Владимир Мартов - Карл Великий

• Название: Карл Великий
• Автор: Владимир Мартов
• Издательство: Армада
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0767-Х

Два произведения о великом властителе Европы Карле Великом, составившие эту книгу, посвящены двум разным периодам жизни этого неординарного государя.

В. Мартов воссоздает образ юного Карла и рассказывает о начале его пути к вершинам власти.

Роман А. Сегеня охватывает длительный период жизни короля и императора и повествует о великом строителе государства, человеке, много сделавшем для становления современной Европы.

---

Распутать веревки? На это они были способны, да вот беда – не догадывались!

Светлый слон недоумевал, как это они позволяют двуногим связывать себя, но однажды он, основательно позавтракав принесенными ему бананами, вскоре почувствовал какую-то непреодолимую сонную одурь, от которой очнулся лишь к вечеру, и увидел себя связанным. И он точно так же, как остальные, рыл бивнями землю, ревел, рвал и топтал кусты, сходил с ума, но ничего не мог поделать. На шее и ногах у него образовались потертости и раны, в которых вскоре начали копошиться насекомые. Жизнь снова стала адом.

Причем он вдруг заметил, что его мучителями вновь были те же двуногие, которые некогда осыпали его копьями и факелами, когда он пытался прорваться на волю, разрушив ворота загона.

А те, добрые двуногие, коим он до сих пор был благодарен за путешествие к реке, куда-то запропастились, предоставив злодеям издеваться над слоновьим племенем. Где же вы, милые, веселые?! Придите, защитите, освободите от пут! Он ждал и молил их поскорее явиться, и в один прекрасный день мольбы его были услышаны. Злые двуногие исчезли, а добрые – появились, хлынули в загон со своими флейтами и бубнами, весело приплясывая и распевая песни.

Прежде всего они стали распутывать тех слонов, которые были связаны раньше остальных.

Развязав первого, они щедро смазали его гноящиеся раны целебным снадобьем. Слон благодарно трогал добросердечных двуногих хоботом, чуть перетаптывался, боясь наступить на кого-нибудь из них. Он послушно побрел, когда они повели его из загона, а вернувшись через некоторое время назад, издавал запахи речной свежести – они водили его купать!

В первый день добрые двуногие освободили от пут и сводили на реку трех слонов, и дальше каждый день распутывали и водили на купание по трое. Когда же дошла очередь до светлого слона, в тот день посчастливилось только ему одному. Ах, какое блаженство испытал он, когда его смердящие, живые от копошащихся в них насекомых раны были удобрены благотворной мазью, когда он перестал чувствовать себя пленником. Для этих двуногих он готов был на любой подвиг, столь велика была испытываемая им благодарность. И они повели его на реку, где повторилось то же самое, что и в прошлый раз, – он купался и утолял жажду, а они поклонялись ему, пели гимны, играя на бубнах и флейтах, и восклицали:

– О-о-о, Цоронго Дханин, о-о-о-о-о!

Затем наступили дни блаженства. Раны постепенно заживали, а из памяти изглаживались воспоминания о страшных веревках и злых двуногих. Добрые же двуногие ежедневно приносили слонам множество превосходного корма и время от времени водили на реку. Они уже совсем бесстрашно разгуливали по загону среди слоновьего стада, слоны разрешали им себя трогать, похлопывать и даже залезать на себя. Некоторым нравилось носить на своем загривке двуногих, уподабливаясь тем, прирученным.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как стадо поселилось в загоне. Почти все слоны, включая и светлого, были уже вполне прирученными, и двуногие вовсю разъезжали на них верхом, обучали ношению на спине разных предметов, и вот уже некоторые из стада сами ездили за продовольствием и привозили его в загон. Что ж, такая жизнь стала всех устраивать. Воля волей, но и этак жить тоже неплохо. Конечно, прошлое свободное бытье многим вспоминалось в виде навеки утерянного рая, но что поделать, коли ход вещей столь резко переменился. Надо было смиряться и принимать реальность такою, какая она есть.

Через полгода после поимки стада и первых трудных дней неволи загон начал пустеть – одного за другим слонов уводили на очередное купание, не приводя назад. Пришла очередь и светлого слона, и он знал, что его уводят навсегда из этого загона, в котором столько было пережито горестей и разочарований, смирений и прощений. Он чувствовал, что навеки расстается с местом, на котором сохранится частичка его жизни, его души.

Его вел наездник, с которым слон уже успел подружиться. Это двуногое знало все повадки слона, что ему нравится, что нет, чем можно его привлечь, чем припугнуть. И слон достаточно изучил характер своего водителя, в общем-то неплохой, надо сказать, характер. Слону даже известно было имя этого человека – Ньян Ган, и когда в речи двуногих ему случалось слышать эти два слова, он невольно начинал искать глазами, где же он, добрый Ньян Ган, который так бережно ухаживал за ним, вылечил его раны и всегда приносил самое вкусное.

Свое имя слон тоже теперь знал – Цоронго Дханин. Да, именно так. Слова, которые сначала обозначали собой боль, копья, факелы, огонь, ожоги и злых двуногих, а потом – реку, купание, радость и поклонение, отныне составляли неотъемлемую сущность светлого слона, и в новой своей ипостаси слон Цоронго Дханин покинул бревенчатый загон, в последний раз искупался в родных струях широкой реки Иравади и отправился в далекое путешествие, через горы и долины, в город Читтагонг, тогдашнюю столицу государства Аракан, к владыке Кан Рин Дханину.

Покуда слон Цоронго Дханин карабкался по горам Бирмы на своем пути с берегов Иравади в Читтагонг, багдадский купец Бенони бен-Гаад уже добрался до Паталипутры[39], гигантского города в среднем течении Ганга. Еще сравнительно недавно Паталипутра была столицею могущественной Магадхской империи, центром обширного мира, лежащего за южными склонами Гималаев. Теперь она постепенно хирела, улицы и площади, некогда кишащие народом и радующие взор разноцветьем товаров, многоликостью толпы, базары, доводящие до обмороков изобилием волнующих запахов, храмы, вмещающие в себя десятки тысяч паломников и заполненные нескончаемым пением в честь темно-лилового сына Васудевы и Деваки, – все это ныне приходило в запустение. И все же Паталипутра еще способна была поразить воображение пришельца из далекого Багдада, и непременно поразила бы, если б не одно обстоятельство, сильно помешавшее купцу обратить все свое внимание на красоты великого города. Бенони было не до впечатлений, ибо его любимый сын Уриэл, умничка и смельчак Ури, умирал от укуса змеи.

О, права, тысячу раз права была Ребекка, что не хотела отпускать Ури из дома! Зачем Бенони не послушался ее, зачем! Теперь поздно было раскаиваться. И ведь они уже почти добрались до цели своего путешествия. Ни разу за всю дорогу Ури не болел. Напротив, поездка лишь пошла ему на пользу, он наконец-то избавился от своего извечного насморка. Они миновали горные пустыни Загроса, вместе восторгались сказочными лесами Мазандерана, ели ни с чем не сравнимый хорасанский плов под соснами Герата, в Кабуле радовались, как дети, провернув одно баснословно удачное дельце, изумлялись при виде знаменитой делийской колонны из чистого железа, наконец добрались до Бенареса, где приняли участие в празднике поклонения Капаламалину – огромной статуе бога Шивы, изображенного в виде гневного существа с волосами, вставшими дыбом, и неимоверным фаллосом из чистого золота. Грудь Капаламалина украшали гирлянды с нанизанными на них настоящими человеческими Черепами, коих Ури, любящий счет, исчислил в количестве трехсот четырнадцати. Там же, у подножия ужасного изваяния, у мальчика появилось нехорошее предчувствие, которое и оправдалось вскоре после того, как путники покинули Бенарес. Во время одного из привалов на берегу Ганга его укусила змея. Бенони поспешил применить противоядие, купленное им заблаговременно еще в Пурушапуре[40], и сын не умер. Но и не выздоровел. Он продолжал бредить, истекая потом, истаивая на глазах. Он не умер, но жизнь медленно, час за часом, покидала его. В Паталипутру горестный еврей привез уже почти безжизненное тело своего обожаемого сына.

Здесь, в бывшей столице могущественных Гуптов, Бенони бен-Гаад нашел богатого соплеменника по имени Моше бен-Йосэф, который, погоревав вместе с гостем, предложил испробовать последнее, традиционное еврейское средство отвратить смерть – обмануть, обдурить самого ангела смерти Азазеля. В глухую полночь Моше, Бенони и еще несколько иудеев совершили обряд переименования Уриэла. Отныне Ури становился не Ури, а Ицхак, и когда Азазель придет за ним и воззовет: «Уриэл, Уриэл, где ты, я пришел за тобой!» – другие духи ответят ему: «Здесь нет никакого Уриэла, здесь – Ицхак, и если ты пришел за Уриэлом, то лучше уходи, ибо такового тут нет». И он уйдет. Редко, Но такой способ помогал перехитрить доверчивого демона, посланца сатаны, и он уходил ни с чем.

Чудо, но прошло всего два дня, и мальчик начал выздоравливать. Бенони чуть с ума не сходил от счастья и то и дело принимался целовать руки мудрейшего Моше бен-Йосэфа. Наконец, когда новоиспеченный Ицхак стал приподниматься в постели и самостоятельно отправлять в рот ложку с похлебкой, его отец и хозяин дома сели, чтобы обсудить дальнейшие планы. Бенони подробно рассказал о целях своего путешествия. Выслушав его, Моше потеребил бороду, почесал между пальцами на руках и сказал: