Лени Рифеншталь - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Лени Рифеншталь
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-86218-462-7

«Мемуары» Лени Рифеншталь (1902–2003), впервые переводимые на русский язык, воистину, сенсационный памятник эпохи, запечатлевший время глазами одной из талантливейших женщин XX века. Танцовщица и актриса, работавшая в начале жизненного пути с известнейшими западными актерами, она прославилась в дальнейшем как блистательный мастер документального кино, едва ли не главный классик этого жанра. Такие ее фильмы, как «Триумф воли» (1935) и «Олимпия» (1936–1938), навсегда останутся грандиозными памятниками «большого стиля» тоталитарной эпохи. Высоко ценимая Гитлером, Рифеншталь близко знала и его окружение. Геббельс, Геринг, Гиммлер и другие бонзы Третьего рейха описаны ею живо, с обилием бытовых и даже интимных подробностей.

В послевоенные годы Рифеншталь посвятила себя изучению жизни африканских племен и подводным съемкам океанической флоры и фауны. О своих экзотических увлечениях последних десятилетий она поведала во второй части книги.

---

После этих съемок остался всего лишь один эпизод с моим и Удета участием — самый трудный, от которого Фанк не хотел отказываться. Меня мог бы заменить дублер, но для Фанка это было немыслимо. По сценарию требовалось, чтобы я в роли пилота врезалась в отвесную стену айсберга, при этом самолет загорался, а я спасалась, выпрыгнув в воду.

Этой сцены боялась не только я, Удет тоже нервничал. Пилот должен был управлять самолетом скорчившись, чтобы при столкновении повредить, но не совсем разрушить аппарат, так как в противном случае машина не стала бы гореть. Кроме того, Удет отнюдь не был хорошим пловцом.

Съемка! Мы стартовали — Удет сделал несколько «мертвых петель», потом сбросил газ и направил самолет, который все больше терял скорость, прямо на ледяную стену. Я закрыла глаза, и, когда на мгновение снова их открыла, мне показалось, что сейчас айсберг обрушится на нас. Потом раздался удар — вспыхнуло пламя, и самолет загорелся. Я мигом прыгнула в ледяную воду, с некоторой задержкой за мной последовал Удет — ему нельзя было показываться в кадре.

Фанк получил нужную сцену, а мы вздохнули с невероятным облегчением. Печально только, что ради одного сенсационного кадра пришлось пожертвовать знаменитой «Бабочкой» Удета. Она покоится на морском дне Гренландии.

В последние дни предстояло еще раз испытать на себе капризы Арктики. Не проходило и дня, чтобы наше мужество в борьбе с природой не подвергалось испытанию. Следующей была съемка моего спуска на канате. Лодку зацепили крюком за айсберг, и я уже обвязалась канатом. Эртль и Цогг поднялись первыми, чтобы забить страховочные крюки. Вдруг Тобиас закричал: «Заводи мотор!» Да мы и сами уже увидели, что основание айсберга, находившееся до этого под водой, стало поднимать наше суденышко. Глыба, к которой мы причалили, начала крениться набок. К счастью, нашему рулевому в последнюю секунду удалось оттолкнуть лодку, и она соскользнула с ледника. Мы были спасены.

Но что сталось с Эртлем и Цоггом, которые находились на качающемся айсберге? Только что они стояли на высоте восьми метров над уровнем моря — в следующее мгновение уже возвышались над нами метров на тридцать, а ледяной колосс продолжал подниматься из воды. Ужасающая картина. Как на гигантских качелях, наших коллег то поднимало вверх, то бросало вниз, но не настолько, чтобы можно было безопасно прыгнуть в воду. Это было особенно скверно для Давида Цогга, не умевшего плавать. Эртль выронил крюки, начал скользить вниз, но все же, когда айсберг стал снова крениться набок, смог на секунду остановиться и спрыгнуть в воду. Пока мы затаскивали его в лодку, Зепп Рист подгреб на своем крохотном ялике совсем близко ко все еще переваливающемуся с боку на бок ледяному великану, чтобы Давид в подходящий момент мог спрыгнуть. Напряжение достигло предела. Тут Цогг громко закричал, и мы увидели, как он, сделав огромный прыжок и приняв в воздухе положение лыжника — прыгуна с трамплина, щукой скользнул прямо в лодку, угодив Ристу головой в живот.

На сей раз в шоке оказался и Фанк. Он распорядился устроить перерыв на несколько дней. Когда режиссер узнал, что вскоре в Уманак прибывает датское грузовое судно «Диско», то с тяжелым сердцем принял решение снимать игровые сцены со мной в Швейцарских Альпах и отправить домой раньше остальных.

Прощание с Гренландией

Упаковывала свои вещи я в большой спешке. Через час должна была подойти моторная лодка и доставить меня в Уманак, где уже пришвартовался пароход. Лишь после того как на лодочку перенесли мои железные чемоданы и я, закутавшись в толстые одеяла, уселась на горе пустых бочек из-под бензина, до моего сознания дошло, что мы расстаемся. Коллеги пожимали мне руки и просили передать приветы их родным и друзьям.

В серых сумерках с трудом удавалось рассмотреть лица товарищей. Услышав прощальный салют, я разрыдалась, чего со мной не бывало уже много лет. Все дальше и дальше уходивший берег я видела сквозь пелену застилавших глаза слез. Бочки подо мной покачивались. Стало холодно даже в костюме из собачьих шкур. Настала ночь, настоящая ночь. Я увидела первую звезду. На горизонте светилась кроваво-красная полоса — какая игра света и красок! Как призраки в лунном свете проплывали айсберги. Окутанные зеленой полосой тумана, они покачивались из стороны в сторону, будто хотели удержать меня. Увижу ли я еще раз Гренландию? В разлитой кругом тишине тихо постукивал мотор лодки, и я не заметила, как уснула.

Меня разбудил резкий звук пароходной сирены. Кто-то взял мои чемоданы. Удрученная, я поспешила следом. Под килем забурлила вода, «Диско» взял направление на юг. Мы покидали Гренландию.

При воспоминании об этом плавании меня и сейчас еще охватывает дрожь. Четыре недели плавания в сильный шторм. Почти все пассажиры страдали морской болезнью, большая часть команды тоже. Через палубу перекатывались метровые волны. Шторм перешел в ураган — меня тошнило. В дополнение ко всему началось обострение цистита и острая боль в большом пальце ноги. С тех пор как я стала заниматься балетом, если своевременно не делался педикюр, ногти на ногах начинали врастать в кожу. Меня уже трижды оперировали по этому поводу. Когда капитан увидел мою ногу, то в ужасе воскликнул: «Это выглядит так плохо, ждать до прибытия в Европу нельзя. Мы зайдем в какой-нибудь порт на юге Гренландии, там вас прооперируют». И действительно, «Диско» изменил курс.

После пробуждения от наркоза первое, что я услышала, — слова врача-датчанина: «Перед тем как погрузиться в сон, вы дважды прошептали: „Жизнь прекрасна“».

С тех пор дела у меня пошли на поправку — в больнице я получала все необходимые лекарства.

Перед тем как прийти в конечный пункт — Копенгаген, «Диско» зашел в Стокгольм. Здесь капитан распорядился немедленно доставить меня в урологическую клинику. Диагноз был серьезный: «Пузырь у вас поврежден так сильно, что вы никогда не избавитесь полностью от этого тяжелого заболевания». Тогда я не предполагала, насколько прав окажется врач. Эта болезнь мучила меня не один десяток лет.

После длительного пребывания в Гренландии европейские города произвели на меня тягостное впечатление. Я была совершенно сбита с толку. Изобилие киосков с журналами и газетами, без которых мы свободно обходились в Гренландии, удивляло. Я брала с собой два ящика с книгами и ни одну из них не прочитала. Шум на улицах и суетящиеся люди раздражали меня. Охотней всего я вернулась бы назад — в страну тысячи айсбергов.

В последнюю неделю сентября «Диско» вошел в порт Копенгагена. Там ожидал большой сюрприз. Родители, на седьмом небе от счастья, заключили меня в свои объятия. Кто-то спросил: «Вы довольны, что вернулись в Европу? Наверное ужасно было в глуши, в трескучие морозы? Как вам удалось выдержать такие нагрузки?»

Конечно, нагрузки были большие, но только из-за капризов Фанка, непременно желавшего снимать фильм на айсбергах. А сама Гренландия настолько великолепна, что почти никто из нас не радовался мысли, что придется покинуть ее. Даже Удет, любивший удовольствия и ночную жизнь в обществе красивых женщин, и тот хотел там остаться. Все говорили: мы возвратимся сюда через два-три года обязательно. И так было не только с нами — люди, хоть раз побывавшие в стране айсбергов, говорили и чувствовали то же самое, а некоторые оставались навсегда.

В чем же великое чудо? Чем так околдовывает страна — без деревьев, без цветов, без растительности, если не считать меч-травы в летние месяцы? Я думаю, это невозможно объяснить, как и все сказочное. Очарование Гренландии сплетено, как вуаль, из тысяч невидимых шелковых нитей. Мы видим там по-другому, чувствуем по-другому. Вопросы и проблемы, занимающие Европу, теряют свою значимость, блекнут. То, что заставляло нас волноваться дома, в Гренландии почти не трогало. Гигантский балласт лишних, ненужных и, главное, никогда не делающих человека счастливым вещей, казалось, канул в море: никакого телефона, никакого радио, никакой почты и никаких машин — без всего этого можно обойтись. И мы не чувствовали постоянной нехватки времени, как это было на материке, — нам подарили кусочек настоящей жизни.

Отель «Кайзерхоф»

Я снова в Берлине. Прежде всего — поход к домашнему врачу Оскару Лубовски, между прочим, брату моего несчастного обожателя времен юности, Вальтера. Их сестра Хильда, красавица, была замужем за скульптором Тораком,[196] который, к сожалению, развелся с ней, так как она была еврейкой. Впоследствии она переселилась в Голландию. Оскар был чудесным врачом. Еще со времен «Святой горы» он лечил мой цистит, до сих пор всегда успешно. Но поскольку мне приходилось неделями участвовать в съемках на морозе, как было, в частности, в случае с «Пиц-Палю» или во время буранов в Гренландии, то болезнь возвращалась.