Саид Насифи - На полпути в рай

• Название: На полпути в рай
• Автор: Саид Насифи
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1960

Роман «На полпути в рай» принадлежит перу известного прогрессивного иранского писателя Саида Нафиси.

Саид Нафиси не только писатель, но и учёный, автор ряда работ по филологии и литературоведению.

Активный борец за расширение международных научных и культурных связей, Саид Нафиси ещё в 30-х годах пропагандировал в Иране русскую литературу, выступал с докладами о творчестве Пушкина, Крылова, Некрасова. Когда в 40-х годах в Иране было создано Иранское общество культурных связей с СССР, Саид Нафиси, один из организаторов общества, стал активным его членом. Он неоднократно приезжал в Советский Союз, был участником Второго Всесоюзного съезда писателей СССР.

---

— Браво, браво! Я сегодня же доложу наверху о высоких чувствах моего дорогого коллеги и доведу это до сведения наших друзей, находящихся по ту сторону Атлантического океана.

Господин ректор университета, обменявшись, как и раньше, удовлетворённой улыбкой с господином Раванкахом Фаседом, сказал:

— По-видимому, господа члены совета не имеют ничего больше сказать по этому поводу. Предложение господина доктора Раванкаха Фаседа утверждается.

Все присутствующие единодушно выразили своё согласие. Разумеется, разрешение этой сложной и запутанной проблемы успокоило господина ректора университета. Ему и раньше не раз удавалась добиваться успеха, но больше всего он будет гордиться сегодняшним днём, гордиться своим искусством вести заседание, кичиться тем, что одним ловким манёвром ему удалось добиться утверждения советом университета трёх важных вопросов: во-первых, что всякий человек, приехавший из Америки, если даже он и не имеет никакого отношения к университету, с помощью снега и льда может быть привлечён в университет. А если гору Арарат можно считать частью медицинского факультета, то почему пушки, танки и пулемёты нельзя считать составной частью философии и богословия, тем более что пушки, танки и пулемёты транспортабельны и могут быть переброшены с одного конца света на другой, иногда — в Корею, а иногда — в Турцию и Иран.

Во-вторых, ему ловко удалось добиться решения совета по такому важному вопросу, как вопрос о том, обязательно ли знание персидского языка для известных учёных этой страны. Чёрт с ними, с мелюзгой, с ними можно и не считаться, но ведущие учёные, например врачи, прибывшие из Америки, и в особенности те, у которых жёны и дети американские подданные, могут знать всё, что им угодно, за исключением персидского языка. Он особенно гордился этим решением потому, что крупнейшие учёные в области медицины, права, математики, естествознания, педагогики, философии, истории, географии, литературы, археологии, иностранных языков, физики и химии, биологии и языкознания, обществоведения и экономических наук, мусульманской юриспруденции, мистики и суфизма, инженерных и горнорудных наук, машиноведения, электротехники, мостостроения, дорожного строительства, архитектуры, добычи нефти, геологии, зоологии, сельского хозяйства ветеринарии и даже изящных искусств, — все утвердили это решение, и теперь даже господин доктор Мехр Али Оуратгяр, несмотря на всё своё красноречие и настойчивость, которой он обладает, и известный сенатор господин Сарн-ол-Аман Горизанпар не посмеют даже пикнуть.

Третий вопрос, который непосредственно вытекает из предыдущих и был утверждён этими виднейшими учёными, состоял в том, что каждый раз, когда господин доктор Грейди и уважаемый его заместитель сочтут нужным, они могут выступать на совете университета только на своём родном языке. Господин ректор больше всего был доволен утверждением этого решения потому, что таким образом он мог заткнуть рты группе капризных, болтливых, нахальных и слишком много мнящих о себе лиц, которые на каждом заседании отнимают много времени. Теперь незнание английского языка заставит их помалкивать.

После этой выдающейся победы господин доктор Забани, учёный секретарь, зачитал письмо руководства литературного факультета о его согласии командировать на год в Америку для повышения квалификации господина доктора Мехди Джавали, профессора педагогики.

Как только господин учёный секретарь произнёс имя господина доктора Мехди Джавали, господин доктор Раванках Фасед стукнул кулаком по столу, покрытому зелёным сукном. От удивления у господина учёного секретаря чуть было глаза не вылезли из орбит. «Странное дело, — подумал он, — эти господа, побывавшие в Америке, действительно слишком нахальны! Я полагал, что хоть между собой они дружны и не суют друг другу палки в колёса. Ведь этот несчастный тоже принадлежит к их компании и он тоже хочет съездить в эту обетованную страну, куда они собираются отправить всех своих. А может, доктор Мехди Джавали начал это дело, не получив разрешения господина доктора Грейди, и господин посол дал указание сорвать принятие этого решения?» Когда письмо было прочитано, он спросил:

— Господин доктор, вы хотели что-то сказать?

— Да, я против.

Сердца всех побывавших в Америке и особенно собирающихся туда поехать оборвались. Все их мечты рушились, ибо их прошениям о принятии в американское подданство, которые они держали в боковых карманах у самого сердца, было суждено там и остаться, а долларам, которые они перевели в Америку, — лежать в бездействии. Они возлагали на эту поездку большие надежды, строили грандиозные планы, и вот всё это совершенно неожиданно рухнуло.

Господин ректор университета едва собрался с мыслями. «Может быть, доктор Раванках Фасед не расслышал фамилию того, о ком шла речь?» Поэтому он сказал:

— Ведь это ходатайство касается господина доктора Мехди Джавали.

— Да, да, я знаю, поэтому-то я и возражаю.

На этот раз глаза всех и даже глаза лакея Сеида-аги, который в третий раз убирал со стола чашки, буквально выскочили на лоб. Ректор университета, который прекрасно разбирался в политике, так как имел специальную подготовку и сам был одним из основателей этой новой дисциплины, к тому же человек, от природы не лишённый сообразительности, сразу понял, что тут есть веские доводы и лучше, если он не будет ставить точку над «i». Исходя из этого, он сказал:

— Может, вы изволите сообщить нам доводы, по которым вы возражаете?

— Нет, сейчас я ничего говорить не буду, а предлагаю перенести обсуждение этого вопроса на следующее заседание совета.

Все поняли, что причиной такого странного предложения являются интриги, обычные среди профессоров университета, где сам господин ректор — наиболее тренированный и ловкий интриган.

Пока разбирались второстепенные вопросы, господин доктор Раванках Фасед взял блокнот, лежавший на столе, и почерком восьмилетнего ребёнка или даже скорее девяностолетней старухи на одном из листков написал с множеством орфографических ошибок следующее: «Я приготовил некоторую сумму честным путём заработанных денег, для того чтобы переслать их госпоже, которая находится там, на покрытие расходов, связанных с похоронами её двоюродной сестры, а также на свадьбу её племянника, и, если господин доктор обещает доставить эту сумму по назначению, я на будущем заседании совета соглашусь с его просьбой. Убедительно прошу вас передать ему это конфиденциально».

Господин председатель, с исключительным вниманием прочитав эту записку, весь расцвёл. Он облегчённо вздохнул и покорно кивнул головой, как бы говоря: «Слушаюсь». Сложив записку, он хотел положить её себе в карман, но господин доктор Раванках Фасед, потянувшись через тела четырёх своих высокочтимых коллег, выхватил её из рук уважаемого председателя и порвал.

Господин учёный секретарь доложил последний вопрос сегодняшней повестки дня — просьбу студента сектора иностранных языков литературного факультета, господина Саада-Олла Эсфендияри Бахтиярн. Просьба была удовлетворена. Вкратце она сводилась к следующему: господин Саад-Олла Эсфендияри Бахтиярн, который три года просидел на первом курсе по семейным обстоятельствам, а также в связи с тем, что вынужден был срочно выехать в Европу и по возвращении оттуда стать депутатом меджлиса от города Корда, просил перевести его на второй курс.

Когда заявление было зачитано, среди членов совета поднялась суматоха. Они стали стучать карандашами о стол, поднимать вверх руки, требуя слова. Господин председатель растерялся. Со всех сторон раздавались возгласы протеста: «Это невозможно!»; «Если это будет стоить нам даже головы, мы не согласимся!»; «Нельзя, в конце концов, выставлять университет на посмешище. Получается, что всякий, кто сюда поступает, пусть он хоть ослепнет, а должен учиться!»; «То, что совет факультета литературы, не разобравшись в деле и не взвесив всех обстоятельств, согласился с этим заявлением, — вообще оскорбление совета университета!»

Больше всех шумел господин инженер Мехди Батенган. Господин доктор Мехр Али Оуратгяр защищал решение совета факультета. Господин доктор Ярдан Голи, второй представитель литературного факультета, приводил философские и социальные доводы, основанные на традициях и разуме. Господин председатель всё это терпел, злорадно усмехался и с ловкостью старого волка предоставил членам совета полную свободу высказать всё, что у них на душе.

Когда все выговорились, господин председатель улыбнулся своей обычной плутовской улыбкой и, окинув присутствующих взглядом, как бы сожалея о их глупости и неразумности, сказал:

— Всё, что изволили сказать господа, правильно. Этот юноша до сих пор не имел права на то, что он просит. Дважды его заявления поступали в совет университета и дважды были отклонены советом. Но теперь он приобрёл это право.