Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники

• Название: Мао Цзэдун и его наследники
• Автор: Федор Бурлацкий
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

В 1976 году издательство «Международные отношения» выпустило книгу Ф. Бурлацкого «Мао Цзэдун», получившую широкое признание у читателей. В новой работе автор исследует как период деятельности Мао Цзэдуна, который в течение многих лет руководил Компартией Китая и стоял во главе страны, так и последние события. Здесь рассматриваются основные моменты идейной и политической борьбы вокруг наследия Мао Цзэдуна после его кончины и дается характеристика основных участников этой борьбы.

http://fb2.traumlibrary.net

---

На фоне «чжэнфына» идеологическая борьба в Политбюро приобретает особый характер. Мао Цзэдун обвинял Ван Мина, Бо Гу, Ло Фу и других руководителей в «догматизме» — механическом перенесении опыта марксизма-ленинизма без учета китайской действительности. Чжу Дэ и Линь Боцюй в основном разделяли взгляды так называемой «московской оппозиции». Под «догматиками» Мао Цзэдун разумеет коммунистов, учившихся в СССР и ответственных в партии за политическую работу, а также партийную интеллигенцию, опирающуюся в своей работе на опыт ВКП(б)5.

По свидетельству П. П. Владимирова, не было возможности забыться ни на минуту — везде собрания, вопли, плакаты с проклятиями «догматикам», возбужденные, изнуренные люди. Были случаи отравления представителей антимаоистских взглядов. От такого отравления опасно заболели Ван Мин и другие деятели КПК. По указанию Мао расправлялись со многими кадровыми работниками, проявлявшими самостоятельность и пользовавшимися авторитетом. Причем после расправы Мао нередко открещивался от исполнителей и взваливал всю вину на них.

Так насаждался новый режим в КПК. Его результатом явилось полное подчинение всех руководителей воле Мао Цзэдуна. Оно наглядно обнаружилось на VII съезде КПК в 1945 году.

Не следует питать иллюзий относительно позиции членов его группировки в КПК, в том числе тех, кто впоследствии оказался в числе его противников. Так, в докладе на VII съезде КПК Лю Шаоци говорил: «Большим достижением стало то, что Мао Цзэдун изменил марксизм, придав ему вместо европейской азиатскую форму. В своем стремлении создать индустриализированную экономику Китай испытывает на себе давление и гнет передовых промышленных государств. В юго-восточной части Азии подобное положение существует во всех странах. Курс, взятый Китаем, окажет влияние на них».

Выступая на этом съезде, один из видных руководителей КПК — Ло Фу говорил, что уже на совещании в Цзуньи он добился определенных успехов в правильной оценке взглядов товарища Мао Цзэдуна, но у него еще оставались ошибки. Он прежде полагал, что можно изучать только Маркса и Энгельса, а статьи товарища Мао Цзэдуна можно посмотреть один или два раза — и достаточно. Теперь он понял, что товарища Мао Цзэдуна надо изучать. Он проработал стиль, идеи товарища Мао Цзэдуна. Ныне он объявляет себя его учеником. «Читая в прошлом марксистские работы, — говорил Ло Фу, — мы обманывали других. В будущем я буду очень бережен по отношению к учению товарища Мао Цзэдуна…»6.

Это выступление было типичным. Съезд в целом прошел под знаком торжества идеологии и политики Мао Цзэдуна и его группы. Включение в устав КПК, принятый на этом съезде, положения о том, что идеи Мао Цзэдуна являются идеологической основой КПК, лишь увенчало коренной сдвиг, который произошел в партии за десять лет пребывания Мао у руководства КПК. Согласно уставу был введен новый партийный пост — председателя КПК, который занял Мао Цзэдун. Партия по-прежнему находилась вместе со сравнительно небольшой армией в изоляции в Особом районе Китая. Но уже в это время внутри партии стал складываться новый режим. Культ личности Мао Цзэдуна становился законом ее идеологической жизни. Безоговорочное подчинение установкам вождя и его группы, подавление всякого инакомыслия все более становятся характерными особенностями жизнедеятельности Компартии Китая.

Если раньше КПК напоминала дискуссионный клуб, где нередко сталкивались разного рода течения, противоборствовали разного рода группировки, то сейчас водворилась дисциплина, но какой ценой! Мысль Мао о том, что «выправить можно только, если перегнуть в другую сторону», легла в основу новых порядков в КПК. Демократический централизм все более уступал место военным порядкам. Сам Мао возвысился над всей пирамидой партийной и государственной власти.

Было бы, однако, неверным думать, что победа его была абсолютной: интернационалистское течение в партии оказалось подавленным, но оно не было разгромлено до конца. Подспудная борьба продолжалась. Часть прежних руководителей КПК, которые, независимо от допущенных колебаний, все же сумели противостоять насаждению откровенного национализма и антисоветизма, оставалась в партии и все еще пользовалась известным влиянием. Более того, в самой группировке Мао Цзэдуна также можно было легко обнаружить разные течения, хотя и в рамках общей платформы. Гао Ган, а также Чжу Дэ, Пэн Дэхуай в той или иной мере сохранили приверженность международному опыту социализма, марксизму-ленинизму. Иными словами, сплоченность маоистской группировки была относительной. Внутренняя борьба в ней могла вспыхнуть (и, как покажут дальнейшие события, вспыхивала) в любой момент перед лицом новых проблем, с которыми сталкивалась китайская революция.

На какой же идейной платформе складывалась и укреплялась группа Мао? Чувства национальной ущемленности, переходящие в национализм, — вот что лежало в основе устремлений ее участников. Этот национализм своим острием был повернут Мао Цзэдуном против Коминтерна и КПСС, которые отстаивали интернациональные интересы революционного движения.

Сама обстановка в партии и стране объективно содействовала росту национальных чувств, которые так легко направить в русло национализма. Японская агрессия против Китая вызвала волну патриотизма среди всех прогрессивных и революционных элементов в стране, в том числе, конечно, в Компартии Китая. Мао ловко взгромоздился на самый гребень этой волны, и течение несло его от успеха к успеху в борьбе за власть в руководстве КПК.

Особенно характерны зигзаги маоистов в их отношении к Советскому Союзу в период Великой Отечественной войны.

П. П. Владимиров, который приехал в Яньань в мае 1942 года и пробыл здесь до декабря 1945 года, имел возможность наблюдать неприглядную картину. Испытания, выпавшие на долю советских людей, Советской Армии в первые годы войны, не только не вызывали сочувствия со стороны Мао Цзэдуна и его группы, а, напротив, стали предметом постоянных издевательских реплик и комментариев. Прямолинейно злобствовал Кан Шэн, но и Мао Цзэдун мало в чем уступал ему.

«По мере продвижения немцев к Москве во второй половине 1941 года отношение руководителей КПК (находившихся в Яньани. — Ф. Б.) к моим товарищам (советским представителям. — Ф. Б.) становилось все более неприязненным. К декабрю 1941 года оно превратилось в почти откровенно враждебное… Ответственные работники КПК просто перестали с ними встречаться. Мао под предлогом занятости ни разу не принял никого из советских журналистов, а Кан Шэн установил слежку за ними»7, — писал П. Владимиров. Наибольшее раздражение у маоистов вызвало то, что СССР не мог оказать тогда достаточной военной помощи китайской Красной армии, поскольку такая акция могла бы быть легко использована японскими агрессорами как повод для развязывания военных действий на Дальнем Востоке против Советского Союза.

Казалось, было очевидным, что судьбы народов всего мира, судьба всей войны в решающей степени зависели от хода тяжелой борьбы СССР против немецко-фашистских войск. От этого же зависело и будущее революционного движения в других странах, мирового коммунистического движения, в том числе и перспективы китайской революции. Казалось, было очевидным, что китайская Компартия и ее малочисленная Красная армия не смогут устоять против гоминьдана, поддерживаемого мировым империализмом, если КПК не будет чувствовать за своей спиной великую и могучую опору в лице СССР.

Между тем невозможность для СССР оказать в тот момент широкую помощь оружием китайской Красной армии вызвала такой взрыв националистических чувств у маоистского руководства, перед которым не устояли элементарные здравые соображения о зависимости исхода китайской революции от великой борьбы советского народа против фашизма.

Чрезвычайно показательно, что китайская Красная армия воздерживалась от каких-либо активных действий в борьбе против японской армии как раз в самый трудный для советского народа период боев с немецко-фашистскими армиями. Китайские руководители мечтали в ту пору только об одном — отсидеться в Яньани, накопить силы, чтобы в подходящий момент начать наступление против гоминьдановских войск. Их внимание, как и в период господства лилисаневской линии, было сосредоточено исключительно на внутренних проблемах, хотя для всякого политического мыслителя, не погрязшего в провинциализме, абсолютно очевидной была взаимосвязь задач китайской революции с общим делом борьбы против международного фашизма и империализма, с задачей единения всех сил антифашистского фронта.

Не менее характерен для Мао и крутой поворот в отношении Советского Союза в конце Отечественной войны, когда победа над гитлеровской Германией стала несомненной и близкой. Советские представители в Особом районе Китая неожиданно превратились в самых близких друзей. Им адресовались улыбки, перед ними распахивались двери, с ними заигрывали, через них искали укрепления контактов с КПСС и СССР.