Владимир Мартов - Карл Великий

• Название: Карл Великий
• Автор: Владимир Мартов
• Издательство: Армада
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0767-Х

Два произведения о великом властителе Европы Карле Великом, составившие эту книгу, посвящены двум разным периодам жизни этого неординарного государя.

В. Мартов воссоздает образ юного Карла и рассказывает о начале его пути к вершинам власти.

Роман А. Сегеня охватывает длительный период жизни короля и императора и повествует о великом строителе государства, человеке, много сделавшем для становления современной Европы.

---

Выкриками были ознаменованы самые яркие эпизоды, такие, как проклятие змию после грехопадения Адама и Хаввы, ответ Каина на вопрос: «Где брат твой, Авель?», выход Ноя из ковчега после потопа и так далее.

Вечер, а затем и ночь застали Бенони за чтением. Присутствующие утомились и уже не вскакивали при каждом очередном возвышении голоса хитроумного иудея. Эпхо Ньян Лин дремал; откровенно позевывал и Кан Рин Дханин; тягостно вздыхал, борясь с дремотой, лекарь, который в конце концов отпросился и был отпущен. Бенони же чувствовал смертельную усталость. Он уже в душе злился на весь мир, на Моше бен-Йосэфа, который уверял, что если применить зелье к усыплению молодого и сильного человека, то оно будет действовать не больше суток с момента засыпания, но больше всего злобился он на Аунг Рина, который все никак не воскресал и не воскресал, хотя уже были полностью прочитаны и Бытие, и Исход, и Левит, начались Числа. Читая о том, как народ израильский возроптал, захотев египетских кушаний, Бенони подумал, как здорово было бы сейчас полакомиться слоновьим хоботом или даже простой гороховой кашей. Дело шло к утру, надо было прерваться, отдохнуть, поесть, но если Аунг Рин очнется не во время чтения так называемых заклинаний, впечатление будет хуже.

Думая так, Бенони вдруг заметил, что грудь Аунг Рина слегка приподнялась, глубже втягивая в себя воздух. Тотчас он ощутил прилив сил и принялся повышать голос, читая:

– «Манна же была подобна кориандровому семени, видом – как бдолах, и народ ходил и собирал ее…»

Слабый стон раздался из груди Аунг Рина, и Бенони уже не просто громко произносил слова, он оглушительно выкрикивал их, потрясая над головой кулаками:

– И сказал Моисей Господу: «Для чего Ты мучаешь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего?»

Кан Рин Дханин и мудрец Эпхо Ньян Лин, разбуженные громкими криками еврея, увидели, как Аунг Рин шевелится, просыпаясь, и бросились к нему, тормоша и трогая за лоб, за щеки, за губы.

Аунг Рин подавал явные признаки жизни, хотя по-настоящему проснуться он никак не мог – мычал, сопел, мотал головой, как делает всякий, кого будят, а очень хочется спать.

– Фоле, проснись, эй! – принялся расталкивать толмача Бенони. – Вставай и скажи им, что мое дело сделано и я отправляюсь отдыхать. Приду завтра к обеду.

Кан Рин Дханин, вне себя от радости, забыл даже поблагодарить еврея. Мудрец Эпхо Ньян Лин, напротив, кинулся целовать руки Бенони и лично проводил его из покоев царевича. Тут только их настиг царский приказ оставаться в одной из лучших комнат дворца, где будет приготовлен ночлег и куда подадут трапезу. Бенони валился с ног и, когда его привели в отведенную комнату, чуть притронулся к пище и вину – рухнул в кровать и уснул.

Проснувшись утром и вспомнив про вчерашнее, купец принялся потягиваться в сладчайшей истоме, улыбаясь и покряхтывая. На столе, неподалеку от ложа, его ожидали изысканные яства и вино, а голод так и клокотал в его утробе. Он встал, еще раз до хруста потянулся и направился к еде, как вдруг двери распахнулись и в комнату вошли четыре воина, двое из которых были вооружены мечами, а двое – веревками, и эти веревки вмиг опутали недоумевающего Бенони от самых колен до предплечий. Невольно он залопотал что-то, протестуя, забыв, что эти мьяммы никак не могут знать ни слова по-еврейски, равно как по-арабски, по-армянски, на латыни и погречески, а других языков Бенони не знал.

Они, в ответ выкрикивая что-то на своем кошачьем наречии, потащили его вон из комнаты, а идти ему было трудно, так как колени его были связаны и приходилось не шагать, а семенить мелкими шажочками. Несколько раз он упал, его поднимали и снова гнали пинками и даже легкими ударами плоскостями мечей. Вскоре они вывели его на каменную лестницу, ведущую глубоко вниз. С трудом он спустился по ней, прошел по каким-то коридорам и, наконец, его втолкнули в тесное узилище, где горел тусклый светильник и прямо на полу, на грязной циновке, сидели его сын Ицхак и толмач Фоле. Дверь за спиной Бенони захлопнулась.

– Кто-нибудь знает, что происходит?! – воскликнул Бенони.

– Насколько я понял из разговоров, нас либо кто-то предал, либо кто-то оклеветал, – сказал Фоле. – Стражи, которые вели меня сюда, бормотали что-то такое, будто мы хотели отравить Аунг Рина и морочили царя.

– Я смотрю, вы не связаны – развяжите меня, – прокряхтел Бенони. – Ничего не понимаю! Безумие какое-то.

Начались томительные часы ожидания. Целый день никто не приходил, не приносил еду, а пить приходилось из ржавого тазика, обнаруженного в углу каменной клети. Лишь на другой день дверь темницы отворилась и вошел старик Эпхо Ньян Лин. Лицо его выражало сочувствие узникам, он вежливо поприветствовал их и справился, здоровы ли они.

– Я прекрасно понимаю ваше нынешнее состояние, – сказал он. – Никакие уговоры не действуют на великого Кан Рин Дханина. Он убежден, что вы сами все подстроили, дабы овладеть священным слоном. Я разговаривал со всеми лекарями во дворце, они утверждают, что невозможно было так усыпить Аунг Рина, чтобы он был совсем как мертвый. Но Кан Рин Дханин утверждает другое. Он говорит, что, если вы своими заклинаниями могли воскресить Аунг Рина, значит, могли и сделать его мертвым или подобным мертвому. Увы, вам придется смириться со своей участью.

– Что же нас ожидает?

– Возможно, что и смерть.

– Спасибо за откровенность, – фыркнул Бенони. – Вот она, черная неблагодарность!

Получить живого сына и наградить благодетелей смертью. Может быть, нас зажарят и съедят?

Ведь это, кажется, считается у вас знаком особого уважения.

– Нет, – отвечал Эпхо Ньян Лин, – если Кан Рин Дханин не передумает, вас ждет смерть в пасти у крокодилов.

Когда Фоле перевел на еврейский ответ старика, Ицхак, сидящий в углу, заплакал.

– Цыц! – прикрикнул на него Бенони. – Кажется, я не уговаривал тебя отправляться со мной в это опасное путешествие. Не плачь, сынок, будь мужчиной. Они не посмеют казнить нас.

Вот что я вам скажу, достопочтенный Эпхо Ньян Лин, передайте вашему государю, что он ведет себя крайне неосмотрительно. Чем дольше он будет держать меня и моих спутников в заточении, тем меньше будет сила моих заклинаний, Аунг Рин начнет угасать и рано или поздно окончательно умрет. И никто тогда не сможет воскресить его. А проклятье моего бога падет на весь род Кан Рин Дханина.

– Хорошо, У-Бенони[48], я передам ему ваши слова, – молвил Эпхо, когда Фоле перевел ему слова Бенони бен-Гаада.

В эту минуту в узилище принесли новый яркий светильник и черные черствые лепешки.

В разгар лета Карл покидал Италию. Счастье и силы переполняли все его существо.

Победоносная армия, пройдя через Сен-Готардский перевал, вышла к Фирвальдштетскому озеру и здесь разбила палатки для отдыха. Позади было взятие Вероны, Пасха в Риме, где Карл выписал новую дарственную Папе Адриану, новая осада и успешное овладение Тицином, после чего Карл был провозглашен «королем франков и лангобардов», а плененный Дезидерий со всей семьею отправился в монастырь. Здесь, в Южной Аламаннии, в центре Гельвеции, на берегу живописнейшего озера, он упивался свежими, радостными воспоминаниями и любовью страстной Хильдегарды, которая постоянно думала об уединении с мужем. Стояли дивные солнечные денечки, безоблачное небо яркой своею голубизной усиливало синеву озерной глади. По утрам, выбравшись из нежных объятий королевы, Карл подолгу плавал в упоительно-прохладной воде озера, любовался горами, окружающими местность, и думал о том, сколько еще впереди предстоит таких же дней и лет.

На третье утро жена сказала ему:

– Мне кажется, я снова отяжелела, и именно здесь, на берегу этого милого озера. И это будет снова мальчик.

– Если так, я назову его Карломаном, в честь покойного брата, – откликнулся король. – И пусть мои племянники и бедняжка Герберга не думают, будто я так уж мечтал присвоить его владения.

Вдова Карломана с детьми была схвачена при взятии Вероны. Гербергу Карл отправил в монастырь, а племянникам разрешил жить вне пределов франкского мира, взяв с них клятву не воевать против своего родного дяди. Многие отговаривали Карла, убеждая его поступить с племянниками так же, как с невесткой, но в сердце победителя стелилось туманное чувство вины перед покойным Карломаном.

Двинувшись дальше и миновав Турегум[49], франки вскоре вышли к берегам Рейна и отправились вниз по течению реки левым берегом. Впереди их ждала новая война, теперь на северо-востоке, где вновь забурлила неугомонная саксонская ретивость. На полпути между Шпейером и Вормсом король, в очередной раз заведя приятную беседу с Варнефридом, сказал ему следующее:

– Дочитывая вашу «Римскую историю», я прихожу к выводу, что именно вы должны написать «Историю франков».

Варнефрид служил при дворе Дезидерия и прославился своими сочинениями на латыни.