Сергей Заплавный - Запев

• Название: Запев
• Автор: Сергей Заплавный
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Свой творческий путь сибирский писатель Сергей Заплавный начал как поэт. Он автор ряда поэтических сборников. Затем увидели свет его прозаические книги «Марейка», «Музыкальная зажигалка». «Земля с надеждой», «Узоры», «Чистая работа». Двумя массовыми изданиями вышло документально — художественное повествование «Рассказы о Томске», обращенное к истории Сибири.

Новая повесть С. Заплавного посвящена одному из организаторов Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» — Петру Запорожцу. Трагически короткая, но яркая жизнь этого незаурядного человека тесно связана с судьбами В. И. Ленина, Г. М. Кржижановского. Н. К. Крупской, И. С. Радченко, А. А. Ванеева и других ленинцев, стоявших у истоков Российской социал-демократической рабочей партии. Старшему из них в ту пору исполнилось двадцать шесть лет. Они еще только вступали на путь борьбы за рабочее дело, но вступали зрело, мужественно, не щадя себя. Это их начало, их запев.

---

— А теперь перейдем к другому вопросу. Как дела в кружке? Что на заводах? Вот вы сорганизовали товарищей. Ваша задача теперь — стать выше их по знанию, чтобы руководить. Вы должны больше читать, развиваться и развивать других. Я слышал, вы любите ходить на танцы, но это бросьте — надо работать вовсю. Вы должны развиваться политически, и тогда ваша работа в кружке будет для вас наслаждением…

Дня через два после той встречи Князев признался Петру:

— Не по себе мне что-то. Слишком уж много Николай Петрович требует. Справлюсь ли?

— Ничего, ничего, — засмеялся Петр. — Берите с него пример: он и сам много работает. Надо же помогать ему…

Жизнь у Владимира Ильича трудная, но он сумел перешагнуть немоту мысли в юном возрасте, в отрочестве преодолел притяжение заученных истин, отрешился от мелочной суеты и соблазнов. И оказалось, что повседневный каторжный труд дарит теперь ему особое наслаждение — наслаждение творчества…

Как человек, он прост и доступен, но достигнуть того, что подвластно его разуму, не по силам другим. Можно только желать, стремиться к этому всеми способами.

Петр стремился.

Он сразу почувствовал, что воззвание, над которым они в усердии склонялись сейчас, лишь одной, видимой, стороной обращено к семянниковцам. Другой — оно должно дать понять тем из группы «стариков», кто не считает пока возможным выходить к рабочим с практическими задачами, что пора сделать решительный шаг в нужном направлении. Это вызов, знаменующий начало далеко идущих перемен…

Соня Невзорова рассказывала: недели две назад возвращались они со Стариком из Публичной библиотеки. Торопились: где пройдут, а где и пробегут. У Аничкова дворца на Невском Владимир Ильич неожиданно остановился: «Вот бы сюда хороший апельсинчик бросить!» И это опытный марксист, враг терроризма…

Во второй раз Петр переписал текст воззвания быстрее — привыкла рука, появилась сноровка. Хотел было начать в третий, по фитиль в семилинейке зачадил, пламя потускнело.

За делом они и не заметили, что рождество угомонилось, в дом пришла утомленная тишина.

— Я думаю, Петр Кузьмич, — будто продолжая прерванный разговор, сказал Ульянов, бесшумно поднимаясь из-за стола, — мы не имеем полной картины фабрично-заводской жизни по одной причине: полученные нами в кружках и даже непосредственно в мастерских сведения — бессистемны. Я понял это на Путиловском. Необходимо очертить круг первостепенных вопросов и довести их до всех товарищей. Вот тогда мы получим возможность заранее предвидеть назревающие процессы. Нас должно интересовать следующее: число рабочих в каждой мастерской — сколько мужчин, женщин, подростков? вместа или отдельно работают? условия наема, продолжительность работы, ночные, праздничные, сверхурочные; можно ли от них отказаться? сведения о месячной выработке, по разрядам; чей харч, чья квартира; сдельно, поденно или месячно взяты; сколько раз выдается зарплата; деньгами или товаром в лавке? есть ли обсчеты, задержки, другие прижимы? как и за что делаются вычеты? список штрафов; отношения рабочих с мастерами и другим начальством; случаи недовольства заводскими порядками; какие, сколько было, буйно или мирно шли отношения с фабричным инспектором; во что обходится жизнь холостому и семейному человеку — с учетом всех трат, податей, заемов, включая табак и водку… Я непременно составлю такую памятку! Имейте в виду; ваш гектограф понадобится — и очень скоро!

— Хорошо, Владимир Ильич. А воззвания на Семянниковский я утром свезу. Там у меня есть надежный человек в литейном.

— Вам завтра в институт, — напомнил Ульянов, свертывая листки трубочкой. — Попросим Бабушкина. — И начал одеваться.

Петр пошел проводить его.

Они молча пересекли канал, свернули иа Садовую. Здесь было по-дневному людно. Извозчики развозили загулявшие компании. Маячили на перекрестках городовые.

— Не пора ли объединить «друзей народа»? — спросил Петр с таким расчетом, чтобы лишь они двое понимали, о чем речь. — Готов собрать их у себя. Вы же видели: места хватит, и все для объединения имеется. Можно начать хоть завтра.

— Спасибо за приглашение, — в тон ему отозвался Владимир Ильич, тронутый заинтересованностью Петра в дальнейшей судьбе работы «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?», его желанием выпустить невольно разъединенные части единой книгой. — Но принять не могу.

— Что так? — голос Петра обидчиво дрогнул. — Другие позвали?

— Нет, уверяю вас, — поспешил успокоить его Ульянов. — Просто отпала надобность. Пока мы тут на свой деревенский лад, в три приема, с Посторонним воевали, известный вам Ветеран сделал то же самое за один раз. Но с самым широким размахом и без препятствий от бдительных инстанций.

Петр догадался, о чем речь. Посторонний — псевдоним Михайловского. Ветеран — Плеханов. Бдительные инстанции — цензура. Значит, Плеханов выпустил книгу, подобную работе Старика, но легальным образом.[5] Радоваться бы этому, да мешает что-то… Дело не в первенстье. Жаль, что у «стариков» покуда мизерные возможности…

— Ничего такого о Ветеране я не слыхал, — признался Петр. — Когда это он успел?

— Успел. В Третьем отделении[6] у Арсеньева[7] его труд уже есть. Блестящая, очень глубокая и нужная работа. Она решает много вопросов сразу. Ее следует глубоко изучить. И руководствоваться ею.

— А как же с «друзьями»?

— Ничего не поделаешь, Петр Кузьмич, — улыбнулся Ульянов. — Наши технические силы покуда не стали на собственные ноги, оттого и движемся кустарными тропинками. Что же до остального, то свое мы сделали, пусть и кустарно, время не упустили. Не будем задерживаться на одном месте! Есть и другие «друзья», но менее серьезные. Под видом проверки Карловой науки они протаскивают идею о сотрудничестве тех, кто никогда не был и не может быть в равенстве, балуются идеями мировой эволюции в деле, к которому мы в конечном счете стремимся, подменяют одно другим, делая ученый вид при не очень ученой игре в поддавки… Вот и выходит, что «друзьями» всякого рода мы не обижены. Сочувствующими или делающими вид, что сочувствуют, — тем более. Заботы растут. Чем дальше, тем больше. Закон движения. Так что станем сами подниматься на ноги, усиливаться…

По Гороховой они скоро добрались до Фонтанки.

— Спасибо, Петр Кузьмич, — начал прощаться Ульянов. — Возвращайтесь домой. Мне уже недалеко, — и задержал его руку в своей. — Небо-то какое звездное!

Есть примета: рождественские звезды — к урожаю гороха…

— …который лучше не собирать! — подхватил Петр, догадавшись, что Владимир Ильич вспомнил про горох не случайно: как раз на Гороховой находятся охранное и арестное отделения при Управлении петербургского градоначальства.

Они понимающе рассмеялись, твердо веря, что до арестного отделения им далеко.

8

Сокращая и без того близкий путь от Технологического института к общежитию в Измайловских ротах, Петр миновал несколько тупичков с потайными лазами в железных огородках, чахлый сквер н вскоре оказался в теснине Тарасовского переулка. Оттуда добрался до Измайловского проспекта. Здесь, у перекрестка, серой глыбой возвышалось строение, в котором благотворительные учреждения Санкт-Петербурга устроили обитель — «Общество дешевых квартир». В одном из этажей на бесплатные места поселены неимущие слушательницы фельдшерских, акушерских и прочих курсов. Среди них — Соня Невзорова, бестужевка.

Этаж, вернее, один из коридоров в третьем этаже, доставшийся курсисткам, наименован «Аннинским» отделением. Соня перебралась сюда, когда ее сестра Зинаида, окончив химическое отделение Бестужевских Высших женских курсов, не смогла получить работу в Петербурге и уехала к родным в Нижний Новгород.

Странные отношения у Петра и Сони. «Старики» давно привыкли видеть их вместе, считая, что между ними существует нечто большее, чем просто товарищество. Однако Соня, мягкая, ласковая, не очень самостоятельная Соня, как-то призналась Петру:

— Ты мне как Павлик. Понимаешь?

Ее младшего брата тоже зовут Павликом. Он учится в Нижегородском дворянском институте, ему восемнадцать лет. Соня очень его любит. Но ведь не такой любви добивался Петр. Не такой…

На рождественские каникулы Соня уехала к родным. Пора бы ей уже вернуться. Может, сегодня будет?..

У входной двери общежития Петр столкнулся с Крупской. Рядом с Петром она выглядит девочкой, хотя на три года старше его. Небольшие глаза смотрят ясно, внимательно, в пухлых губах затаилась милая улыбка.

— Как Соня? — спросила Крупская.

— Не знаю, — признался Петр. — А разве она уже приехала? — и обеспокоился: — Что-нибудь случилось?

Надежда Константиновна утвердительно кивнула:

— Приехала, но с простудой. Курсовой врач прописал аспирин, а в аптеке дали атропин. Хорошо еще, что рядом живут девушки с фельдшерских курсов…