Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи [HL]

• Название: Книга из человеческой кожи [HL]
• Автор: Мишель Ловрик
• Издательство: Книжный клуб Клуб семейного досуга
• Жанр: Триллер
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1656-8, 978-966-14-1391-6, 978-1-408-80588-6

Кожа, на которой написана человеческая жизнь!

Марчелла с рождения обречена на страдания. Ее одержимый жаждой богатства брат Мингуилло не остановится ни перед чем, чтобы стать единственным наследником. Он преследует девушку и однажды решает… подстрелить ее. Молодой врач Санто, будучи не в силах отвести глаз от ее излучающей чистоту кожи, влюбляется в Марчеллу. Одного его нежного взгляда в ее сторону было для Мингуилло достаточно, чтобы упрятать сестру в отдаленный монастырь, а самому полностью отдаться своей чудовищной страсти — коллекционированию книг из человеческой кожи…

До меня дошли слухи о книге, переплетенной в человеческую кожу, которая уцелела во время кораблекрушения в Арике. Говорили, что она сделана из кожи Тупака Амару II, последнего вождя повстанцев-инков. Его казнили и четвертовали лет двадцать пять тому назад…

---

Естественно, я спрашивал себя, уж не Мингуилло ли подослал Фланжини. Но лже-доктор оказался неразборчив в своей жестокости. Еще примерно дюжина пациенток пострадала не меньше Марчеллы. Исполнение казалось чересчур уж неуклюжим дли Мингуилло. Его, конечно, не остановили бы случайные жертвы, но он был достаточно дальновиден, чтобы предполагать неприятное расследование, которое будет проведено после такого скандала.

В сущности, Фланжини был одиночкой, таким же, как и Мингуилло, еще одной личностью, в существование которой вы не поверите, даже встретив его на страницах романа. Тем не менее такие субъекты преспокойно разгуливают по земле, причиняя боль и страдания всем, кто попадается им на пути. Что касается лично Фланжини, то я утешал себя тем, что ему осталось недолго нести в мир зло, потому как синеватый оттенок губ и ногтей означал наличие у него органической неизлечимой болезни сердца в последней стадии.

В последнее время падре Порталупи все чаще повторял:

— Мы действительно должны позволить Марчелле Фазан уехать отсюда. Она никогда не была помешанной, хотя сострадательная чувствительность ее натуры заставила ее искренне сопереживать тем, кто болен по-настоящему. Но я опасаюсь что воспоминания о Фланжини и о том, что мы не сумели защитить ее, могут и впрямь пробить брешь в ее душевном равновесии. Я напишу ее брату и изложу ему свои доводы. Я также воспользуюсь возможностью и официально объявлю ее risanata.[108] Это освободит ее от ордера Sanita, из-за которого она здесь и оказалась.

Я едва не захлебнулся от радости. Если Марчеллу официально объявят пребывающей в здравом уме, я смогу жениться на ней. Но точный расчет времени будет иметь решающее значение.

— Она будет передана на попечение своего брата?

— К несчастью, она еще несовершеннолетняя, — подтвердил падре Порталупи.

Как же спасти ее? В голове моей теснились планы один безумнее другого. Вот я перехватываю гондолу, а затем перед алтарем и священником в какой-нибудь отдаленной церкви подле меня стоит моя Марчелла, кутаясь в длинный плащ.

На лицо падре Порталупи набежала тучка.

— Меня заставляет медлить и колебаться только ее брат. Иногда мне кажется, что это его нам следовало принять сюда на принудительное лечение два года тому назад. Тем не менее я напишу ему еще раз.

Сестра Лорета

Наконец-то передо мной забрезжила надежда. Однажды ночью меня вознаградило видение, в котором распятый Христос взглядом манил меня к себе на крест. Он нежно положил свою руку мне на затылок и приблизил мою голову к ране в своем боку.

— Пей, дражайшая Дочь, — произнес Он глубоким, мягким голосом. — Это утолит твою жажду так, как неспособен человеческий мир.

И вот, подобно святой Каталине, я прижалась губами к Его благочестивой рамс и стала пить, ощущая на губах вкус манны небесной, которая освежила все члены моего тела, отчего я ощутила в себе сверхчеловеческую силу. — Вот так Всевышний приходит на помощь своим избранным, вливая в них величие, необходимое для свершения важных и таинственных деяний.

Поэтому я ничуть не удивилась, когда вскоре сестра София отправилась в рай или ад, согласно воле Божьей. Таковы пути Господни.

Джанни дель Бокколе

Мингуилло задумал что-то новенькое. Об этом свидетельствовала его улыбка и то, как он напевал во дворе. Он полюбил сидеть на том месте, где умер конт Пьеро, и нюхать ядовитые голубые цветы. Кроме того, отсюда ему было видно, чем занимается каждый из слуг, что давало ему повод для бесчисленных оскорблений и окриков. Мы пребывали в страхе. За бег по коридору, за слишком медленную ходьбу по коридору, вообще за то, что ты оказался в коридоре, можно было схлопотать затрещину или, хуже того, выслушать порцию его грязной брани.

А потом наступил день, когда я подловил Мингуилло в его кабинете. Я пробрался туда, тихий и молчаливый, как чувство вины. Он стоял, согнувшись, у книжной полки и очень походил при этом на орангутанга, водя своим прыщавым носом по второму снизу ряду книг. Теперь-то я знал, что ему надо стоять впритык. Издалека он не разглядел бы ровным счетом ничего. Он делал глубокие вдохи. Такое впечатление, что каждая из его книг была сбрызнута какими-нибудь духами.

К нему все время прибывали книги, завернутые в материю. Доставляли их торговцы-антиквары, выглядевшие так, словно они варили клей из конских костей.

Мингуилло еще не заметил меня, поэтому я смотрел через его плечо на этих его маленьких любимиц. А потом меня как громом поразило — этот розовато-коричневый оттенок мелкозернистых переплетов точь-в-точь походил на ту отвратную книгу из человеческой кожи, которую он привез с собой из Перу.

Вот, значит, что он собирает. Здесь был не только бедный старый Тупак Амару, здесь их были целые дюжины. И на эту мерзость он тратил состояние Марчеллы!

Свинья Господня!

Меня охватили страх и ярость. Голова у меня пошла кругом от нахлынувших чувств. Жалость к несчастным созданиям кожа которых пошла на книжные переплеты. Омерзение при виде того, как Мингуилло пускает слюни от счастья, что сумел раздобыть их. Горечь оттого, что он в полной безопасности восседает в своем кабинете, тратя свои грязные деньги на эти проклятые книги-убийцы, тогда как Марчелла заперта в сумасшедшем доме на острове. Вина оттого, что именно я, в конечном счете, позволил всему этому случиться, ломая голову над тем, что делать с настоящим завещанием, пока не проворонил его.

Должно быть, я выдохнул слишком шумно, потому как Мингуилло резко обернулся и увидел меня.

Он аж подпрыгнул на месте. Но было уже слишком поздно, И он не успел скрыть ни ухмылки на своей роже, ни вещей, разложенных на столе.

А там были карты Южной Америки. Вот так.

Часть четвертая

Мингуилло Фазан

Меня вновь занимал вопрос о том, как раз и навсегда избавиться от своей сестрицы. Вот уже второй раз мне пришло в голову что мне должен помочь сам Господь или по крайней мере его монахини. Наполеон с грохотом захлопнул двери перед моими первоначальными намерениями. Но в Арекипе, заморской колонии Перу, постепенно все дальше отходившей от метрополии, по слухам, существовал женский монастырь ордена доминиканцев, который принимал только чистокровных испанок.

А что, звучит совсем неплохо: чистокровная испанка. Кровь нашей семьи обладала необходимым благородством и богатством, не говоря уже о том, что она была щедро разбавлена испанскими предками. А примесь венецианской крови могла лишь усилить limpieza de sangre, чистоту родословной, на которой буквально помешались испанцы в Новом Свете, ибо им угрожало расовое кровосмешение чуть ли не в каждой постели.

Доминиканцы, думал я, вполне подойдут для моих целей, поскольку обладают связями и в Старом, и в Новом Свете. Domini Cani — Псы Господа, как они себя именовали. Умалишенная святая Роза из Лимы была творением их ордена. «Слезы святой Розы», которым вскоре предстоял выход на «бис» на исстрадавшийся рынок, позволят мне заплатить приданое за свою сестру. Методичный читатель должен признать безупречную симметрию моих умозаключений и возрадоваться.

В любом случае, мне уже давно пора было разобраться с отцовскими делами в Арекипе. Через несколько месяцев после его смерти я получил истрепанный документ, который гласил что он скончался ab intestato,[109] отчего я лишь криво улыбнулся. Моего отца никак нельзя было назвать человеком, не оставившим после себя завещания. Нет, у него их было по меньшей мере целых два. Мне пришло в голову, что в Арекипе остался особняк и оптовый склад-магазин, на которые я вполне могу предъявить права и которые можно обратить в средства, необходимые для приобретения новых книг из человеческой кожи и прочих милых моему сердцу безделушек.

Незначительный вопрос о том, как добиться разрешения для родившейся в Венеции девушки быть принятой в испанский монастырь, я разрешил с легкостью. В братстве библиофилов, ценителей книг в переплете из человеческой кожи, состоял и некий влиятельный римский кардинал, настоящий эпикуреец во всем, что касалось его необычного хобби. Всего через несколько дней после того, как я сделал ему чрезвычайно выгодное предложение, на моем столе лежал документ с большой папской печатью, готовый к отправке в монастырь Святой Каталины и способный привести тамошних колониальных чиновников в полуобморочное состояние.

Тем временем я убедил Fatebenefratelli в том, что не будет ничего дурного, если они подержат Марчеллу у себя еще некоторое время, пока я не изыщу способ устроить ее так, чтобы не нарушать жизненного уклада моей дорогой жены и обожаемых малюток. Я напомнил падре Порталупи о том, что мои женщины привыкли считать Марчеллу опасной сумасшедшей и что они не видели ее несколько лет. Я не мог требовать от них, чтобы они безоговорочно приняли Марчеллу в свои объятия без моей посреднической помощи. Проблема, как я изящно выразился, заключалась в том, что в данный момент мне предстояла деловая поездка, отложить или отменить которую не было никакой возможности. Я не стал посвящать их в свои планы, связанные с Южной Америкой, и ограничился упоминанием о том, что направляюсь в Кадис,[110] что было правдой, поскольку он находился на пути к месту моего назначения.