Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

• Название: Малюта Скуратов. Вельможный кат
• Автор: Юрий Щеглов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7632-0939-7

На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.

---

— Хорош суд! — вырвалось у Старицкого. — Схватили невинного человека и мытарят. Позора лишнего не желаю, потому перед вами и ответ держу. Только разве это суд? Опричники твои моих слуг еще в Старице побили. Соглядатаи опричные возле меня пчелиным роем вились в Нижнем Новгороде. В слободу не пускаете. Здесь войском обложили, что псари волка.

— Зови княгинюшку, князь Владимир! К ней тоже вопросы имеются, — приказал Малюта. — Она поумнее тебя будет. Смекнет что к чему. Может, тебе совет мудрый подаст. Простит нас, грешных, что мы почивать ей спокойно не дали.

IX

Ночью, когда опричники ямскую станцию в кольцо брали, крепко шумели — в литавры били, на трубах играли, «гойда! гойда!» кричали. Княгиня давно сон с себя стряхнула, оделась и у дверей ждала. Когда позволили войти в горницу, где суд над мужем чинили, сразу явилась. Лицо и фигура княгини несли на себе печать благородной фамилии, к которой она принадлежала. Князья Одоевские служили при Иоанне III Васильевиче, были весьма воинственны, отчий край берегли, давая отпор литовским набегам. Одного из них, князя Семена Одоевского, литовцы убили в приграничном сражении. Князь Роман Иванович Одоевский вместе с князьями Трубецким, Воротынским и Оболенским при послах состояли и к первейшим русским родам относились, владея городом Одоев и другими посадами. Настолько они были знамениты и богаты, что татарский хан Менгли-Гирей через гонцов своих нагло требовал у деда Иоанна:

— Исстари одоевских городов князья давали нам ежегодно тысячу алтын ясаку…

Однако получил резкую отповедь от великого князя:

— Князья Одоевские нам служат, мы их кормим и жалуем своим жалованьем, а иных князей Одоевских жребии за нами!

Судьба же князя Никиты Одоевского еще скрывалась во тьме. Княгиня поклонилась опричникам и через силу произнесла слова гостеприимства:

— Слуги царские! Милости просим в наш дом.

Малюта усмехнулся, но злую речь чуть пригладил:

— Вот муж твой князь Владимир, несмотря ни на какие увещевания, не желает сознаваться в содеянном. Может, ты, княгинюшка, ему что присоветуешь? Разошлют вас по монастырям, ежели умолишь пресветлого государя, а там хоть и не сладко живется, но все-таки дышать будете. Сознайтесь в умысле злом — иного пути у вас нет. А не сознаетесь — предстанете перед очами царскими. С государем иной пойдет разговор. Не захотели с Малютой да с Грязным по-доброму дело вести, так царский гнев в полную меру испытаете!

— И с грозным царем лучше беседу вести, чем с его неразумными холопами, которые оговорам верят, петлю потуже затягиваю да псов кровожадных натравливают на людей невинных да детей малых! — воскликнул в отчаянии князь Старицкий.

В тот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала девочка, еще не подросток, чертами и лепкой личика вылитая копия матери, с большими голубыми глазами отца. Бросилась она к нему и прижалась лицом к коленям. Малюте приходилось и над детьми расправу творить, однако, признаться, не любил он ни жизни их лишать, ни в чужие руки отдавать. Между тем Иоанн между преступником осужденным и его семьей различия не делал. Яблоня от яблони недалеко падает. Если выдергиваешь дерево, то с корнем. Не выкорчуешь пень, оставишь — не ровен час, зазеленеют на нем побеги, укрепятся, пойдут в рост и вширь: такой дубок вымахает — не остановишь. Ненависть затаит, а когда час подойдет, и старая обида вспомнится. Малюта дал знак опричнику Болотову. Девочку поднял опричник Болотов и пошел с ней в сени.

— Ну как хотите, князь и княгиня прегордые! Видно, злодейство в самом сердце гнездо свило. И Ефросиния такая. Сколько вам, Старицким, милости ни было отпущено — все мало. И из тюрьмы вас освободили, и новый удел государь вам дал, и на первых местах вы у него сидели, и войском князь управлял. Да что войском! И Москву вам доверяли! Пусть теперь государь вас судит.

А государь их уже ждал в своем покое, встретил без волнения — почти равнодушно, не оскорблял двоюродного брата, не бился и припадке гнева, выслушал с вниманием Малюту и Грязного, задав только один вопрос:

— Не покаялась грешная душа?

— Нет, не покаялась, пресветлый государь! Все князь отрицал! — удостоверил Малюта.

— Так тому и быть! И княгиня смолчала?

— Государь! — произнесла с достоинством княгиня, взяв мужа за руку и вместе с ним опускаясь на колени. — Яви свою милость! Во многом, быть может, мы и повинны, но погибели твоей, видит Бог, не желали. Не угодны мы тебе, пресветлый государь, прикажи нам Бога молить в монастырях под управлением верных тебе игуменов. Не проливай кровь дочери нашей, дитя совершенно невинного.

Иоанн иронично усмехнулся:

— Замолчи, княгиня! Не пятнай себя ложью! Вы хотели умертвить меня ядом — пейте его сами. — И он сделал жест, понятный опричникам.

Болотов внес высокий кубок и передал Малюте. Черная жидкость наполняла сосуд до краев. Малюта протянул его князю Владимиру. Тот заслонился ладонью, вскричав:

— Нет, государь, брат мой! Мне суждено умереть, но я все же не желаю убить себя сам! Не преступлю заповедь Христа, Спасителя нашего!

— Не желаешь испить вина? Ну что ж — твой выбор! Тогда Малюта приговор исполнит. — И царь кивком велел: бери изменника!

Княгиня вся в слезах опустилась перед князем Владимиром на колени и тихо произнесла:

— Милый, ты должен принять смерть и выпить яд, и это делаешь ты не по своей воле…

Князь Владимир слабо улыбнулся: значит, Христова заповедь не будет нарушена. Слова жены его успокоили. Князь в смертный час оказался человеком мужественным и с искрой Божьей в сердце. Обманул его брат и вынудил коварством обмануть конюшего Федорова — да некуда было деваться. Однако, когда наступили последние мгновения бытия, человеческое в нем одержало верх.

— Убивает тебя, — продолжила княгиня, — своей рукой тот, кто даст тебе его выпить, и убивает и душит тебя царь, а не какой-нибудь палач, — и княгиня с презрением посмотрела на Малюту, — и Бог, справедливый судья, взыщет с него твою невинную кровь в день Страшного Суда!

Она протянула руки к кубку, освободила из сжатого кулака Малюты и подала отраву мужу. Яд действовал небыстро — оба лежали на полу, покидая сей мир в тягчайших муках. Ни молитва, ни последняя просьба, обращенная к царю о даровании жизни дочери, не помогла.

Жалко, что в России никогда не умели по-настоящему оценить античность. А какой сюжет для трагедии, и притом чисто русской. Какая женщина! Какой характер! И какая чистота!

Перечисление погибших в этот период, извлеченное из материалов, которые нельзя подвергнуть сомнению, вынуждает довериться мемуаристам иностранного происхождения, осуждавших бессмысленную жестокость царя.

Иоанн призвал близких княжеской семьи боярынь и служанок.

— Вот трупы моих злодеев! — грустно произнес он, указывая на тела умерших. — Вы служили им, но из милосердия дарую вам жизнь!

Оглушенные невиданным зрелищем женщины отвергли поистине божественный дар — жизнь и тем подвергли себя еще большему страданию, чем смерть. Иоанн велел раздеть их догола и отдал на поругание опричникам. Русские женщины, воспитанные в крепких нравственных традициях, глубоко переживали стыд.

— Не желаем твоего милосердия, зверь кровожадный!

— Терзай нас! Терзай!

— Гнушаясь тобою, презираем и жизнь и муки!

Не хочется описывать, как метались обнаженные женщины, среди которых были и вполне почтенного возраста, что прибавило отвратительности происходящей сцене. Опричники били их стрелами, как взлетающих над поверхностью воды в испуге лебедей.

Малюта и Грязной не принимали участия в бойне. Но вельможный кат и его закадычный друг неотрывно смотрели, как и царь, на разворачивающееся позорное действо. И один Бог ведает, о чем они думали. Никто лучше их не знал, чего стоят показания повара Молявы и прочих свидетелей по делу князя Старицкого, никто лучше их не знал, чего стоит и сам розыск, никто лучше их не знал, в чем настоящая причина расправы с двоюродным братом государя, со смертью которого во весь рост встала угроза пресечения великого рода Ивана Калиты.

«Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…»

I

Теперь Малюта получил право входить в царскую опочивальню без зова и упреждения в любое время суток. Высший сыск, которым он заведовал, требовал того. К Малюте стекались сообщения не от случая к случаю, как раньше, доставленные гонцами, а с утра до вечера и с вечера до утра. Был даже специальный человек дьяк Водовозов с подьячими, которые прежде разбирались, кого допустить, а кому погодить. Однако известие, которое на Берсеневку пришло поздней ночью, молнией, скорее, чем по нынешнему телеграфу, добралось до постели Малюты, подняло и бросило в седло.

— Ах ты, Господи Боже мой, — шептал про себя Малюта, подпрыгивая на выбоинах. — Ах ты, Господи Боже мой! — повторял он до самого Кремля. — Изборск захватили! Изборск!