Михаэль Деген - Не все были убийцами (История одного Берлинского детства)

• Название: Не все были убийцами (История одного Берлинского детства)
• Автор: Михаэль Деген
• Жанр: Биографии и Мемуары

Берлин 1943 года. Город непрерывно подвергается массированным бомбардировкам. Еврейский мальчик и его мать скрываются от гестапо. Их укрывают не только друзья, но и совершенно незнакомые люди, ежедневно рискующие из-за этого собственной жизнью. Детство Михаэля Дегена проходит в постоянном страхе быть разоблаченным, в постоянном бегстве от предательства и смерти.

Спустя десятилетия известный актер Михаэль Деген написал об этом книгу, ставшую памятником его спасителям. В книге он описывает свои детские впечатления от событий того времени и рассказывает о людях, которым обязан своей жизнью. Это блестяще написанная книга, по-иному освещающая нашу историю.

---

Я вдруг почувствовал приступ тошноты. Мне представилась Эрна с разбитым носом и окровавленными губами, и я долго не мог избавиться от этого видения.

«Если бы я мог плакать», — думал я. — «Если бы я только мог плакать!»

Но вместо этого спросил:

«Что же такое она сделала?»

Кэте посмотрела на меня долгим взглядом:

«Что она сделала? Наверное, то же самое, что сделала ради вас».

Ее голос снова задрожал:

«Может быть, она хотела кого-то или что-то тайком вывезти и опять была так же неосторожна, как тогда с вами».

Я не понял, и она притянула меня к себе.

«Это я только в качестве примера. Вы могли быть агентами гестапо. Тогда бы и я тоже попалась».

«Но ведь я же из шведского посольства пришел!» — запротестовал я. — «Эрна мне такой допрос устроила, ну просто как в гестапо. Она меня до слез довела! Поверь мне, она всегда была осторожной. На нее кто-то донес. Какой-нибудь старый, подлый, отвратительный говнюк, который уже давно имел на нее зуб».

Дрожа от негодования, я сознавал свою беспомощность и от этого распалялся еще больше.

«Ну-ну, хватит, успокойся».

Кэте поднялась, обняла меня, похлопала по спине. «Знаешь», — сказала она, — «мы уже давно живем в каком-то бессмысленном, вывернутом наизнанку мире. Стоит кому-нибудь только подумать по-христиански, как он оказывается в концентрационном лагере. А когда кто-нибудь поступает так, как поступила моя сестра, происходит еще более ужасное — его хватают и даже могут убить.

Сейчас я должна разузнать, куда ее отправили, а для этого мне нужна свобода действий. Понимаешь? Вам нужно сматываться отсюда», — прибавила она неожиданно грубо и оттолкнула меня. Потом обернулась к матери:

«Собирайте ваши вещи и отправляйтесь в Мальсдорф. Там вы сядете в электричку и проедете до Каульсдорфа. Это всего одна остановка. Если вам повезет, там вас кто-нибудь из семейства Хотце».

Прощание с Кэте было горьким. А потом мы бесконечно долго тащились с нашими вещами к вокзалу в Мальсдорфе. Да к тому же Кэте дала нам с собой кучу продуктов. Лучше бы она этого не делала — они были такие тяжелые!

Когда мы наконец подошли к вокзалу, я уже не чувствовал рук — так они онемели. Сунув руку в карман куртки, я вытащил оттуда небольшую пачку денег и показал матери.

«Какая замечательная женщина!» — сказала она. — «Что за душа!»

В Каульсдорфе нас встретила Мартхен, свояченица Карла Хотце. Ее полное имя было Марта Шеве.

Мартхен приветливо взглянула на нас своими лучистыми голубыми глазами.

«Как хорошо, что вы уже здесь!» — обратилась она к нам, как будто знала нас уже много лет.

«Господи, ну и носище!» — подумал я. — «Наверное, поэтому она и живет у своего родственника. Да и кто бы захотел жениться на женщине с таким огромным носом?»

Но прошло совсем немного времени, и я уже знал — лучшей женщины, чем Мартхен, не найти ни одному мужчине.

От вокзала мы шли довольно долго. Каульсдорф оказался типично берлинским пригородом. Небольшие деревянные дачки перемежались с каменными, похожими на виллы, домами. Как и Вальдесру, Каульсдорф не был разрушен бомбежками и выглядел очень мирно и приветливо.

Забрав у меня тяжелую сумку, Мартхен открыла деревянную калитку. Мы очутились в большом саду. Дом Карла Хотце был довольно низкий, с верхним этажом из кирпича. Мы толкнули потрескавшуюся деревянную дверь и вошли в дом. Навстречу нам вышла жена Карла Хотце. На свою сестру она была совершенно непохожа. Мы даже не заметили, откуда она появилась — так темно было в передней. Она обняла нас как старых друзей. Опустив на пол свой багаж, мы прошли за ней в большую кухню. Пол кухни был покрыт линолеумом. Посреди кухни вместо линолеума была четырехугольная деревянная доска с вделанным в нее большим металлическим кольцом.

«Можешь смело наступать на эту доску — она не сломается», — сказала фрау Хотце. — «Это наш погреб. А сейчас мы будем есть. Садитесь за стол. Ты любишь бобы с картофелем?» — обратилась она ко мне.

У нее тоже были голубые глаза, хотя и не такие лучистые, как у сестры. И нос был намного короче. Хотце, конечно, считал ее хорошенькой.

Никогда еще я не ел таких вкусных, сдобренных солью и маслом, бобов с картофелем. Масло, наверное, Хотце раздобыл с помощью Кэте. После еды мне захотелось взглянуть на сад, который сначала показался мне даже не садом, а скорее огромным огородом. Но фрау Хотце сразу дала мне понять, что осмотр сада и дома состоится только вечером, так как экскурсию (она так и сказала — экскурсию) может проводить только ее муж Карл, и только он может дать необходимые рекомендации относительно того, как нужно вести себя в их доме.

Перебив сестру, Мартхен сказала нам, что все эти заявления не нужно принимать слишком серьезно. Она с легкой улыбкой взглянула на сестру. Фрау Хотце прикусила губу и спросила, не хотим ли мы выпить кофе — она как раз собиралась его сварить. Теперь у нас было достаточно времени для того, чтобы освоиться в новой ситуации.

Наконец появился Хотце. Со своим обычным важным выражением лица он приступил к проведению «экскурсии». В надвигающихся сумерках он демонстрировал нам различные овощи, собственноручно им посаженные, каждый раз подчеркивая, сколько труда ему пришлось на это потратить. Хотце сразу попросил ничего не трогать без его разрешения — он все сделает сам и постоянно будет обеспечивать нас свежими овощами. Затем началась «экскурсия» по дому. Он еще раз показал нам кухню, открыл крышку погреба, и по крутой деревянной лестнице мы спустились вниз.

«Это владения моей жены», — пояснил Хотце. — «Все, что здесь хранится, в ее ведении».

Улыбнувшись, он указал на длинный ряд банок с повидлом, на банки с консервированными овощами и фруктами, на мешки с картофелем. Капуста и морковь были аккуратно разложены на подстеленных мешках. Сколько всего здесь было! Но лапши в погребе я не обнаружил. А я так любил лапшу!

Хотце, который оставался наверху, попросил нас подняться и повел в столовую. Это была большая, заставленная мебелью, комната. Повсюду лежали вязаные салфеточки. В комнате был круглый стол, обитый светло-коричневым бархатом диван, стулья с такой же обивкой, очень длинный низкий буфет, на котором стоял большой радиоприемник. В глубине комнаты находился еще один громадный диван, два маленьких столика, кресло с подголовником и банкетка. Вся мебель была из темного, почти черного, дерева. Комната была заставлена так тесно, что приходилось лавировать, пробираясь к столу или к дивану. Внутри дом оказался больше, чем он выглядел снаружи. На первом этаже были еще три комнаты, в которые мы никогда не заглядывали, и ванная с туалетом.

«Здесь ты каждую неделю будешь мыться», — сказал мне Хотце. — «Наверху только умывальник и туалет».

Он посмотрел на мать. Та нашла все очень уютным, и когда мы вернулись в столовую, сказала ему об этом.

Но еще раньше Хотце показал нам второй этаж. По узкой лестнице мы поднялись наверх. Прямо напротив лестницы была маленькая комната. Из нее открывалась дверь в комнату побольше с примыкающим к ней санузлом. В обеих комнатах были окна, выходившие на соседний участок.

Я с любопытством подбежал к окну. «Здесь нам нужно быть особенно осторожными», — сказал Хотце, оттаскивая меня от окна. — «Наш сосед нацист.

Контактов друг с другом мы не имеем, но я уверен, что мое прошлое ему известно. Старайтесь не показываться ему на глаза. Будет лучше, если он совсем не будет знать про вас. На обоих окнах есть жалюзи. Но их нужно опускать только ближе к вечеру. Днем вы должны их поднимать. Если жалюзи будут опущены целый день, это сразу бросится в глаза».

«Но сейчас-то мне можно посмотреть», — попросил я.

«Хорошо, только подойди поближе к окну. А если он теперь нас видит, не беда — у меня ведь могут быть гости!»

Я поглядел на дом напротив. Гардины на окнах были задернуты, казалось, там никого нет.

«Лучше всего вам обоим оставаться в маминой комнате», — сказал мне Хотце. — «Если смотреть из соседского окна, в ней почти ничего нельзя увидеть. Да к тому же на окнах комнаты есть гардины. После того, как комнату проветрят, их обязательно нужно задергивать».

Взглянув на жену, он положил руку на ее плечо.

«Извини, я совсем забыла», — сказала фрау Хотце.

Она быстро подошла к окну и задернула гардины.

«Спать ты будешь в передней комнате — настоящий мужчина должен предоставить комнату с умывальником даме».

Хотце весело посмотрел на меня.

В отличие от комнат первого этажа обе комнаты были очень светлыми. Обставлены они были скромно. В моей комнате стояли кровать, стол, стул, шкаф. В комнате матери мебель была точно такая же, только вместо одного там было два стула. Вся мебель была выкрашена в белый цвет и казалась сделанной своими руками. Обе комнаты мне понравились.