Неизвестно - Оптинский патерик

• Название: Оптинский патерик
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Религия

День рождения — 15/28 января 1782

Мирские именины — 22 января /4 февраля

День тезоименитства — 28 августа /10 сентября

Иерейская хиротония — 25 декабря 1822 /7 января 1823

Постриг в схиму — 6/19 июня 1862

Кончина (день памяти) — 16/29 июня 1862

Обретение мощей — 13/26 декабря 1994

---

24 июля он очень ослабел, и потому приставлен был к нему один брат побыть при нем неотлучно. При наступлении вечера больной благодушно, лежа на койке, разговаривал кое о чем с приставленным к нему братом. Вдруг брат заметил начавшееся у него хриплое дыхание и сказал: "Не благословите ли, батюшка, позвать к вам иеромонаха сообщить вас Святых Таин?". Отец Арсений охотно согласился. Немедленно по приглашению пришел к нему иеромонах Венедикт (впоследствии архимандрит Боровского монастыря) и приобщил его. И как только отец Арсений проглотил Святые Таины, тотчас и душа его отошла ко Господу.

На третий день его кончины было в скиту соборное служение литургии и затем отправлены были похороны. Как раз в это время привезена была в Оптину и принесена в скит чудотворная Калужская икона Божией Матери. По обычаю пред обеднею ее обнесли по всем келлиям скитян, а при начале литургии внесли в церковь, и она простояла в церкви всю литургию, когда тело покойного отца Арсения лежало во гробе пред царскими вратами, готовое к отпеванию. По-видимому, дело это было случайное, но благорассудительные монахи сочли это знаком милости и благоволения Царицы Небесной к покойнику и Ее благословения на путь, ведущий к Царствию Небесному. Случай этот в скиту был единственный.

Монах Афанасий (Саприкин)

(†21 декабря 1917 /3 января 1918)

В миру Афанасий Степанов Саприкин, крестьянин села Тележья Скарятниной волости Малоархангельского уезда Орловской губернии. Был женат. Поступил в скит Оптиной пустыни и записан в братскую книгу 1893 года 30 марта. Был малограмотный. Проходил послушание белевщика. В скиту был пострижен в рясофор. Проживши в скиту более 20 лет, заболел. 21 декабря 1917 года утром был напутствован Святыми Таинами скитским иеромонахом Осиею. В тот же день перевезен в монастырскую больницу. К вечеру того же дня пострижен в мантию без перемены имени смотрителем больницы иеромонахом Досифеем, а через два часа скончался от болезни сердца 83 лет от роду. Погребен на кладбище в ограде монастыря, около стены алтаря церкви преподобной Марии Египетской, рядом с могилой своего сына по плоти, рясофорного монаха Мирона. Погребение совершил напутствовавший покойного скитской монах Осия, со скитским же иеродиаконом Иоанникием.

Бывший валаамский игумен Варлаам (Давыдов)

(†26 декабря 1849 /8 января 1850)

Родом он был из московских купцов. Почувствовав влечение к монашеской жизни, он еще в молодых летах оставил, по слову Спасителя, дом, родителей, имение и вся красная мира сего и удалился в Валаам, коим управлял тогда опытный в духовной жизни старец игумен Назарий. Под его-то руководством возмужал и окреп в подвигах иноческой жизни пустыннолюбивый отец Варлаам. Сложения он был крепкого, стан имел согбенный, главу поникшую к персям, глаза тусклые и приснослезящиеся. При крепости сил он проходил на Валааме порядно низшие и трудные монастырские послушания. Между прочим был несколько времени поваром. Вспоминая о пользе послушания, отец игумен открывался некоторым доверенным лицам: "В бытность мою на Валааме в поварне молитва Иисусова кипела во мне, как пища в котле". В сане иеродиакона и иеромонаха отец Варлаам отправлял на Валааме Божественную службу в том скиту, где в то время пребывали приснопамятные старцы Феодор (бывший молдавский) и Леонид (впоследствии Оптинский). Сожитие и собеседование с ними принесло ему немалую душевную пользу, как он сам впоследствии говорил о сем. Ревность о благе родной обители, наветуемой смущением от людей, приходивших в нее "не ради Иисуса", понудила безмолвнолюбивого отца Варлаама согласиться принять неудобоносимое для подобных ему любителей безмолвия бремя начальства в Валаамском монастыре. Но тут постигли его попущением Божиим разные искушения. Правдивость его не всем нравилась, находили ее слишком резкою, а искусством применяться к обстоятельствам он не владел и потому должен был устраниться не только от начальства, но и от любимой им Валаамской обители. Его перевели, а проще сказать, за резкие правдивые выражения послали под начало в скит Оптиной пустыни, где подвизался известный ему старец иеросхимонах отец Лев. Так промыслительно Господь привел отца игумена Варлаама для купножития с великим старцем Львом!

Здесь подвижник игумен окружен был всеобщей любовью и заботливостью, от которых по смирению всемерно уклонялся, хотя и скоро свыкся с новым местом своего уединения, однако до конца дней своих не мог забыть любимого им Валаама, этого, по замечанию даже афонцев, русского Афона по единственному в своем роде удобству для всех родов монашеской жизни: общежительной, среднего скитского пути и безмолвного пребывания наедине в пустыньках. "Хорошо, нечего сказать, хорошо и у вас, — говаривал пустыннолюбивый старец, — а все не то, что на Валааме. Там возьмешь, бывало, краюшку хлеба за пазуху, и хоть три дня оставайся в лесу: ни дикого зверя, ни злого человека. Бог да ты, ты да Бог". — "А от бесовских-то страхований, батюшка, как спасались?" — спросили его. "Ну, да от них-то и в келлии не уйдешь, если не тем путем пойдешь, — отвечал старец. — Впрочем, — прибавил он, — пути спасения различны: ин спасается сице [69], ты же, по слову святого Исаака Сирина, общим путем взыди на восхождение духовного пирга (то есть столпа), давая сим разуметь, что всякому духовному возрасту прилична своя пища и что безмолвие для не победивших страсти бывает причиной высокоумия и падения, а не спасения".

Поведал о себе отец Варлаам, что, живя в Валаамском скиту одновременно с вышеупомянутыми приснопамятными старцами Феодором и Леонидом, он, как постоянно гнавшийся за безмолвием, недоумевал, как сии старцы, проводя целые дни в молве от множества приходивших к ним пользы ради и советов духовных, пребывали несмущенными. Обратился он однажды к старцу Феодору с такими словами: "Батюшка, я блазнюсь на вас, как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними, — каково есть дело сие?" — "Экой ты, братец, чудак! Да я за любовь к брату два дня пробеседую с ним о яже на пользу душевную, и пребуду несмущенным", — отвечал старец. Из этого ответа известного уже своими подвигами и благодатными дарованиями старца отец Варлаам вразумился навсегда познавать различие путей "смотрительных", то есть бывающих по особенному смотрению Божию, от общих. Впоследствии он внушал о сем и другим.

Живя в Оптинском скиту, отец Варлаам продолжал прежнюю подвижническую жизнь. Его нестяжание, простота и смирение были поучительными и трогательными. Все имущество бывшего Валаамского настоятеля, привезенное с ним, состояло из крытого тулупа и жесткой подушки. Жил он на пасеке и келлию никогда не замыкал и вовсе о ней не заботился. Она завалена была стружками и дощечками, которые собирал старец в лесу и скиту для подтопки печи и поделок. Однажды воры, забравшись на пасеку, обокрали келлии, расположенные в одном с ним корпусе. Братия в то время была на утреннем церковном богослужении. "Батюшка! — спросил старца сожительствовавший с ним брат. — Воры обокрали вас!" — "Щепки-то, что ли? — ответил, улыбаясь, старец. — Я еще натаскаю". И точно: воры, ища чего-либо в игуменской келлии, внимательно разбирали ящик за ящиком, заполненные щепою и опилками от досок и стружками, наклали их целый ворох посреди келлии и, довольно потрудившись, ушли, ничего не найдя, захватив только с собою тулуп, единственную одежду сверх той, которая была на самом старце.

Любил отец игумен во время послеобеденное, когда братия отдыхают от трудов своих, уединяться в лес, окружающий скит, и там, любуясь в безмолвии красотою матери-природы, по его выражению, "от твари познавал Творца". Прохаживаясь же с молитвенною целью, любил быть наедине. "Возьмите меня с собой, батюшка", — сказал один из скитских братиев, видя отца Варлаама, идущего в лес. "Хорошо, — ответил старец, — пойдем. Только с условием: ходить молча и друг от друга на вержение камня". Понятно, что брат не согласился на такое условие. Встречаясь иногда с поселянами, отец игумен любил вступать с ними в разговор и признавался, что нередко находил высокое утешение в их простых ответах на самые духовные вопросы. Сказывал покойный Оптинский старец Амвросий: "Услышал однажды отец Варлаам, что есть в некоей деревне крестьянин-боголюбец, проводивший жизнь духовную. Отыскал он этого крестьянина и, поговоривши с ним несколько, сказал: "А как бы это умудриться привлечь к себе милость и благодать Божию?". — "Эх, отец, — отвечал простодушный крестьянин, — нам-то бы только сделать должное, а за Богом-то дело не постоит"". Был однажды и противный тому случай. Бродя по лесу, отец Варлаам увидел лесную караулку и, вошедши в нее, нашел там караульщика старика. Поздоровавшись с хозяином, отец игумен по своему обыкновению начал расспрашивать, как он поживает. Старик начинает жаловаться на свою тяжелую жизнь, что он постоянно терпит и голод, и холод. Желая направить старика на путь духовной жизни, отец Варлаам начал убеждать его, что это — его крест, посланный ему Господом для его душевного спасения, что все это необходимо терпеть ради Бога в благодушии и с благодарением, но сколько ни убеждал, не мог убедить. После, возвратившись в скит, отец Варлаам с сожалением рассказывал о сем иеромонаху, впоследствии старцу, отцу Амвросию, приговаривая: "Добра-то было бы, добра-то сколько! И голод, и холод! Только бы терпеть с благодарением. Нет, не понимает старик дела, ропщет".