Саид Насифи - На полпути в рай

• Название: На полпути в рай
• Автор: Саид Насифи
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1960

Роман «На полпути в рай» принадлежит перу известного прогрессивного иранского писателя Саида Нафиси.

Саид Нафиси не только писатель, но и учёный, автор ряда работ по филологии и литературоведению.

Активный борец за расширение международных научных и культурных связей, Саид Нафиси ещё в 30-х годах пропагандировал в Иране русскую литературу, выступал с докладами о творчестве Пушкина, Крылова, Некрасова. Когда в 40-х годах в Иране было создано Иранское общество культурных связей с СССР, Саид Нафиси, один из организаторов общества, стал активным его членом. Он неоднократно приезжал в Советский Союз, был участником Второго Всесоюзного съезда писателей СССР.

---

Тут господин Эхтеладж-старший, почтенный и славный градоправитель Тегерана, который от хозяина дома впервые услышал слово «прагматизм» и был обижен на него за это, взял господина Доулатдуста под руку и потащил к бару.

Господин Доулатдуст был очень взволнован и огорчён. Зловещая туча нависла над ним, но как бы там ни было, он хозяин дома и не должен отказываться выпить с таким уважаемым человеком, как господин Эхтеладж. Ему ничего не оставалось делать, как налить рюмку зубровки и, поднимая тост за здоровье гостя, сказать ему несколько комплиментов и постараться пока что. держать в руках этого члена уважаемой фамилии. А что дальше — там будет видно.

Едва выполнив свой долг, он быстро обежал все комнаты, но нигде не нашёл никаких следов доктора Тейэби этого мастера по разрешению трудных политических вопросов.

Поискав его всюду и расспросив о нём у близких и посторонних, он наконец направился в вестибюль узнать у Омм-ол-Банин, не ушёл ли доктор тайком домой. И тут он увидел, что доктор стоит у телефона и увлечённо с кем-то разговаривает. Сначала господина Доулатдуста это удивило. Он не представлял себе, как можно ночью, в такой сутолоке, когда даже собака не узнаёт своего хозяина, вести телефонные разговоры, но потом понял, что именно в таких условиях разговор по телефону наиболее удобен для различных сговоров. Во-первых, из-за шума никто не слышит голоса говорящего, а во-вторых, так как время позднее, в доме его собеседника все уже спят.

Несмотря на свою ловкость и хитрость, господин Доулатдуст до сих пор не догадался так поступать и только сегодня, благодаря своему гостю, уважаемому депутату от города Йезда, он научился этой уловке.

Как только господин Доулатдуст появился в вестибюле, господин Тейэби заметил его. Поняв, что продолжать разговор нельзя, он скомкал его и, обращаясь к невидимому собеседнику, сказал:

— Да, да, вы изволите говорить правду, суть вопроса заключается именно в этом, но, к сожалению, в данный момент у меня нет при себе памятных записок. Разрешите мне позвонить вам из дому утром.

Сказав это, он повесил трубку и с фальшивой улыбкой направился к хозяину дома. Тоном, неискренность которого была совершенно очевидна, он сказал:

— Сюда недавно приехал один из наших йездцев, друг моей юности. В своё время он прислал мне деньги, чтобы я купил для него кое-что. Я сделал глупость и позвонил ему. Хотел справиться о его здоровье, а он прицепился ко мне и стал требовать, чтобы я сейчас же, ночью, отчитался перед ним, куда я израсходовал деньги.

— Да, вашему покорному слуге тоже иногда и по ночам приходится заниматься делами. Кстати, я хотел посоветоваться с вами по одному важному вопросу. Если вы не против, пойдёмте в какой-нибудь укромный уголок и я вам всё доложу.

Уважаемый депутат согласился выслушать господина

Доулатдуста, но по его походке, по его молчанию и по всему виду можно было заключить, что он идёт неохотно, лишь из вежливости по отношению к хозяину дома. А если бы не это, то стоило ли сейчас, когда он уже поужинал, переговорил со всеми, с кем хотел переговорить, причинять себе ещё какие-то новые хлопоты? Наконец господин Доулатдуст привёл его в одну из комнат, где группа гостей играла в покер. Он счёл это место наиболее подходящим, так как гости были настолько увлечены перебранкой и спорами, что никто не мог помешать их разговору. В этой комнате вдоль стены были расставлены деревянные польские стулья с выцветшими сиденьями, вроде тех, которые можно видеть в третьеразрядных кафе и чайных. Взяв один из них, господин депутат от Йезда сел, а спутник его расположился рядом, низко склонился к нему и подробно доложил о своём конфликте с директором Национального банка. Казалось, что уважаемый депутат с раннего детства не видел ничего другого, кроме подобных поступков, так как он совершенно не удивился и очень спокойно сказал:

— Да, такие вещи случаются частенько.

— Но ведь, горбан, поймите, разве за три дня до опубликования положения о выборах, в этой суматохе, когда американцы шумят о том, что и русские располагают атомной бомбой, уместно так поступать?

— Да, но и не совсем неуместно. Этим они хотели вас проучить.

— А что я сделал? Разве я в чем-нибудь провинился? Разве я не выполнил какого-нибудь указания наших друзей?

— Помилуйте, господин Доулатдуст, мы ведь тоже кое-что соображаем. Неужели вы полагаете, что никто не разбирается в ваших комбинациях?

— Клянусь вашей жизнью, сколько я ни думаю, я ничего криминального припомнить не могу. Ни в политике, ни в торговых делах, ни скрытно, ни явно я не допустил никакой оплошности в исполнении своих обязанностей.

— Вы хотите знать правду? Я скажу вам её без обиняков: позавчера вечером в кино «Палас» демонстрировался фильм о параде советских физкультурников. Господин Фарибарз-хан и ханум Вида со своими сверстниками господином Хушангом-ханом, Сирусом-ханом, Хаидой-ханум, Шахин-ханум и другими юношами и девушками из лучших семей Тегерана поехали на своих автомобилях. которые известны всему городу, в кино, купили билеты в ложу, просидели там от начала и до конца сеанса, не проронив ни одного слова, а потом ещё очень долго аплодировали. Ну, скажите, пожалуйста, разве можно скрыть этот позор?

— Горбан, какой же это грех? Вы сами прекрасно знаете, молодым людям по восемнадцать-девятнадцать лет притом все они сами физкультурники. Разве просмотр фильма о спортсменах, да к тому же фильма, демонстрация которого разрешена полицейским управлением, является преступлением? Ведь этот фильм показывали даже во дворце.

— Да, всё это правильно, но наши друзья предъявляют особые требования к нам, к вам и вообще к избранным фамилиям, вот почему они дали указания господину Эхтеладжу немедленно закрыть вам кредиты.

— Ах вот в чём дело! Теперь я начинаю понимать… Да проклянёт господь Хушанга Сарджуи-заде! Во всех этих проделках повинен он. С того самого дня, как этот бледный, тщедушный юнец появился в нашем доме, я не могу спокойно выпить глотка воды.

— Ну, так избавьтесь от него, это же очень просто.

— Что вы, помилуйте, разве я могу сделать самостоятельно, без Нахид, хотя бы один шаг?

— Так кто у вас в доме мужчина, она или вы?

— Горбан, у вас нет красивой, прогрессивной, молодой жены, и вы не представляете себе, что вытворяют жёны с нашим братом.

— Во всяком случае, эти дела меня не касаются. Случилось то, что не должно было случиться, и теперь вам нужно серьёзно подумать, как загладить свою вину перед нашими друзьями.

— А каково мнение вашего превосходительства по этому поводу?

— Ей-богу, я ничего не могу вам посоветовать. Этот вопрос вы должны решить сами.

— Да, горбан, но ведь вы наш коллективный разум. Я понимаю, всё получилось очень плохо; наши друзья злопамятны, они сделают меня несчастным. Помогите мне найти выход.

— Лучше всего, если вы сами побеседуете с родителями этих юношей и девушек, договоритесь сослать их всех на некоторое время в Рамсар, Бабольсар или в какое-либо другое место. Одновременно дайте указание, чтобы в самых крикливых и падких на сенсации газетах, например в газете «Фарман» или в «Зарре-бин», это сообщение было преподнесено с большой помпой. Пусть они прямо так и напишут: «Так как неопытность и неосведомлённость этих желторотых юнцов угрожала высшим интересам страны, их родители приняли решение всех их отправить в ссылку».

— Это прекрасная мысль, но, умоляю вас, разрешите Хушангу Сарджуи-заде остаться здесь и не уезжать с ними.

— Нет, это невозможно, ведь он главный зачинщик и виновник этой истории.

— Но ведь, горбан, вы, ваше превосходительство, прекрасно знаете, что Нахид крайне в нём нуждается и не может отпустить его от себя.

— Наши друзья тоже знают об этом.

— Как же быть?

— Сделайте так, чтоб и госпожа Доулатдуст уехала с ними. Тогда шуму будет ещё больше и наши друзья будут вполне удовлетворены и скорее успокоятся.

— А если этого не случится, что мне делать тогда?

— Ну, тогда уже возложите это на меня. Сейчас я разыщу мадам и растолкую ей, что если она хочет получить валюту для приобретения манто, кадиллака и ещё чёрт знает для чего, ей придётся дать согласие уехать с этими юнцами.

В этот момент господин Манучехр Доулатдуст подобострастно схватил чёрные, пухлые руки господина доктора Тейэби; уважаемого депутата Ирана, потряс их и, поцеловав, сказал:

— Да продлит всевышний жизнь вашей дорогой и благословенной персоны! Я всегда поражался, как смог господь бог сосредоточить в вашей драгоценной особе столько ума и способностей!

7

— Вставай и убирайся отсюда вон, подлый авантюрист! Разве я не говорил тебе тысячу раз, чтобы ты не смел расстилать здесь свою вонючую постель! Вся тюрьма от неё провоняла!

Трудно сказать, горький ли смысл этих философских весьма любезно произнесённых слов, громкий ли, полный гнева и злобы, окрик или сильный удар, нанесённый острым коском сапога господина старшего надзирателя Рахима Дожхимана в больной бок, нарушил дремоту некогда знаменитого, но сейчас глубоко несчастного и обездоленного продавца мороженого, известного под именем Плешивый Аббас.