Лени Рифеншталь - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Лени Рифеншталь
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-86218-462-7

«Мемуары» Лени Рифеншталь (1902–2003), впервые переводимые на русский язык, воистину, сенсационный памятник эпохи, запечатлевший время глазами одной из талантливейших женщин XX века. Танцовщица и актриса, работавшая в начале жизненного пути с известнейшими западными актерами, она прославилась в дальнейшем как блистательный мастер документального кино, едва ли не главный классик этого жанра. Такие ее фильмы, как «Триумф воли» (1935) и «Олимпия» (1936–1938), навсегда останутся грандиозными памятниками «большого стиля» тоталитарной эпохи. Высоко ценимая Гитлером, Рифеншталь близко знала и его окружение. Геббельс, Геринг, Гиммлер и другие бонзы Третьего рейха описаны ею живо, с обилием бытовых и даже интимных подробностей.

В послевоенные годы Рифеншталь посвятила себя изучению жизни африканских племен и подводным съемкам океанической флоры и фауны. О своих экзотических увлечениях последних десятилетий она поведала во второй части книги.

---

Я думала, что увижу перед собой подавленного и раскаивающегося человека, но ошиблась.

Он дождался, пока мои силы говорить иссякли, а затем произнес, умоляюще подняв руки:

— Дорогая моя Лени Рифеншталь, не волнуйтесь вы так, пожалуйста, успокойтесь, я никогда не смог бы так поступить. Естественно, я буду сопровождать вас в обратной поездке в Германию. Мне же известно, что вы поручились за меня, — я был бы последним негодяем, обманув вас таким образом. Вы знаете, что я уже много лет преклоняюсь перед вами. Все это недоразумения, которые можно объяснить, — я жизнь свою отдал бы за вас.

Егер стоял передо мной словно святой. Уверенность покинула меня.

— А что с деньгами? — спросила я взволнованно.

— Наша касса пуста, — сказал он, — и поэтому я решил позаботиться обо всем заранее. Вам же еще будут нужны деньги в Нью-Йорке.

— Вы не имели права без моего согласия брать деньги взаймы, — проговорила я с недоверием. — Мне трудно верить вам. Если подтвердится хоть что-нибудь из того, что мне рассказали, я не смогу больше выносить вашего вида.

Потом я подошла к нему, пристально посмотрела в глаза и спросила:

— Вы можете поклясться, что завтра поедете со мной назад в Германию, что вы не предавали меня и что вернете все взятые в долг деньги?

Эрнст Егер открыто и спокойно взглянул на меня, поклонился и произнес глубоким и, казалось, растроганным голосом:

— Даю вам честное слово.

Хотя Егер, несмотря на свое «честное слово», не смог погасить моего недоверия, я, впечатленная его прямодушием, думала, что все еще можно исправить. Слишком часто он доказывал свою преданность и уважение. Да и настроение у меня было хорошее, так как в последний момент появился шанс вопреки бойкоту продать «Олимпию» одной крупной прокатной фирме в Нью-Йорке. Егер об этом еще ничего не знал, меня же предупредили, чтобы я ему ничего не говорила.

В конторе «Бритиш Гомонт» меня уже ждали с нетерпением. Это была та самая фирма, которая хотела приобрести права на прокат фильмов об Олимпиаде в Америке и Англии. Это, несмотря на бойкот, стало возможным потому что «Бритиш Гомонт» являлась независимой английской прокатной фирмой и имела в США восемьсот собственных кинотеатров. На нее Антифашистская лига не могла оказать никакого влияния. Мне сделали фантастическое предложение и подготовили предварительные договоры, которые надо было передать в «Тобис». Победа в последний миг!

На следующий день я стояла на палубе «Ганзы». Атташе по вопросам культуры немецкого посольства, которого я проинформировала о подозрении относительно Егера, сопровождал меня и пытался успокоить. Первые приглашенные журналисты уже прибыли на корабль, а Эрнст Егер все не появлялся. Я была вне себя. Что же теперь делать? Атташе тоже стал нервничать. Вдруг Егер окажется настоящим шпионом, который причинит мне вред? Стараясь спокойно отвечать на вопросы журналистов, я неотрывно следила за трапом, в надежде, что в последний момент Егер все же придет. Что я скажу Геббельсу, если возвращусь домой без него! Однако куда хуже и болезненней было разочарование в человеке.

После того как капитан еще раз предупредил об отплытии и последние провожающие покинули пароход, силы оставили меня. Я сотряслась в рыданиях. Атташе отвел меня в каюту и безуспешно пытался успокоить. Он не хотел, чтобы я уезжала одна в таком состоянии, и остался на «Ганзе», сопровождая меня до Канады.

В Париже

Непогода, бушевавшая в Атлантическом океане, настолько замедлила ход «Ганзы», что я прибыла в Шербур 27 января с опозданием в полдня; здесь уже собрались французские корреспонденты. Они хотели узнать о моих впечатлениях, об увиденном в Америке.

В Париже меня ждал немецкий посол граф Вельчек: в рамках культурного немецко-французского сотрудничества мне предстояло прочесть в «Центре Марселена Бертло» доклад на тему: «Как я делаю фильмы».

В зале, вмещающем более 2000 человек, не было свободных мест. Абель Бонар, писатель, член Французской академии, представил меня во вступительной речи. Доклад я читала на немецком языке, переводила молодая француженка. Выразив свою радость, поблагодарив за приглашение и упомянув в нескольких словах о том, что древняя культура и духовная общность сближают Германию и Францию и как идеально могли бы обе нации дополнить друг друга, я перешла к основной теме доклада:

— Является ли кино искусством? Я отвечаю на этот вопрос утвердительно. Как и другие виды творчества, кино является искусством, но оно еще ходит в детских штанишках. Однако у него есть все предпосылки для того, чтобы со временем стать источником художественного переживания, подобного тому, какое мы сейчас испытываем от творений Родена, Бетховена, Леонардо да Винчи или Шекспира. Правда, это будет не то кино, которое существует сегодня, а нечто новое, чему еще только предстоит появиться в будущем. Даже лучшие из всех лент, до сих пор виденные нами, позволяют лишь предполагать, какими возможностями располагает фильм как художественное произведение.

Этот новый вид искусства независим от других. Было бы неверно утверждать, что кино тесно связано с живописью, музыкой или литературой. Оно действительно соприкасается с ними, но его особенностью являются прежде всего движущиеся образы, чего не может предложить ни одно другое искусство. Здесь свои собственные законы. В художественном фильме все должно соответствовать им — сценарий, режиссура, образы, операторская работа, декорации, звук и монтаж. Абсолютное чувство стиля — вот самое важное, чем должен обладать кинорежиссер. Другое важное требование для него — безупречное чувство динамики и ритма в построении фильма. Большую роль в картине играет распределение кульминационных моментов — в этом смысле нужно правильно чередовать напряжение и расслабление. Последовательность изображений можно изменить сотни раз. Если кинорежиссер, который всегда должен быть еще и монтажером собственного фильма, — музыкально одаренный человек, то в этом случае он как музыкант творит с помощью изображений и звуков по законам контрапункта.

Монтажер может заставить кадры танцевать в бешеном ритме либо со сказочной медлительностью проплывать перед зрителем, он может сочинить оргию бессмысленных случайностей из серии кадров или же с их помощью построить логически ясное действие.

Режиссер в идеальном случае должен владеть всем. Живописное полотно не может быть написано многими руками, а симфония — сочинена разными композиторами. Овладение всеми средствами кинодела — первое условие для создания художественного произведения. Образы, рождающиеся в вашей душе, — скорее эмоциональный порыв, нежели деяние рассудка. Творческое откровение, появление идеи произведения может быть случайным, но последующее придание такой идее формы, ее реализация и воплощение — действия вполне осознанные. Поэтому идеально, когда разум и сердце режиссера находятся в равновесии друг с другом.

Если соблюдать эти исходные условия, то можно средствами «самого молодого» из всех искусств создать такие же выдающиеся произведения, как и шедевры архитектуры, музыки, живописи.

Что отличает кино от других искусств? В первую очередь оно является движущимся изображением. Это означает, что основные его элементы — изображение и движение, неразрывно связанные одно с другим. Кино может быть искусством лишь в том случае, если включает в себя оба эти элемента. Ни в цвете, ни в звуке нет первоочередной необходимости. Этим я вовсе не хочу сказать, что звуковые или цветные ленты не могут быть произведениями искусства, но немая черно-белая картина есть «фильм в себе», так как он состоит лишь из главных кинематографических элементов — изображения и движения. Звуковой фильм — развитие этой новой формы искусства, прекрасное и чудесное ее обогащение. Если немая черно-белая картина состоит из двух элементов, то звуковая — из трех. Вследствие этого создать звуковую ленту, естественно, труднее, нежели немой фильм.

Режиссер хорошего немого фильма должен: во-первых, уметь все, что воспринимает глаз, переводить в оптическую плоскость и, во-вторых, обладать прирожденным чувством ритма и движения. Кроме того, желательно, чтобы он был музыкальным, не специалистом в каком-либо направлении музыки, а именно в кинематографическом плане. С обычной музыкальностью это имеет мало общего.

Вот пример. Кто-то может быть очень музыкально одаренным, но не чувствовать, что данная музыка не соответствует этим кадрам. Ему нисколько не мешает, если какая-нибудь классическая или современная музыка используется в качестве фона определенных сцен. Однако по-настоящему одаренного творца от всего этого покоробит. При создании фильма он чувствует, даже если сам и не является профессиональным исполнителем, какая музыка подходит к кадрам — подсознательно он сочиняет ее вместе с композитором. Настоящий творец ощущает, что эти вот сцены вообще не переносят никакой музыки, она разрушила бы воздействие изображения, тут нужны реалистические звуки, а здесь музыка должна иметь только этот ритм, это выражение, эту аранжировку. Для него невыносимо, если звук чересчур громкий или слишком тихий. Думаю, будет намного меньше хороших звуковых фильмов, нежели было хороших немых. Лишь немногие обладают этим триединым даром и могут гармонично соединять друг с другом отдельные элементы картины. И это тоже момент решающий. Ни один из элементов не должен перевешивать, дисгармония между ними никогда не позволит возникнуть совершенному произведению искусства.