Лени Рифеншталь - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Лени Рифеншталь
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-86218-462-7

«Мемуары» Лени Рифеншталь (1902–2003), впервые переводимые на русский язык, воистину, сенсационный памятник эпохи, запечатлевший время глазами одной из талантливейших женщин XX века. Танцовщица и актриса, работавшая в начале жизненного пути с известнейшими западными актерами, она прославилась в дальнейшем как блистательный мастер документального кино, едва ли не главный классик этого жанра. Такие ее фильмы, как «Триумф воли» (1935) и «Олимпия» (1936–1938), навсегда останутся грандиозными памятниками «большого стиля» тоталитарной эпохи. Высоко ценимая Гитлером, Рифеншталь близко знала и его окружение. Геббельс, Геринг, Гиммлер и другие бонзы Третьего рейха описаны ею живо, с обилием бытовых и даже интимных подробностей.

В послевоенные годы Рифеншталь посвятила себя изучению жизни африканских племен и подводным съемкам океанической флоры и фауны. О своих экзотических увлечениях последних десятилетий она поведала во второй части книги.

---

Канун Нового года принес мне приятный сюрприз: меня известил о своем визите Иозеф фон Штернберг. Мы с ним регулярно переписывались, но не виделись уже четыре года. В последний раз — за несколько недель до прихода Гитлера к власти. Теперь ему хотелось многое узнать от меня, прежде всего о фюрере.

— Каков он на самом деле? — задал мне фон Штернберг сакраментальный вопрос.

— Мне трудно ответить однозначно. Гитлер кажется мне человеком, не поддающимся какому-либо определению и полным противоречий. Он обладает огромной силой внушения, способной переубеждать даже противников.

— В Америке считают, что ты его возлюбленная, это правда?

— Какая чепуха. — Я рассмеялась. — Если люди нравятся друг другу, то неужели обязательно нужно иметь связь? К тому же я не в его вкусе, да и он — не в моем.

— Я сам не поверил этому, — сказал Штернберг. — В газетах пишут много глупостей, но фильм, который ты сняла по его поручению — «Триумф воли» — высокого класса.

— Где же ты его видел? — спросила я в изумлении.

— В Нью-Йорке, в Музее современного искусства.

— Он тебе действительно понравился?

— Девочка, — улыбнулся Штернберг, — этот фильм войдет в историю — он совершил революцию в кино. Когда мы с тобой познакомились, я хотел сделать из тебя великую актрису, подобную Марлен, теперь ты стала великим режиссером.

— Но я бы предпочла быть актрисой и работать под твоим руководством. «Олимпия» — мой последний документальный фильм, для меня он был как обязательное задание, взяться за выполнение которого я согласилась без особого желания. Когда работа над фильмом закончится, — продолжала я, — то стану свободной и смогу наконец осуществить свою задумку. Моя давняя мечта — сыграть Пентесилею.

Затем я рассказала Штернбергу об интригах, объектом которых была, о технических трудностях, с которыми столкнулась при съемках фильма об Олимпиаде, о проблемах оформления и о том, как я снова и снова впадала в уныние и пребывала в подавленном состоянии.

— Слава не сделала меня счастливой, — вздохнула я.

— Меня тоже, — ответил Штернберг. — Тем не менее давай сегодня проведем вместе приятный вечер.

Мы отмечали Новый год в отеле «Палас» вместе с Марго и Фрицем фон Опелем и их гостями, среди которых были также князь фон Штархемберг со своей подругой, голливудской киноактрисой красавицей Норой Грегор.[276] Когда мимо прошел фотограф и сделал несколько снимков, Штернберг спросил, не возникнет ли у меня каких-либо осложнений после публикации этих фотографий.

— С какой стати?

Штернберг указал на сидевших за нашим столом:

— Ты же справляешь Новый год сплошь с «друзьями» Гитлера, не осудят ли тебя за это?

Об этом я не думала ни секунды, я чувствовала себя совершенно свободной и не находила ничего особенного в том, что развлекаюсь в компании противников национал-социализма, каким прежде всего был князь фон Штархемберг.[277]

От Штернберга мы узнали, что в Вене он нашел молодую актрису, которой прочил блестящую карьеру. Ею оказалась Хильда Краль,[278] в кино тогда еще не известная. Она должна была сыграть главную роль в фильме «Жерминаль» по роману Золя.

— А когда же мы будем работать вместе? — спросила я в шутку.

— Как только у нас обоих не будет никаких обязательств, — отвечал Штернберг, — и если не будет войны.

— Войны? — проговорила я с испугом. — Почему должна быть война?

Это был последний раз, когда я видела Штернберга в мирное время.

Вновь я встретила его лишь двадцать лет спустя — на бьеннале в Венеции.

В студии звукозаписи

В начале января 1938 года проводилась запись игры Берлинского симфонического оркестра, доставившая нам большую радость. Осталось сделать последнее — микширование пленок со звукозаписью. Я не представляла себе, какие проблемы нас ожидают. В районе Иоханнисталь у киностудии УФА была современная студия звукозаписи — лишенное окон, темное помещение с одним микшерным пультом, на котором кроме пленки с изображением могло одновременно прокручиваться семь пленок со звукозаписью. По тем временам — неплохая аппаратура, но для нашей работы она была тем не менее недостаточно совершенной. Когда микшировались только две или три пленки, уровень шума был еще терпимым. По-другому обстояли дела, когда в работе находилось семь пленок и более. Уровнем шума называются побочные звуки, создаваемые системой оптической звукозаписи; при записи на магнитную ленту, которой тогда еще не существовало, этих помех не бывает. Когда мы в первый раз установили семь пленок с записью, то услышали лишь хаотический шум. Мой звукооператор Зиги Шульц был в отчаянии и заявил, что микшировать эти записи и получить приемлемый звук невозможно. Качество было настолько катастрофическим, что он отказался продолжать работу. Техники стали советоваться, как можно решить эту проблему. Наконец одному из них пришла в голову гениальная идея. Он попросил изготовить фильтры, которые отсеивали все побочные шумы, не изменяя при этом громкости звучания звукозаписей. Во всяком случае это открытие позволяло нам проводить эксперименты, которые и были для нас важнее всего. А после того как мне удалось заполучить Германа Шторра, лучшего немецкого звукооператора, мы стали надеяться, что сможем озвучить олимпийские пленки так, как я это себе представляла.

Даже сейчас я вспоминаю об этой работе как о кошмарном сне. Звукооператор, выслушивая мои пожелания, пребывал в полнейшей растерянности. «Так не пойдет», — только и повторял он. Но мы продолжали экспериментировать. Зачастую я убеждалась, что речь разрушает музыку, после чего приходилось менять звукозаписи, сокращать их или удлинять. Звуковой ряд нес огромную смысловую нагрузку, ведь фильм был не художественный, а документальный, где изображение и звук должны заменять диалоги.

Иногда результат многодневного труда оказывался в мусорной корзине и все приходилось монтировать заново — я приходила в отчаяние.

В эти месяцы нам довелось пережить моменты, когда мы считали, что не сможем продолжать работу. Два месяца, ежедневно с утра до ночи, провели мы со звукооператором и клейщицами кинопленки за микшерным пультом в лишенном окон помещении. Зачастую я сомневалась, остались ли у меня еще рассудок и способность критического восприятия.

Возможно, мои нервы и не выдержали бы, если б я не обрела единомышленника в звукооператоре Германе Шторре, который был не только специалистом высочайшего класса, но и демонстрировал абсолютное понимание моих идей. Так укрепилась наша дружба. Когда же удалось смикшировать последние записи, мы решили не расставаться.

Премьера откладывается

Киностудия «Тобис» сообщила, что премьера назначена на середину марта. Теперь можно было облегченно вздохнуть: наконец-то свершилось. Будет ли картина иметь успех? Я не знала.

До премьеры оставалось еще две недели, я сняла в Кицбюэле небольшой домик в горах и пригласила туда своих сотрудников. Едва мы успели приехать, как до нас дошло убийственное известие. Киностудия «Тобис» сообщала, что Министерство пропаганды перенесло дату премьеры на неопределенное время. Чтобы закончить работу быстрее, мы в течение полутора лет трудились сверхурочно, работали ночами, некоторые мои коллеги заболели — не смогли выдержать темпа. И вот теперь все это должно пойти насмарку? «Киношники» меня высмеивали, так как никто не понимал, почему я так долго работаю над фильмом. Даже в кабаре на Курфюрстендамм в мой адрес отпускали шутки, особенно же язвили мои дорогие «друзья» в Минпропе. Они от всей души желали мне самого большого провала в моей жизни.

Вскоре мы узнали, почему была отложена премьера. 12 марта в Австрию вступили немецкие войска, и Гитлер объявил в Вене о присоединении Австрии к Германскому рейху. Мои сотрудники-австрийцы были счастливы.

Хотя я и понимала, что эти события оказывали неблагоприятное влияние на дату премьеры, все же мне трудно было смириться с мыслью, что премьера фильма будет перенесена на осень. Летом ни один прокатчик хорошей картины не выпустит.

Отчаяние мое было столь велико, что мне в голову пришла сумасшедшая идея встретить где-нибудь Гитлера во время поездки по Австрии и попросить помощи.

Я поехала в Инсбрук, где ожидали Гитлера, и остановилась у знакомых. Все номера в гостиницах были заняты. То, что происходило тогда в Тироле, сегодня может прозвучать неправдоподобно, даже если бы я и очень смягчила описание. Инсбрукцы жили как во сне. В почти религиозном экстазе они тянули руки навстречу Гитлеру. Пожилые мужчины и женщины плакали от радости. Просто трудно себе представить, каким было всеобщее ликование.

Можно ли мне было в этой ситуации беспокоить Гитлера своими личными делами? Не зная, что делать, я долго стояла перед оцеплением отеля «Тиролер Хоф». Был уже вечер, но люди все еще толпились на площади и вызывали Гитлера, который время от времени подходил к окну.