Николай Наседкин - Казнить нельзя помиловать

• Название: Казнить нельзя помиловать
• Автор: Николай Наседкин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Клушин сидел на месте. Вернее, не сидел, а ходил по кабинету, совсем как Карамазов у себя на работе. Следователь представился, сел в кресло и огляделся. Он привык по рабочему месту составлять о новом для себя человеке предварительное впечатление. Кабинетик заведующего политагитацией областной молодежной газеты даже Карамазова, привыкшего к своей каморке, поразили размерами - по диагонали шагов пять, не больше. Но идеальный порядок и уют скрашивали тесноту. Двухтумбовый стол с настольным календарем и аккуратной стопкой бумаг, журнальный столик с подшивками "Комсомольского вымпела" и "Литературной России", два легких кресла, шкаф с журналами и пенал для одежды - вот и вся мебель. Стены закрывали карты мира, страны, области и города. Висел рекламный календарь с прельстительной Еленой Цыплаковой...

Карамазов ожидал увидеть в редакционном кабинете всякие пишущие машинки, диктофоны, компьютеры - ничего подобного не обнаружилось: на столе Клушина стояли два телефона допотопного образца, в руках он вертел шариковую копеечную ручку. Всё как у самого Карамазова в кабинете, только сейфа не хватает.

"Да-а-а, небогато", - подытожил следователь и перевел взгляд на хозяина цитадели политагитации. Тот выжидающе и настороженно смотрел на незванного гостя. Старший лейтенант вдруг вспомнил, как Клушин писал в одной из недавних статей: "Не пора ли милиции усвоить, что народ, который она пытается "не пущать", ее кормит?.."

- Этот, как его? Александр Александрович, я хочу поговорить с вами о Фирсове, - начал Карамазов.

- Это будет допрос? - поморщился журналист.

- Это будет интервью, - улыбнулся следователь. Клушин улыбнулся в ответ и заметно расслабился.

- Мне интересно ваше мнение о бывшем редакторе.

- А почему именно мое?

- Ну, не только ваше, я просто решил с вас начать. Да и остальных, как я понял, нет в редакции?..

- Да, я дежурю, и Свист здесь - он исполняет обязанности редактора. Остальные - на поминках.

- Значит, уважали и любили Фирсова?

Клушин иронично хмыкнул:

- Ну, я бы так не сказал. На похороны и к незнакомым людям многие любят ходить, а уж к своему начальнику... Да притом, в наше время выпить на дармовщинку - кто откажется?

- Вы, я вижу, здорово-таки недолюбливали покойника?

- А за что я должен его любить? Хотя о мертвых и не принято говорить плохо, но Фирсов - это мое твердое убеждение - очень непорядочное дерьмо!

"А разве бывает - порядочное дерьмо?" - удивился про себя следователь, но отвлекаться не стал.

- Чем же он вам так досадил?

Завполитагитацией опять сморщился, словно раскусил горький огурец, и махнул рукой.

- Да всего не расскажешь! Многим...

- Но всё-таки?

- Да с самого начала... Я ведь Московский университет кончал, в 84-м... И вот перед распределением сижу как-то в своей комнате в общежитии и выбираю - куда поехать? Неплохие предложения имелись из Ростова, из Краснодара - в молодежные газеты приглашали. Но и там, и там жилье скоро не обещают.

Вдруг звонок в дверь, открываю - человек с бабьим, длинным лицом, в галстуке: я, говорит, редактор молодёжки из Баранова - Валентин Фирсов. Пришел с предложением...

Ну, короче, сосватал он меня - наобещал златые горы: сразу старшим корреспондентом, писать только о культуре и, главное, кровь у него из носу, а отдельную однокомнатную квартиру он мне в первый же год выбьет. Я еще уточнил: я ведь холостой. Ничего, поёт, и холостому отдельная квартира - нет проблем. Это, говорит, наш вопрос.

И как я поддался на удочку, до сих пор не пойму! Ведь видел же его глаза... Да что там говорить - студент лопоухий! Ладно, распределяюсь в Баранов, приезжаю. И в первый же день чую неладное: что за оказия? В Москве мы с ним на "ты": "Валентин - Саша", а тут с первой же минуты вдруг на "вы" ко мне, "Александр Александрович"... Присмотрелся, а они все в редакции выкают ему, а он - им. Вот это, думаю, комсомольско-молодежный коллектив! А главное - зачем в Москве-то лицемерил?

Дальше - больше. Оформляют меня простым корреспондентом. Почему - не старшим? Разница все же в 25 рубликов. Да понимаете, Александр Александрович (Клушин изобразил вихляющегося Фирсова), нас в коллективе неправильно поймут, вы поработайте, покажите себя...

Но окончательно я понял, что подло облапошен, когда узнал - в редакции две молодые семьи ждут квартиры, а их дают на молодежную газету по одной раз в три-четыре года. Одна семья потом уволилась, так Огурец - мы его зовем так - из районов завербовал двух ребят семейных и каждому опять обещал по квартире...

- Где же вы живете? - поинтересовался Карамазов.

- В общаге рабочей, комната на три человека - теснота, сырость... Всё порываюсь уехать куда-нибудь к чертям собачьим, да волынку тяну.

- А теперь, видимо, многое изменится?

- Почему?.. Ах, это... Нет, что вы, наш Свист, можно сказать, выученик и точная копия Фирсова, даже еще гаже - тот был просто глуповат, подловат и непорядочен, а этот непорядочен да еще и озлоблен, глаза скоро от бешенства лопнут.

- Да-а-а, - задумчиво протянул следователь, достал из дипломата свой резиновый бублик и начал его машинально терзать. - Александр, скажите, а как остальные сотрудники к Фирсову относились?

- Ну, это лучше у них спросить. В целом же скажу: по-моему, его никто в коллективе не любил. Да он и не искал любви - с первого же дня, как мне рассказывали, только приехал из своей деревни, так и установил конституцию: он-де начальник, а они - подчиненные...

- А как редактор что он из себя представлял?

- Ничего. Вы газету нашу почитайте - стыдобушка. Верите ли, стыдно людям признаваться, что в "Комсомольском вымпеле" работаешь. Помню, в первые дни я написал материал о тунеядцах и поставил заголовок "Безработные" - в кавычках, разумеется. Так что было! Он весь бледный при закрытых дверях убеждал меня, что проявилась моя политическая неграмотность, незрелость, что к советскому человеку ни в коем случае нельзя применять слово "безработный". Другой раз он пришел в ужас от слова "мафия" в моей статье. А упоминалась, между прочим, итальянская мафия. Нет, нет, что вы, Александр Александрович (Клушин опять начал передразнивать), как можно в советской молодежной газете такое слово употреблять?!

Вы знаете что, - прервал сам себя Клушин, - я, так и быть, лучше дам вам мои записи посмотреть. Я, когда Фирсов очень уж меня бесил, в записной книжке его фортели помечал. Всё мечтал как-нибудь на собрании или с глазу на глаз всё ему выложить, напомнить, чтобы лицемерить в конце концов перестал. Да характеру не хватало. А теперь вот - не придется... Вы посмотрите, да я ее, наверное, выкину.

Следователь взял записную книжечку с крупной надписью на светло-коричневой обложке - "Занозы". Внутри под числами, как в дневнике, теснились короткие записи:

"24 июля 1985 г. Водитель чувствует себя плохо - температура. Баклажан заставил везти себя на узловую станцию за 100 км - встречать свою жену с поезда. Вернулись поздно. Водителю совсем плохо, ночью вызвали "скорую". У самого в гараже стоит "Москвич" с полным баком бесплатного бензина (сам водитель ему заливал)...

30 июля 1985 г. После планерки по внутреннему вызывает. Захожу.

- А. А., почему вы позволяете себе появляться на рабочем месте в подобном виде?

- В каком? Не понимаю...

- Вот так, да? Не понимаете? Как вы могли появиться в Доме печати в майке?! Вы позорите звание журналиста! Работника идеологического фронта!.. И т. д.

На мне - новенькая приличная майка с рукавами до локтей и портретом Аллы Пугачевой.

- Идите переоденьтесь!

- Не вижу надобности.

- Вот так, да? Хорошо, это - наш вопрос!

Через полчаса - заседание редколлегии, разбор моего персонального дела...

2 сентября 1986 г. Большая планерка. Огурец - с нажимом заведующему отделом спорта и ГАИ:

- Тему не можете найти? Вот так, да? Думать надо! Вот вам острая тема: проведите рейд по дачам - сколько там служебных машин увидите. Чем не тема?

Все в легком шоке. Всем отлично известно, что Огурец на редакционном уазике не только на дачу ездит, но и в родной район за сто двадцать километров, и на рыбалку...

14 августа 1987 г. Собрание.

Я: - Каждый раз редактор обвиняет нас в том, что мало в газете острых проблемных материалов. Ну хотя бы один раз сам редактор написал бы проблемный злободневный материал - показал, как это делается.

Огурец: - Вот так, да? Это, А. А., - мой вопрос! Вот будете редактором, тогда и устанавливайте свои порядки...

19 августа 1987 г. Выживает Валю из редакции. Накануне она должна была взять материал из пионерлагеря. Вдруг собирается редколлегия.

Огурец: - Товарищи! Случай беспрецедентный! Вчера корреспондент (называет Валю) грубо нарушила трудовую дисциплину - она совершила после обеда прогул.

Валя вспыхивает, теряется, для нее - гром с ясного неба.

- Я не понимаю... Я была в пионерском лагере, в "Ласточке"... Взяла материал, уже дописываю, сейчас на машинку отдам...

Огурец: - Вот так, да? Вы, голубушка, когда врать отучитесь? Вы в "Ласточке" находились всего полтора часа: с двух до половины четвертого. А наш рабочий день, как вам известно, до половины шестого. Я сегодня утром побывал в пионерлагере - вот письменные подтверждения старшей пионервожатой и девочек из второго отряда...