Николай Наседкин - Казнить нельзя помиловать

• Название: Казнить нельзя помиловать
• Автор: Николай Наседкин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Анна Андреевна мужа сразу признала. Опознала и Юлию Куприкову. Анна Андреевна не заплакала, не завыла, она только побледнела, и в глазах ее проявилась жуткая, какая-то злая тоска.

А Ирину Ивановну Попову словно прорвало. Видимо, ее опьянила важность происходящего и значимость собственной роли в этом.

- Да как же я могу ее, голубушку-то, не признать? - частила она, жестикулируя и заглядывая следователю снизу в лицо. - Так ведь выросла она, почитай, на моих глазах. Во-о-от с таких я ее помню... У трупа-то ноги и руки хорошо сохранились... Ноги-то мне сразу так и бросились в глаза: ведь у Юлии-то и моей дочки Кати размер обуток-то совсем одинаковый - тридцать четвертый... Ну вот, в начале весны-то Куприкова, Раиса Фадеевна-то, сердце-то уж больно сильно у нее прихватило! - купила она для Юлии своей босоножки на платформе, красные. Эти босоножки-то мне тоже страсть как понравились. А Куприкова, Раиса Фадеевна-то, мне и говорит: если, грит, они Юле моей не в пору придутся, то она, Раиса Фадеевна-то, мне их уступит, для дочки, значит, моей, Катерины-то...

- Эта, как ее? Ирина Ивановна, вы, будьте добры, только по сути. Короче и яснее: в трупе, который вам показали в морге, вы опознаете Юлию Валентиновну Куприкову?

- Так я и говорю про это! Юлия-то пришла в кафе вечером и на моих глазах примерила босоножки-то - а они ей как есть впору. Даже жалко мне стало! Ну вот, а когда она, Юлия-то мерила босоножки-то, я и доглядела, что ее ноги - особенно так ступни с пальцами - очень уж похожи на ноги моей дочки, Катерины-то. Я даже про это самое Юлии-то и сказала в тот же самый раз. У нее, у Юлии-то, даже пальчик большой на ноге слегка отклонен на соседний пальчик-то - ну точка в точку, как у Катерины. Эту примету я сразу доглядела на женском трупе в морге-то и сразу порешила - Юлия это и есть, Куприкова-то...

Итак, половина дела сделана - жертвы опознаны. Теперь оставалась вторая половина - найти убийц. Да нет, найти преступников - это, вероятно, не половина, а девять десятых дела... Впрочем, война войной, а обед обедом. Вопрос сейчас один: пить или не пить?

- Анна Андреевна, - обратился следователь к Фирсовой по дороге к машине, - будьте добры, подъедьте сегодня к 16.00 в областное управление внутренних дел, в кабинет 42... Я буду вас ждать ровно в 16.00.

- Приеду, - коротко ответила Фирсова.

"Железная леди!" - подумал Карамазов и, бросив сержанту Котляренко: "Я - пешком", - отправился в УВД, к своему заветному сейфу.

3. Два товарища

После работы, по дороге в Будённовск, Карамазов заглянул в магазин "Нептун" и взял еще одну бутылку "Мятного" - в последнее время снова начали вместе с консервами и пересоленой скумбрией торговать коньяками и ликерами.

"Ох и разворчится мой Колюша-Николай!" - вздохнул Родион Федорович, пряча зеленую бутылку в дипломат. Дело в том, что однокомнатная квартира на третьем этаже громадной панельной коробки в центре Будённовска родным домом была для лейтенанта милиции Шишова. А старший лейтенант Карамазов вот уже месяц квартировал у него. Их связывала прочная мужская дружба еще с курсантских годов, когда они вместе учились в высшей школе милиции. Родион Федорович решился месяц назад уйти от жены, и у друга в Будённовске он, конечно же, нашел приют - холостяк Николай после смерти матери жил один-одинёшенек.

Вот говорят, противоположности сходятся. Что ж, в данном случае это справедливо. Шишов, в отличие от Карамазова, невысок (метр шестьдесят с кепкой), стремителен, нервен, говорит отрывисто, проглатывает концы фраз, тонкие губы его все время в движении, кривятся, глаза то и дело вспыхивают гневом, досадой, радостью, обидой... Когда Николай Шишов очень уж взволнован - а это случается поминутно, - он сильно брызгает слюной: нервы, нервы... На левый глаз его всё время спадывает темно-русая челка, и Николай, встряхивая, точно жеребенок, головой, отбрасывает ее. Как штришок внешней противоположности двух товарищей можно добавить, что Карамазов вот уже четыре года не курит, зато, рискуя всем и вся, лоялен к выпивке, а Шишов никогда не опохмеляется и редко пьет, зато отчаянно смолит сногсшибательные по крепости сигареты "Астра".

Так и живут.

Николай уже домовничал и открыл дверь Родиону Федоровичу, само собой, с дымящейся сигаретой в зубах. Карамазов, помня, что лучший способ защиты нападение, с порога взял укоряющий тон.

- Всё смолишь? И свое здоровье гробишь и - что особенно немаловажно, товарищи судьи - окружающих. Гляди: топор не топор, а пистолет Макарова вполне повесить можно... Кстати, какому это идиоту пришло в голову такие, пардон, дурно пахнущие сигареты назвать именем благоухающего цветка?..

Как бы всерьез ворча и как бы всерьез сердясь, Родион Федорович распахнул окна в комнате и на кухне, переоделся в домашнюю форму олимпийские штаны с лампасами, майку с надписью "Динамо" и шлепанцы. Только после этого замолчал и, потревожив дипломат, демонстративно выставил на кухонный стол ядовито-зеленую бутыль.

- Вот, ужинать будем.

Но на Николая, молча попыхивающего дымком в продолжение всей тирады товарища, тактика эта не подействовала.

- Тэ-э-эк-с! Значит, в запой решил? Я так понимаю? - начал он медленно, весомо и тут же сорвался, по обыкновению зачастил: - Ну ведь договорились же, Родион! Вчера договорились. Похмеляться не будем. Где твое слово? Ты что? Совсем хочешь кувыркнуться? Сейчас за один запах можно полететь. Сам же знаешь. Да что - служба. Сам говоришь, желудок замучил. Ты ж до срока не дотянешь. В свои тридцать завтра и кувыркнешься...

- Коля, - очень серьезным, каким-то торжественным голосом перебил Карамазов. Шишов встрепенулся:

- Чего?

- Возьми с полки Жоржа Сименона - во-о-он там. Возьми и подсчитай сколько литров спиртного выпивает в одной повести комиссар Мегрэ... Подсчитай, подсчитай! А ведь мне, Микола, до комиссара Мегрэ и по возрасту и по профессионализму - ох как далеко...

- Тьфу! - Коля раздавил окурок в ракушке-пепельнице. - С ним серьезно...

- Ладно, Коля, честное слово, мы только по стаканчику и - начинаем новую жизнь. Вчера уж больно мы на свадьбе перестарались... Давай, не будем друг дружке вечер портить...

Через полчаса они сидели за столом. В большой сковороде аппетитно парила картошка, стояла вспоротая банка ставриды в масле (гулять так гулять!) и алели в чашке крупно покромсанные и обильно политые постным маслом помидоры. Братья-следователи уже выпили по стопарику и рубали каждый за обе щеки. Притом Николай действительно рубал - ложкой со сковороды, почти не разжевывая; Родион же Федорович принимал пищу на отдельной тарелке и при помощи вилки, постелив на колени носовой платок... Интеллигентские штучки!

- Этот, как его? Николай, - утолив первый голод, хохотнул Карамазов, есть новый анекдот, слушай. Значит, заходит милиционер в магазин, одет в штатское, в выходной. Видит - мозги продают. И ценники висят: мозги инженера - 10 рублей килограмм, мозги спортсмена - 25 рублей, мозги милиционера - 100 рублей килограмм... Ну, ему, само собой, лестно стало. "Скажите, - спрашивает, - а почему милицейские мозги так дорого стоят?" "А вы представьте, - это продавец отвечает, - сколько понадобилось милиционеров, чтобы один килограмм мозгов набрать..." Ха-ха!.. Смешно?

Шишов хмыкнул, покачал головой.

- Тебя из органов надо гнать. За дискредитацию. Доболтаешься.

Подзакусили еще.

- Да, забыл совсем сказать, - начал Карамазов, - Фирсова-то, которого ты обнаружил, мне подкинули...

- Видишь? Значит - доверяют. А ты боялся.

- Да какое там "доверяют"! Просто все наши пинкертоны загружены, а у меня только попытка изнасилования... А это дело, судя по всему, не простое, думаю, и кагэбэшники подключатся: все ж редактор, член бюро обкома комсомола - вдруг враги перестройки его кокнули... Так что благодари Бога, что не тебе придется копать...

- Чё благодарить-то? Чё благодарить-то? Я тоже. У нас тоже свой труп. В субботу появился. И тоже - журналист.

- Да ты что? - сразу заинтересовался Карамазов. - Ну-ка, расскажи подробнее, не части.

- Да чего. Ты знал. Крючков его, Виктор. В "Местной правде". А в областной - рассказы его. Тебе нравились.

- Ну как же, как же, знаю - действительно, хорошо, умно пишет... Так что с ним?

- Что-что. Помер. В больнице. Заражение крови. Дней десять назад пришел. Врач говорит - поздно. Пальца на левой руке нет. Среднего. Рука уж черная. А седни утром - жена его. Ольга. Так и так, говорит, неладно. Что да как? Приехал с рыбалки. После ночевой. А пальца нет. Сказал - нечаянно. Она ему: иди в больницу. Не пошел. А потом приносит деньги - три тыщи. В спортлото, говорит. Она мне деньги на стол. И заявление. Темное дело.

Они еще причастились. Шишов закурил новую сигарету.

- Тебе все равно легче, - сказал Карамазов. - Жена его на твоей стороне, да и свидетели должны быть - ведь не в одиночку же он с ночевой ездил. А тут... Представляешь, жена-то Фирсова, Анна Андреевна Фирсова, в девичестве Фельдман, отказывается от него. Верней - от трупа. Я, заявляет, хоронить, его не буду - пусть его Куприковы хоронят... Девушка, с которой его нашли, оказалась Юлией Куприковой - девятнадцать лет всего, студентка... Да-а-а... Так что Анна Андреевна и говорить о покойном муже не может. И свидетелей, разумеется, найти труднёхонько. Единственная зацепка - машина и золото. Ограбили их, сам видел, подчистую - даже его одежду увезли. Но если машина и колечки уже попали в Дятловку к цыганам - пиши пропало...