Виктория Федорова - Дочь адмирала

• Название: Дочь адмирала
• Автор: Виктория Федорова
• Издательство: Русич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-88590-531-2

Книга Виктории Федоровой, написанная в соавторстве с Гэскелом Фрэнклом, напоминает голливудский сценарий фильма со счастливым концом: молодая русская актриса встречается с отцом-американцем, которого никогда в жизни не видела. Однако полная история жизни двух русских женщин — Зои и Вики Федоровых — куда сложнее.

История любви американского военного и русской актрисы, дорого заплатившей за мгновения счастья, в свое время облетела весь мир и вот наконец вернулась к российскому читателю.

Документальная повесть

---

— Принеси свидетельство о рождении. Посмотрим, можно или нельзя принять тебя в пионеры.

Я заплакала. Ведь она больше никого в классе не просила принести свидетельство о рождении. Я даже не знала, есть ли оно у меня.

— Почему вы так ко мне относитесь? За что так ненавидите?

— Ты упорно не желаешь знать правду о самой себе, — прошипела учительница. — Ты враг. Твоя семья здесь в ссылке. Ты тут чужая. Ты повсюду чужая, и только потому, что мы, советские люди, так великодушны, мы разрешаем вам жить рядом с нами. А теперь отправляйся домой и принеси свидетельство!

Когда я попросила у мамы свидетельство, она сказала, что сама отнесет его учительнице. Теперь-то я понимаю почему.

— А у тебя, глупышка, такое же отчество, как у твоей сестры Нины, — Ивановна.

На следующий день мама пришла после уроков в школу. Почему она в такой ярости? — недоумевала я. Войдя в класс, она велела мне подождать в коридоре, пока они поговорят с учительницей.

— Да как вы смеете... — услышала я, выходя из класса, и дверь за мной захлопнулась.

Мне дали красный галстук.

ЗОЯ

Казалось, прошла вечность после освобождения Руслановой и Бог знает как давно она уже не видела Зоей. Поговаривали, что и ее уже выпустили. А Зоя продолжала сидеть, в одной камере вместе с монахинями, ожидая решения своей судьбы и ловя всевозможные слухи о новом режиме и о том, когда выпустят остальных заключенных.

Но миновала еще одна зима, а она по-прежнему томилась в ожидании. Заключенным вернули одежду, которую отобрали по прибытии во Владимирку. Когда Зое принесли поношенное пальто Ольги, она с горечью вспомнила свою меховую шубку. Из шелковых чулок, которые ей тоже вернули, она, отрезав низ, сделала рукава, пришив их к теплым зимним панталонам. Потом вырезала отверстие для головы — и получился свитер.

Надежда на освобождение и встречу с дочерью лишь удлиняла и без того бесконечно долгие дни. Прежде, при жизни Сталина, она уже оставила всякую надежду. Это, как ни странно, облегчало жизнь. А теперь каждый день превращался в пытку, в напряженное ожидание того момента, когда дверь камеры откроется и надзирательница прикажет собирать вещи.

И наконец это свершилось. Ей сообщили, что ее отправляют в Лубянку, в ту тюрьму, где начались ее муки.

— Меня освободят? — спросила Зоя.

Надзирательница лишь пожала плечами.

— Я знаю только, что тебя приказано отправить в Лубянку. Скажи спасибо и за это. Там теплее.

После Владимирки Лубянка и впрямь показалась раем. Зою поместили в одиночку с паркетным полом и разрешили пользоваться душем, когда ей заблагорассудится. Единственное условие при этом: предупреждать надзирательницу. Вместе с едой ей давали витамины и рыбий жир. Чай, по сравнению с теми первыми давними днями, был немного крепче, и к нему полагалось почти полчайной ложки сахара.

Фамилия нового следователя, который вызвал ее на следующий день после приезда, была Терехов. Когда она вошла в кабинет, он встал.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он.

Это потрясло Зою. Как же давно, Боже, как давно к ней никто не обращался подобным образом.

— Что происходит? — спросила она.

— Весьма вероятно, что ваш приговор будет изменен, — ответил он. — Ваше дело подлежит пересмотру.

Он протянул руку и вытащил из-за спины старую толстую папку, поверх которой по-прежнему красовался американский флаг. Зоя охнула. Он улыбнулся.

— Не отчаивайтесь. Я уже ознакомился с вашим делом. Нам предстоит изучить основные пункты выдвинутых против вас обвинений, а вам придется дать мне необходимые объяснения. Я запишу их, и дело будет пересмотрено, а уж потом поглядим. К сожалению, на это уйдет время. Начнем завтра утром.

Он встал, давая понять, что разговор окончен. Зоя медлила уходить.

— Простите, но если вы так добры, не можете ли вы мне сказать, что случилось с моей семьей?

Терехов заглянул в досье.

— Вашу сестру Александру приговорили к пожизненной ссылке. Сейчас она в Петропавловске, в Казахстане. Вместе с ней ее дети — Нина и Юра, а также девочка по имени Виктория.

— К пожизненной?

Он пожал плечами.

— Ее сослали за ваши преступления. Если изменят ваш приговор, изменят и ее. Кто знает?

Зоя кивнула.

— А моя сестра Мария?

Он помолчал, прикуривая сигарету.

— К сожалению, о ней у меня плохие новости. Вашу сестру Марию приговорили к десяти годам трудовых лагерей. Ее направили на север, в Воркуту, на кирпичный завод. Она умерла в 1952 году.

Зоя изо всех сил закусила губу. Бедная Мария. Она никогда не отличалась крепким здоровьем. Работа на кирпичном заводе в трудовом лагере! Мария, которая за всю жизнь не обидела и мухи. Чтобы не разрыдаться, Зоя впилась ногтями в ладони.

День за днем она встречалась с Тереховым, и они снова и снова обсуждали все детали дела, начиная с ее первой встречи с Джексоном Тэйтом. Но на сей раз все было по-другому. Терехов, как правило, задавал вопрос и, выслушав ответ Зои, записывал его. Он никогда не подвергал сомнению правдивость ее слов. Время от времени он кивал головой, говоря:

— Понимаю, понимаю. Так вот, значит, как оно было.

Они продвигались вперед так медленно, что Зоя уже начала отчаиваться: придет ли этому когда-нибудь конец? И вот однажды, завершая разговор, Терехов улыбнулся и сказал:

— Не отчаивайтесь. Надеюсь, все будет так, как вы мечтаете.

Вернувшись в камеру, Зоя задумалась над его словами. Несомненно, они означают, что ее оправдают и освободят.

Это произошло 23 февраля 1954 года — это число назвал ей Терехов, как только она переступила порог его кабинета.

Первым, что пришло ей в голову, была мысль о том, что за время, пока она сидела в тюрьме, Виктории исполнилось девять лет.

— Зачем вы назвали мне сегодняшнее число?

— Сначала сядьте, — ответил Терехов, подвигая ей стул. — Хочу сказать вам, что нынешнее утро — счастливейшее в вашей жизни, вы свободны. Годы, проведенные вами в тюрьме, — чудовищная ошибка, ответственность за которую несет диктатор Сталин. Сейчас, когда у власти новый руководитель — Хрущев, мы освобождаем миллионы людей. Помните: вы не одиноки в перенесенных вами страданиях.

Зоя сидела не шелохнувшись. Все тело, казалось, окаменело. Терехов поглядел на нее.

— Вы слышите меня, Зоя Алексеевна? Решение об этом принято сегодня утром.

— Значит, я могу уйти? — Зоя услышала свой голос, прозвучавший откуда-то издалека, словно ее слова произносила в полусне какая-то чужая женщина.

Он рассмеялся.

— Не раньше завтрашнего утра. В камере хранения, где лежит ваша одежда, уже никого нет, все ушли, так что вам придется провести здесь еще одну ночь.

— Нет. Если я свободна, — сказала Зоя, — я больше не вернусь в камеру.

— Как так? А где же вы проведете ночь?

Зоя оглядела кабинет.

— Буду спать прямо здесь. На вашем диване.

— Ради Бога, — сказал Терехов, — это запрещено. Если я разрешу вам остаться, мне не поздоровится. Можете посидеть здесь, если хотите, но ночевать вы должны в своей камере.

Она кивнула.

— Хорошо. Но пусть не запирают дверь.

— Я попробую, — сказал Терехов и, включив радио, вышел из кабинета.

Впервые за восемь лет Зоя услышала музыку. Какая прекрасная музыка! Она подошла к дивану и села. Словно сидишь на облаке, подумала она.

Музыка закончилась, запели песню. Песня была грустная и начиналась словами: «Никто не ждет меня нигде». Зоя закрыла лицо руками. Да, верно. Ее никто не ждет.

Вернулся Терехов.

— Сожалею, но вам надо вернуться в камеру.

Зоя встала. Уже у самой двери она снова услышала его голос:

— Подождите. Здесь есть зеркало. Хотите поглядеть на себя?

Он открыл дверь в туалет, на стене которого висело большое, от пола до потолка, зеркало. Увидев, что Зоя колеблется, он улыбнулся.

— Уверяю вас, все в порядке. Вы не очень изменились. Вы по-прежнему Зоя Федорова.

Зоя медленно приблизилась к зеркалу, остановившись наискосок от него, чтобы собраться с силами, прежде чем взглянуть на себя. Но тут же взяла себя в руки. Что за глупость, подумала она. Что бы я в нем ни увидела — это я, и даже если закрыть глаза, ничто не изменится.

Глубоко вздохнув, она шагнула к зеркалу. Из зеркала на нее смотрела пожилая женщина. Волосы кое-где серебрились сединой, вокруг глаз и на скулах — припухлости. Последний раз она смотрелась в зеркало в тридцать три года. Сейчас ей сорок один. Какое у нее теперь лицо — лицо сорокаоднолетней женщины или старше? В любом случае на лирическую героиню она не тянет, скорее уж, на ее мать.

Зоя отвернулась от зеркала.

— Не отчаивайтесь, — сказал, смеясь, Терехов. — Хорошее питание — и увидите, произойдет чудо. Вы по-прежнему красивая женщина, Зоя Алексеевна.

Зоя передернула плечами.

— Может быть. Но уже совсем другая.