Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965)

• Название: Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965)
• Автор: Айно Куусинен
• Издательство: Карелия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-7545-0446-2

Автор воспоминаний Айно Куусинен приехала в нашу страну в начале 20-х годов и смогла покинуть её лишь в 1965 году после смерти своего мужа О.В. Куусинена. Очень остро живописует она жизнь «советской элиты» в трудные 20-е годы, внутреннюю жизнь аппарата Коминтерна. В 30-е годы Айно работала по заданию Коминтерна в США, затем была направлена советской военной разведкой в Японию. Полной мерой были отпущены ей и испытания в сталинских тюрьмах и лагерях.

Рассказать миру об увиденном и пережитом, вынести свой «приговор» сталинскому режиму — эту задачу Айно Куусинен выполнила в своих воспоминаниях.

---

Я помогала многим товарищам по заключению писать жалобы, в которых они просили изменить приговор. Некоторым срок уменьшали, нескольких даже освободили. Настал день, когда я решила заняться и своими делами. Я написала жалобу на имя Генерального прокурора СССР, но не просила меня освободить, а просто пересмотреть моё дело. Я подчеркнула, что пятнадцать лет провела в заключении, но ни разу меня не судили и никогда мне не сообщали, каким образом я нарушила закон. Если при пересмотре дела выяснится, что я в чём-то виновата, я согласна отбыть любое наказание, назначенное по законам СССР.

В середине октября 1955 года пришёл отвёт:

Прокуратура СССР

Военная коллегия Верховного Суда СССР

12.10.1955 г. № 1д-23235-49

 Москва, ул. Кирова, 41

Айно Андреевне Куусинен

Мордовская АССР Потьма

Изолятор Зубо-Полянский

В ответ на посланную Вами 15 июля 1955 года жалобу Генеральному прокурору СССР сообщаем, что по постановлению Прокуратуры, МВД и КГБ СССР от 29 августа 1955 года постановления Особого совещания при НКВД СССР от 1939 г. и 1950 г. в отношении Вас отменены и дела прекращены за отсутствием состава преступления.

Прокуратура СССР

Военная коллегия

Майор юстиции Дашкевич

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Окончательное освобождение и отъезд в Финляндию

Свобода. Я выехала из Потьмы 17 октября 1955 года и 18 октября около пяти утра была в Москве, на Казанском вокзале. Город был погружён в темноту, шёл проливной дождь. Я зашла в привокзальный ресторан обдумать своё положение. Куда идти? С 1953 года, после смерти Сталина, Москва изменилась, теперь простой смертный, говорят, мог войти в дом на Кузнецком, чтобы поговорить с представителем тайной полиции. Я страшно устала, но всё же решила попытать счастья.

Долго брела по мокрым улицам, наконец, нашла нужное здание. Дверь с металлической табличкой одного из подъездов вела в маленькую приёмную. Там уже ждали очереди три женщины, я села с ними. Все молчали.

Скоро человек в форме скучным голосом сказал:

— Следующий.

Одна из женщин вошла в кабинет, но очень скоро вернулась заплаканная. Подошла моя очередь. В небольшом кабинете меня принял офицер, лицо у него было каменное. Не пригласив даже сесть, он спросил, что мне надо.

Я неуверенно стала объяснять, что освободилась из лагеря, не знаю, как начать новую жизнь. Он задал несколько вопросов о моём прошлом. Увидев в справке об освобождении мою фамилию, он спросил, знаю ли я члена Президиума Верховного Совета Куусинена. С нарочитым безразличием я ответила, что знаю.

— Он ваш родственник?

— Это мой муж.

Полковник вскочил, смущённо что-то забормотал, избегая на меня смотреть. Потом снова опустился на стул и, глубоко вздохнув, произнёс:

— Ну и кашу я заварил!

Он разнервничался, не знал, что сказать. Наконец, немного успокоившись, произнёс:

— Я думаю, вы вернётесь к мужу и будете жить с ним.

— Нет.

— Почему? Он, конечно, ждёт вас.

— Сделать это не позволяет мне гордость. Я самостоятельная женщина и хочу строить свою жизнь сама.

Полковник покачал головой.

— Я бы на вашем месте пошёл прямо к мужу, поздоровался и сказал: «Вот, я снова здесь!»

— На вашем месте я, может быть, именно так и поступила бы. Но на своём месте я к нему не пойду, — сказала я.

Наша милая беседа ещё продолжалась, но скоро я поняла, что она ни к чему не приведёт, и попрощалась.

На улице будто разверзлись небесные хляби. Я не знала, что предпринять. Когда-то у меня в этом городе было много друзей, но одних уже нет в живых, других не хотелось беспокоить. Я знала — они всё ещё во власти страха, и действительно, человек, только что вернувшийся из заключения, мог доставить неприятности.

Я снова побрела по мокрым улицам. Решила обратиться в приёмную ЦК партии. В главную дверь огромного здания ЦК может войти любой. Я помнила, что там множество стеклянных дверей, на каждой — табличка с именем высокого партийного чина. Правда, попасть к ним можно лишь с разрешения секретаря. Многие имена были мне знакомы. На одной двери я увидела фамилию мужа и прошла мимо.

Я села в приёмной и написала письмо на имя председателя комиссии партийного контроля, просила меня принять для беседы. Написала, что буду ждать ответа на улице перед зданием. Больше идти мне некуда. Кто-то из сотрудников проводил меня к столу с надписью «Почта». За столом сидела любезная молодая женщина, но она сказала, что личное письмо принять не может. Когда я объяснила, кто я, откуда, она согласилась передать моё письмо. Вряд ли от письма будет толк, думала я, ведь у меня не было обратного адреса.

Снова я на улице, под проливным дождём. Усталость валит с ног, одежда промокла до нитки. Надо что-то делать. Я решила всё же пойти к своим старым друзьям. Может, пустят к себе хоть ненадолго, пока не прояснится моё будущее. От площади Ногина до Гоголевского бульвара, где жили мои друзья, было неблизко. Но я всё же дошла до их дома, несмотря на усталость. Долго стояла перед дверью, боясь, что они не впустят к себе человека, только что вернувшегося из лагеря. Потом всё-таки позвонила. Дверь открыл сам хозяин дома. Он занимал высокий пост. Оба, и он, и его жена, были старыми большевиками. Они приняли меня тепло, как и раньше, сразу усадили за стол. Я рассказала, что сегодня утром вернулась из лагеря, спросила с сомнением, не смогу ли пока у них переночевать. Они согласились. Рассказали о многих наших общих знакомых, погибших в результате сталинского террора.

Они оба торопились на работу. Я осталась одна, наконец-то можно отдохнуть и собраться с мыслями. Я не могла не вспоминать своё прошлое — как трепала меня жизнь с тех пор, как тридцать три года назад, в 1922 году, я приехала в эту страну.

Хозяин скоро вернулся. Я ему рассказала о своём визите в ЦК, о письме председателю комиссии партийного контроля. Он сразу куда-то позвонил и позвал меня к телефону. Мужской голос спросил моё имя, потом дал телефон некоего полковника Строганова. Строганов просил прийти к нему, это оказалось неподалеку от дома моих друзей. Ещё Строганов сказал, что моё письмо получено и что на улицу из ЦК посылали нескольких человек меня разыскивать.

Я была так слаба и так не уверена в себе, что побоялась идти одна. Друг меня проводил. Я очень удивилась, что по адресу, данному полковником, находилось большое военное учреждение. Чтобы пройти туда, нужен был пропуск. Пропуск я получила, но меня охватила страшная робость, я боялась ходить по зданию одна. Ведь в течение многих лет я не ступала ни шагу без провожатого! Свобода пришла, но привыкнуть к ней было не так-то просто! Комендант здания помог мне найти полковника Строганова. Он меня уже ждал, встретил, дружелюбно улыбаясь. Комиссия партийного контроля назначила его моим «опекуном», но он не знал даже, с чего начать, и попросил сказать, в чём я нуждаюсь. Ответ мой был прост:

— Я тоже не знаю, с чего начать. У меня нет ничего: ни квартиры, ни еды, ни денег — абсолютно ничего! Я смогу переночевать у моих старых друзей, но совесть  не позволит мне принять от них что-нибудь ещё.

Полковник Строганов пригласил человека из финансового отдела, мне дали немного денег. Потом он послал меня в офицерскую гостиницу в посёлок Сокол, там меня  провели в просторную чистую комнату, в ней уже жили две женщины, офицерские жёны, приехавшие ненадолго в Москву. Я прожила там около трёх месяцев. Полковника Строганова я видела едва ли не через день, от него я получала деньги на житьё и оплату гостиницы. Понимая моё безвыходное положение, он трогательно заботился обо мне, я вспоминаю его с благодарностью.  Строганов помог мне оформить документы, необходимые для получения квартиры в Москве. В то время, однако, в распределении жилплощади царило жульничество, квартиры получали только те, кто мог заплатить немалую сумму. Мой опекун к таким людям не относился, поэтому документы мои были почти бесполезны.

  В феврале 1956 года я съехала из гостиницы, мой опекун нашёл для меня временное жильё в Кучино,  в двадцати минутах езды на электричке от Москвы. Во время войны там содержали пленных немецких генералов. Сейчас в трёх домах были квартиры для офицеров и их семей. У меня была теперь комната с балконом, я могла в тишине и покое собираться с силами, гулять неподалеку в дубовой роще. Скоро я подружилась с жёнами и детьми офицеров. Жизнь, казалось, наконец-то вошла в спокойную колею. Бывая в городе, я часто заходила ко многим старым друзьям. Но, несмотря на все уговоры друзей, моё оскорблённое самолюбие не позволяло мне связаться с Отто. Строганов по-прежнему помогал мне деньгами, пытался устроить для меня постоянное жильё. Я ему в этом старалась помочь, стояла в очередях перед Моссоветом, но всегда безрезультатно.

Прошло восемь месяцев. Я всё курсировала между учреждениями, распределявшими квартиры, и кабинетом Строганова. Несмотря на обилие официальных документов и справок, которые я постепенно собрала, чиновники на всех этажах власти, сверху донизу, будто объединились против меня. Снова и снова я возвращалась к Строганову, чтобы рассказать о неудачах.