Лени Рифеншталь - Мемуары

• Название: Мемуары
• Автор: Лени Рифеншталь
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-86218-462-7

«Мемуары» Лени Рифеншталь (1902–2003), впервые переводимые на русский язык, воистину, сенсационный памятник эпохи, запечатлевший время глазами одной из талантливейших женщин XX века. Танцовщица и актриса, работавшая в начале жизненного пути с известнейшими западными актерами, она прославилась в дальнейшем как блистательный мастер документального кино, едва ли не главный классик этого жанра. Такие ее фильмы, как «Триумф воли» (1935) и «Олимпия» (1936–1938), навсегда останутся грандиозными памятниками «большого стиля» тоталитарной эпохи. Высоко ценимая Гитлером, Рифеншталь близко знала и его окружение. Геббельс, Геринг, Гиммлер и другие бонзы Третьего рейха описаны ею живо, с обилием бытовых и даже интимных подробностей.

В послевоенные годы Рифеншталь посвятила себя изучению жизни африканских племен и подводным съемкам океанической флоры и фауны. О своих экзотических увлечениях последних десятилетий она поведала во второй части книги.

---

Кстати, три наших медведя отнюдь не были послушны как собаки. Это были заматеревшие, дикие создания, возможно, даже более злобные, чем те, что жили на воле. Их гамбургский сторож не отваживался дотронуться рукой даже до клетки. Поэтому-то мы и не знали, получатся ли игровые сцены. Чтобы не держать зверей все время в клетке, мы попытались построить им своего рода вольер. У нас были для этой цели с трех сторон скалы, которые, правда, при приливе возвышались над водой всего лишь на два метра. Четвертой стороной медвежатника служило открытое море. Этот выход пришлось закрыть большой проволочной сеткой, опущенной на глубину четырех метров, до самого дна бухты. Мы полагали, что этого достаточно, чтобы медведи не смогли выбраться на волю.

Теперь для Томми, самого крупного медведя, настала долгожданная минута — дверь клетки открылась. Он осторожно высунул голову наружу, немного поводил ею из стороны в сторону — и плюхнулся в воду. Там он с понятным удовольствием стал выполаскивать из шкуры грязь, накопившуюся за долгий срок плена. Оба его коллеги с завистью наблюдали из клеток. Но вскоре мы поняли, что недооценили Томми. Вначале он попытался вскарабкаться на скалы — падающие камни загнали его обратно в воду. Мы решили, что придумка с вольером-медвежатником не оправдывает себя. Ибо не мог же кто-то из нас постоянно стоять на скале и отгонять медведя. А зверь уже нашел выход. Он погрузился в воду и стал искать место, где можно выскользнуть. Проволочная сетка доходила до ровного дна. Не найдя никакой дыры, медведь отгреб лапами мягкий ил — и вот он уже на свободе. Мы издавали воинственные крики, но беглец еще быстрее плыл от берега в открытое полярное море. За ним тотчас же бросился вдогонку на своем каяке эскимос Тобиас, смелый охотник на медведей, побывавший уже в экспедиции Вегенера. И действительно, ему удалось ловко отогнать зверя назад к берегу. Но в клетку Томми уже больше не пошел, не соблазнил его даже самый лучший кусок тюленины. Он не без удовольствия плавал себе в заливчике, и двум участникам экспедиции пришлось следить за ним и пресекать всякую попытку снова вырваться на волю.

Все в эти дни спали плохо, так как любой шорох связывали с медведями. Наконец, на четвертый день Томми прекратил борьбу с урчащим желудком и засеменил назад в клетку — дверь тотчас захлопнули.

За исключением нескольких сцен с эскимосами, вся наша работа должна была проходить на айсбергах и льдинах. Таким образом, предстояло найти айсберг, на который можно было бы забраться, по возможности, с наименьшим риском. Поскольку мимо Уманака ежечасно проплывало бесчисленное количество ледяных глыб, выбор был достаточно большой, но скорость такая, что за несколько часов они удалялись от лагеря на сотни километров.

Существовала и еще одна проблема. Снимать на айсберге нужно было не один день, а в течение нескольких недель. Однако срок жизни любого из них куда короче.

Айсберги — отнюдь не надежная «почва» под ногами, я считаю их опаснее горных ледников. Когда от ледяной горы откалываются куски, грохот бывает настолько сильным, что создается впечатление, будто палят пушки боевого корабля. Никто из нас не представлял себе, как можно взойти на столь шаткие «подмостки», не говоря уж о том, чтобы работать на них. Выражение лица нашего режиссера день ото дня становилось все мрачней. Он начинал понимать, что недооценил опасности: во время каждой съемки ему придется рисковать жизнями людей.

Как-то утром Фанк созвал всех и сообщил, что, посоветовавшись с учеными, решил перенести лагерь внутрь фьордов Гренландии. Тамошние айсберги только-только оторвались от ледника, поэтому более устойчивы и прочны. Он надеется отыскать айсберг, севший на мель у берега и утративший благодаря этому склонность к скитаниям.

Мы располагали всего двумя небольшими моторными лодками. Перебазировать на них все имущество было невозможно. Продукты питания и палатки должны остаться в Уманаке и доставляться к лагерю во внутренней части фьорда лишь по мере надобности.

Фанк взял с собой двенадцать человек, остальные остались в Уманаке. К слову, в группе я была отнюдь не единственной женщиной, как почти всегда раньше; из тридцати семи участников экспедиции девять принадлежали к прекрасному полу.

Научные работники взяли с собой жен, Удет — рыжеволосую подругу голубых кровей со странным прозвищем Вошь, Фанк — секретаршу Лизу, ставшую впоследствии его женой. Кроме того, с нами была еще и очень изящная дама — жена американского режиссера Мартона,[195] который наряду с нашим фильмом снимал комедию под названием «Эй, вы, там, на Северном полюсе», с участием Гуцци Ланчнера и Вальтера Римля.

Поскольку в начале съемок я не была занята, то всей душой наслаждалась свободой, равно как и окружавшей меня арктической природой. Воздух был мягким как шелк, и погода стояла настолько теплая, что можно было ходить в купальном костюме, но тут объявился бич в виде мошкары. Чтобы спастись от москитов, я собрала свою байдарку, отгребала в купальнике подальше в море и отдавалась на волю волн, час за часом, до обеда. Проскальзывала через ледяные ворота, мимо сверкающих айсбергов, проплывала сквозь поблескивающие гроты, стены которых сверху и вплоть до поверхности моря переливались зеленым, розовым, голубым и фиолетовым оттенками. Несколько раз мне встречались эскимосы в юрких каяках, возвращавшиеся с охоты, — они приветствовали меня улыбкой.

Однажды тайком от всех я перенесла из палатки в байдарку резиновый матрас и подыскала себе айсберг с пологим основанием, на которое можно было легко взобраться. На нем образовалось небольшое озерцо из талой воды, сверкавшее словно изумруд в окружении бриллиантов. На айсберге царила такая жара, что я смогла принять освежающую ванну. Потом легла на матрас и стала загорать. Такой свободной и беззаботной я редко себя ощущала; мой ледяной корабль тем временем продолжал неспешный путь по фьорду.

Неожиданно оглушительный грохот прервал мои мечтания — гора стала раскачиваться, море накрыло меня волной, я соскользнула на животе вниз по склону и крепко вцепилась в байдарку. К счастью, айсберг не перевернулся окончательно, а только раскачивался из стороны в сторону как маятник. Мало-помалу он успокоился, и лишь после этого я увидела, что произошло. На части раскололся не мой айсберг, а соседний. Он ворочался в воде как гигантское чудовище, от него то и дело откалывались новые куски льда, которые вызывали большие волны. Я отплыла подальше от опасности. Это был первый и последний раз, когда я поднялась на айсберг ради собственного удовольствия. Режиссеру об этом приключении я, естественно, ничего не сказала.

После расставания с Гансом Шнеебергером я дала себе клятву никогда больше не влюбляться, но не смогла ее сдержать. Уже несколько дней меня сбивала с толку пара кошачьих глаз — принадлежали они члену нашей экспедиции Гансу Эртлю. Как и швейцарского горного проводника Давида Цогга, Фанк взял его с собой в качестве специалиста по вырубанию ступенек во льду, которые были необходимы для подъема на айсберг. Из всех мужчин — членов экспедиции он был, несомненно, самый привлекательный. Темпераментный и восторженный, он часами приковывал внимание своим даром рассказчика.

Когда я снова собралась отплыть на байдарке, Ганс отправился со мной, чтобы, как он сказал, научить правильно грести. Легкий флирт неожиданно перерос в страсть. Я забыла о своих благих намерениях и была счастлива. Оба мы были людьми с хорошо развитым зрительным восприятием и очень любили природу. Вместе охотились и рыбачили, пока еще оставалось на это время, и вскоре стали неразлучными.

Стоило только в морскую воду опустить ведро — оно тут же наполнялось рыбой. Больше рыбы, чем воды. А так как Ганс был великолепным поваром — он научился этому еще в монастырской школе, — то готовил для нас вкуснейшие рыбные блюда. Мог даже тюленину, которую мы обычно находили несъедобной, превратить в деликатес. Мясо с сильным специфическим запахом он несколько дней вымачивал в уксусе, добавлял зеленый лук и лавровый лист, заправляя потом необычайно вкусным соусом из консервированных сливок.

Этим райским состоянием безоблачного счастья мы наслаждались почти целую неделю. Потом режиссер отправил Ганса в новый лагерь, который предстояло разбить дальше на севере, а мне вместе с другими женщинами и несколькими мужчинами пришлось остаться в базовом.

Теперь наша экспедиция состояла из трех частей: основной стоянки в Уманаке, рабочего лагеря Фанка в Нульярфике и взлетной площадки Удета в Иглосвиде, в ста километрах от поселка. Там с Удетом жили летчик Шрик, механик Байер и Шнеебергер, который снова, как и на Пиц-Палю и Монблане, проводил съемки с самолета. Летать в Гренландии совсем не просто, как показалось в первый день. Тогда море возле Уманака было относительно свободно от айсбергов, теперь же бухта вновь заполнилась льдинами. Гидросамолеты не могли приводниться, а посадить «Бабочку» на здешней холмистой местности было невозможно. Поэтому пришлось искать место, свободное ото льда. Единственное, что удалось найти, — Иглосвид, на большом расстоянии от Уманака. Но как в таком случае поддерживать связь? Удет нашел практическое решение задачи, которое, правда, мог реализовать только он, гениальный летчик. Ко всем съемкам с его участием Фанк написал подробные инструкции о том, что надлежало делать Удету в воздухе, точно указал направления полетов, сопроводив их рисунками. Письмо положили в почтовый мешок и прикрепили к верхушке длинного шеста. Этот-то мешок Удет на самолете должен был подцепить крюком, закрепленным на канате. Чтобы успешно справиться с этой задачей, пилоту пришлось сделать над шестом несколько кругов. Если бы не его мастерство аэросъемки никогда бы не удались.