи
• Автор: Теодор Поуис
• Издательство: Коровакниги
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-902945-07-9

Аллегория, морализаторство, свифтовская сатира, попытка ответить на вечный вопрос, кто — Бог или сам человек — отвечает за причиненное миру зло, вписывание сверхъестественного в повседневную жизнь — все это присутствует в новеллах Поуиса в полной мере. «Притчи» считаются самым известным сборником его новелл. Герои — среди которых, кроме человека, животные и даже неодушевленные предметы — ведут нравоучительные и не лишенные юмора беседы о вере, природе греха, человеке, приходя подчас к совсем неутешительным для последнего выводам.

Девятнадцать рассказов сборника — девятнадцать маленьких моралите — преподают урок колкого, ироничного гуманизма: оказывается, можно учиться и у самого малого создания Божьего там, где человечности учит не человек, а самая обыкновенная блоха.

Перевод и вступительная статья Валерия Вотрина

---

— Кто бы только поверил, — воскликнул он, — что пятнадцать тысяч волн, которые разговаривали с Богом, так много знают о нашей маленькой семье!

— Ваш счет, мистер Парди, — сказали волны, — довольно далек от истины. Нас гораздо больше. И почему бы нам не знать о подобных пустяках? Ибо все, что сотворено Господом, представляет интерес, и нет ничего настолько малого, чтобы в нем не была сокрыта хоть какая-то истина.

— Но взгляните, — закричал Джон Парди, — вот передо мной один из вас, зеленый вал, что медленно поднимается, словно нежная грудь девушки, когда она встречает своего возлюбленного. Он движется вперед без страха, растет выше и выше, и вот уже он увенчан белым гребнем, вот нахлынул, разбился у моих ног, исчез. Воистину эта вал умер по-мужски и больше не восстанет.

— Вы не правы, — сказали волны, — ибо, не успев разбиться и пропасть, он соединился с необозримыми водами всех океанов. Через пару миллионов лет — что это время для нас? — эти капельки воды соберутся вновь, поднимутся, покатятся вперед и летней ночью разобьются о гренландское побережье — но ни одно создание человеческое этого не увидит. Несмотря на то, что мы, волны, столетиями лежим в пучине вод, так глубоко, что ни один человек не подумает, что мы когда-либо восстанем, точно как вся жизнь поднимается к поверхности снова и снова, пробуждаясь каждый раз от сна, глубокого, как вечность, так и мы поднимаемся из глубин над своими собратьями — подчиняться ветрам, узреть небеса, лететь вперед, стремительно передвигаясь, завершить наш бег, разбиться и вновь опуститься на дно. Мы, волны, знаем, что вы, люди, — другое море, где каждое живое существо — маленькая волна, которая поднимается на миг, а потом разбивается и умирает. Для нас радость, когда мы разбиваемся, для вас — когда вы рождаетесь, ибо вы еще не достигли тех возвышенных отношений с Господом, которые даруют величайшее счастье в разрушении.

— Меня заинтересовали ваши речи, — сказал Джон Парди, — и я почти готов присоединиться к вашему веселью; но скажите — если я приду к вам, то будет ли даровано мне то же наслаждение в уничтожении других, каковое я буду испытывать от уничтожения самого себя?

— Вы можете потопить корабль, — ответили волны, — а если повезет, то превратитесь в приливную волну, которая затопит целый город.

Джон Парди вошел в море.

Собака и фонарь

Жила когда-то на свете умная собака, которая каждый день сопровождала своего хозяина, пастуха, в поля. Там пес честно трудился, присматривая за овцами и повинуясь приказам своего хозяина.

В юные годы обучением пса занимался его отец, чудесное животное, о котором пастух был самого высокого мнения, и когда старый пес умер, мистер Поуз взялся воспитывать собаку сам.

Иной раз доброму пастуху приходилось немного ее наказывать, хотя и случалось это нечасто, однако пес обнаружил такую старательность, что вскоре стал великим искусником по части приведения овец в загон, даже когда они забредали далеко в холмы.

Во время учебы пес ни разу не проявил небрежности или нерадивости. В часы досуга он кувыркался и играл точно так же, как любая другая собака, хотя больше предпочитал лежать и размышлять над чудесами природы.

От своих предков, так долго и так преданно служивших человеку, пес унаследовал ум, далеко превосходивший ум его сородичей, и по этой причине очень рано стал задаваться проблемами нравственными, что особенно выразилось позже, когда пес повзрослел и пришел к размышлениям над такими материями, как существование дьявола, Бога-Отца и Христа-Сына.

Часто, когда его хозяин думал, что он спит, пес лежал у хижины пастуха и размышлял над тем, каким был тот Бог, о котором рассказывал ему отец. Бедный пес всегда думал, что когда-нибудь перед ним вспыхнет свет и откроет ему всю истину, и тогда сомнения, что иногда обуревали его, рассеются навеки. А пока для того, чтобы приуготовить себя к такому величайшему событию жизни, как явление Христа, то есть воистину самому чудесному видению, какое только случается лицезреть кому бы то ни было, пес жил честной собачьей жизнью, не поддаваясь сиюминутным искушениям сотворить зло. И даже когда хозяин забывал привязать его цепью к конуре, он брал цепь в зубы и звенел ею так, что мистер Поуз спешно оставлял свою освещенную комнату и миску с куриным супом, чтобы выйти во двор и привязать пса. А пес тем временем ластился к нему и лизал руки, ибо понимал, что хозяин оказал ему величайшую услугу, пристегнув цепь к ошейнику и тем самым оградив от зла.

И так благополучно научился сей добрый пес сносить тяготы жизни, что даже подстрекательство своих сородичей привык он выдерживать с неизменной кротостью и только иной раз кидал на них мрачный взор да показывал клыки, когда оскорбления их совсем переполняли чашу его терпения.

Однажды зимним днем пес лежал возле хижины своего хозяина и уповал на то, что когда-нибудь узрит Бога воочию. День был ветреный и дождливый, порывы ветра, приносившиеся с полей, хлестали дождем мистера Поуза, пастуха, готовившего загон для овец.

Чтобы защититься от этих злых порывов, мистер Поуз натянул поглубже свою шляпу, завязал ее под подбородком крепким шнурком и обмотал ноги соломенными жгутами, дабы оставаться сухим среди всей этой хляби и мороси. При переноске плетней из загона в загон выяснилось, что врагов у него прибавилось. Облака тумана накатывали на него, подчас совершенно скрадывая его силуэт, который временами выныривал с очередным плетнем на спине, и когда ветром относило туман в сторону, фигуру пастуха, с развивающимися полами куртки, можно было ясно различить вплоть до заплатанного задника штанов.

День склонялся к закату, и пес по команде хозяина бросился в холмы и пригнал овец к приготовленному для них загону. Часть овец, однако, из него и не выходила, ибо была пора окота. Теперь мистер Поуз занялся ими, а пес снова улегся возле хижины.

Мистер Поуз помог одной овце разродиться, а потом, отдав ягненка матери, навалил в кормушки пучки сладкого сена для всего стада. Глядя на его одинокую фигуру, отмеченную тем благородством, какое дает только тяжкий каждодневный труд, пес вдруг преисполнился неким мистическим жаром и, вспомнив слова отца о том, что он узрит Бога, когда меньше всего будет думать об этом, предположил, что Бог — не кто иной, как его хозяин, мистер Поуз.

Мистер Поуз соответствовал всем описаниям Бога, данным отцом. Ибо разве не видел своими глазами отец в церкви фигуру на витраже, которая точь-в-точь изображала честного пастуха? К несчастью, отец умер, не успев рассказать своему сыну о религии побольше, что не преминул бы сделать, проживи он чуточку дольше. Но ни разу, выслушав его поучения, сын его не позволил природным своим грехам взять над собой верх, стараясь по возможности любить весь мир.

Еще ни разу не прошел он мимо ребенка, чтобы не позволить тому погладить и потрепать его грубую шерсть, ибо отец говорил ему, что когда-то Иисус Христос тоже был ребенком. А однажды, когда маленький Томми свалился в реку, ибо захотел стать пескариком, собака мистера Поуза прыгнула в воду и, будучи хорошим пловцом, вынесла ребенка на сушу…

Ближе к середине поры окота те овцы, которые еще не объягнились, убрели далеко в холмы, и когда пришло время, хозяин велел собаке привести их в загон. Пес выполнил бы этот приказ с честью, но, к несчастью, одна из ярок, которых он вел, — пес был достаточно хорошо обучен, чтобы не подгонять их — угодила в яму и сломала две ноги.

Пес, знавший свое дело, скорбно завыл и оставался подле умирающей овцы до самого прихода мистера Поуза, который, убедившись, что овца обречена, прирезал ее.

«Воистину, — благоговейно думал пес, — се Господь Всемогущий, ибо он милует или уничтожает по своему велению».

Мистер Поуз оттащил тушу к своей хижине и оставил ее немного поодаль, чтобы при случае освежевать. Затем он зашел в загон, убедился, что здесь он не требуется, и, заметив подступающую бурю, позвал своего верного пса и вошел в хижину с намерением немного отдохнуть перед тем, как пойти задать сена овцам и устроить их на ночь. Мистер Поуз улегся на овечью шкуру и тотчас уснул.

Однако лукавый, что называется, всегда горазд подвергнуть испытанию человеческую добродетель, и вышло так, что сатанинским попущением фермер Толд — а ему принадлежало стадо, которое пас Поуз, — в этот самый день позвал на обед своего друга.

Всякий, кто когда-либо слышал, о чем говорят у себя дома зажиточные фермеры, наверняка замечал, что речи их полны похвальбы, и не добрыми делами — еще не хватало, чтобы добрыми делами можно было похваляться, — а своими достоинствами или достоинствами своих слуг, размерами своего добра, своими грубиянами-детьми, тем, как прекрасно ведут они свое хозяйство и тому подобное.

Обед был уже подан — обед, состоявший из огромного окорока и сдобных пирогов, — а добрый друг мистера Толда, фермер Лорд, уже восклицал в обычае своей буйной, шумливой натуры, какой замечательный у него пастух и какое внимание уделяет он вверенному ему стаду. Мистер Толд отвечал ему, что «Богом клянется» — пастух Поуз еще лучше. Голоса в большой гостиной фермы Гранж становились все громче. Портвейн и крепкий бренди разгорячили джентльменов. Фермер Лорд стучал по столу кулаком, а Толд клялся всеми клятвами, что если он или кто-нибудь другой вознамерится посетить загон в любое время суток, он найдет там пастуха Поуза, исправно присматривающего за стадом, и что бывали такие случаи, когда овца умирала естественной смертью, однако ни одна еще овца не погибала насильственно с тех пор, как Поуз стал пастухом.