Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

• Название: Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы
• Автор: Иван Безродный
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-94799-414-3

В книгу включены произведения молодых перспективных авторов, представляющих основные направления фантастики начала нового столетия.

Центром притяжения для них стал старейший российский фестиваль фантастики «Аэлита», который всегда поддерживал лучшие творческие силы в этом самом непредсказуемом литературном жанре.

---

— Извини, — растерялся Саня.

— То-то же, — обрадовался чертик. — Давай споем песню примирения и братской любви?

— Какую? — тупо спросил Саня.

— Ну, я не знаю, — сказал чертик. — Только «Изгиб гитары желтой» не предлагай. У меня слабый желудок, и он каждый раз болит после того, как я поблюю.

— Может, обойдемся без песен? — осторожно предложил Саня. — У меня со слухом туго.

— Без песен обойтись можно. Трудно, конечно, но что же делать, если у тебя нет слуха?

— Слушай, — сказал Саня. — А где остальные?

— Кто? — удивился чертик. — Тут кто-то был?

— Я имею в виду, твои… Гм… Такие же, как ты.

— Нет, я, конечно, могу и обидеться, — сказал чертик. — Если ты человек, то ты уникален во всех отношениях, а если у тебя рожки и хвост — таких тысячи. Такие, как я… Да таких, как я, еще не было, нет и не будет! Я, можно сказать, вселенная, единственная в своем роде и неповторимая! Ты знаешь, какой богатый у меня внутренний мир? Между прочим, я ночами, при свечах, стихи пишу и на клавесине играю. Хочешь, прочитаю что-нибудь из последнего?

— Не нужно, — сказал Саня. У него вдруг жутко разболелась голова. Он сел в песок, прислонившись спиной к борту капсулы.

— Ага, — обрадовался чертик. — Не нужно. Нам, значит, западло слушать чужие стихи. А может быть, я гений? Может быть, я второй Пушкин? Самородок, а? И вообще, где дружеская помощь и поддержка в творческих начинаниях? Вот если бы в детстве твоя мама не оценила твою мазню, смог бы ты стать художником? Впрочем, какой ты художник… Научился правильно держать карандаш и переводить краску — и уже туда, художник… Я, мол, талант, у меня, мол, свое видение мира… Ну и где оно, твое видение мира? В чем оно выражается? Я вообще удивляюсь, как ты смог окончить академию… Нет, я даже удивляюсь, как ты смог туда поступить! Рембрандт, пальцем деланный! Микеланджело, понимаете ли, Буонаротти! Дайте мне подходящую скалу, и я превращу ее в офигенную скульптуру… И вот ты мне скажи, чего тебя понесло в космос? Ах, нас никто не понимает, нам идеи нужны, мы в поиске вдохновения… Сядем в кораблик и на галактических, значит, путях это вдохновение и поимеем. А вот фиг тебе! Что, съел?

Саня достал пистолет, медленно приставил его к голове и выстрелил.

Он очнулся в своей кабине, в кресле пилота. Все так же горели аварийные лампы. Саня попытался повернуть голову, и это ему не удалось — на шее был пластиковый лангет.

— Я просто тащусь от этого мужика! — сказал чертик. — Стреляться через шлем скафандра… Топиться в пробковом жилете. Совать пальцы в резиновых перчатках в электророзетку. Вот весь ты в этом. Ничего удачнее придумать не мог?

Саня, кряхтя, повернулся всем телом на голос. Чертик сидел верхом на спинке соседнего кресла.

— Кто ты? — спросил вновь Саня.

— Интересно, это последствия контузии или ты от природы такой тупой? Лично я склоняюсь ко второй точке зрения. Во всяком случае, все предыдущие твои манипуляции об этом свидетельствуют очень красноречиво. По-моему, я тебе изложил в достаточно популярной форме, кто я такой.

— Посланник ада?

— О господи, — сказал чертик. — Повторяю в последний раз по слогам: дед Пихто. Он же конь в пальто. Доступно?

— Что тебе от меня нужно? — спросил Саня.

— Страшную военную тайну, — сказал чертик. — Отчего население Земли растет, а количество умных людей не увеличивается? Да, и правда ли, что у алжирского бея под носом шишка?

— Я не знаю, кто ты, — простонал Саня. — Я попал в катастрофу, мой корабль взорвался у этой чертовой планеты. Мощности моего передатчика не хватит, чтобы вызвать помощь. Я хочу жить, я хочу домой. Если ты можешь мне помочь, помоги.

— А я что делаю? — удивился чертик. — Что может скрасить одиночество так, как хороший и умный собеседник? Это ли не помощь? Или ты хочешь, чтобы я сплясал качучу?

— Я хочу домой, — повторил Саня.

— Стремление к дому — облагораживает, — заявил чертик. — Что может быть лучше момента возвращения? Жена бросается в объятья, повзрослевшие дети плачут от счастья, старуха-мать вытирает скупую слезу… Только вечные ценности делают жизнь человека по-настоящему наполненной глубинным смыслом, раскрывая ему суть вселенской гармонии…

Саня вновь застонал и закрыл голову руками.

Это было очень здорово, что Саня сумел все-таки разобраться с фунтовыми зондами. Это была необычайная удача, что в каких-то ста метрах под поверхностью обнаружилась вода. То, что Саня сумел собрать насос и наладить подачу этой воды, — вообще лежало за гранью простого везения.

— А потом у тебя кончатся продукты, и ты будешь охотиться на сусликов, — удовлетворенно сказал чертик. — И это правильно, потому что у сусликов вкусное и нежное мясо. Некоторые находят тонкий изыск в поедании змей, но тут ты не сможешь найти поддержку в моем лице. И дело даже не в том, что змея, по Фрейду, олицетворяет мужское достоинство, и не в том, что некий рогатый и хвостатый любил оборачиваться змеем, подвигая людей на путь познания истины, — нет, все гораздо проще. Ну не люблю я пресмыкающихся, что тут будешь делать… По мне так суслики в гастрономическом плане куда более предпочтительны…

Саня молчал. Он не разговаривал с чертиком уже третий день. Пока не помогало.

— Очень жаль, — сказал чертик, — что ты путешествовал в одиночестве. Наверное, виной твой скверный характер, раз ты не смог найти себе спутницу. А так ты бы смог родить трех сыновей — Сима, Хама и Яфета, ну и сколько-то там дочерей, чтобы заселить близлежащие земли. Между прочим, в какой-то паре сотне километров отсюда начинаются замечательные леса, поют птицы и бродят звери… Впрочем, кровнородственное скрещивание в конце концов привело бы твой род к вырождению, но ты бы об этом не догадался, принимая перед смертью стакан воды из рук младого потомка…

Саня проверил манометр, убедился, что резервуар капсулы полон воды и отключил движок. Перекрыл кран, выдернул шланг и начал его не спеша сматывать.

«Ишь ты, пара сотен километров… пару сотен километров я, наверное, пройти сумею, — неторопливо размышлял Саня. — Натянуть скафандр, чтобы не было жарко, нагрузиться пищевыми таблетками, сделать тачку для канистр с водой — и вперед. Беда только, что капсулу с собой не утащишь, а с ней и аварийный маяк».

Он уже понимал, что спасатели не придут, — слишком много времени прошло, и если не смогли найти по горячим следам… Он даже не вглядывался в ночное небо, выискивая блуждающие звезды земных кораблей. Хотя надежда умирает последней, не так ли? А я еще жив — значит, жива и надежда.

Вскоре пошли дожди. Желтая пустыня вдруг стала серой, а потом зеленой — из песка полезла густая трава.

— Ну вот, — сказал чертик. — Самое время, чтобы двигать к лесу.

Саня лежал на земле, подперев рукой голову, под импровизированным тентом и смотрел, как вода стекает на землю. Рядом с ним, под рукой, валялся планшет с карандашными набросками.

— Зачем тебе в лес? — спросил Саня.

— Мне в лес? Это, по-моему, ты собирался в лес. А мне лес не нужен. Мне и здесь хорошо. Мне вообще хорошо там, где мне хорошо. А когда мне хорошо, я не стремлюсь к изменениям, ибо сказано: лучшее враг хорошего. Но с другой стороны, меня совершенно не тянет закричать — остановись, типа, мгновенье, ты прекрасно! Так что пусть все идет, как идет, — дым в дом, дом в даму, а дама в маму. В этом и есть великая сермяжная правда, смысл и радость бытия.

Чертенок сидел тут же, под навесом, и сосредоточенно раскладывал пасьянс. Пасьянс не раскладывался, и тогда чертенок мухлевал, вытаскивая нужную карту из колоды.

— Когда ты говоришь, — сказал Саня, — мне кажется, что ты бредишь. Хотя не исключаю такой возможности, что на самом деле брежу я.

— Как ужасно мое представленье? — спросил чертик. — Да здравствует мир победившего солипсизма!

— Все, что заложено в человеке, — заложено не напрасно, — сказал чертик. — Даже если ты сам в этом сомневаешься. Вот, к примеру, один экзальтированный художник. Рука набита, опять же соответствующее образование — но пустота, сказать нечего. Что он делает, наш художник? Собирает, значит, шмотки, залезает в ракету и отправляется на край Галактики. В поисках вдохновения. На самом же деле прекрасно понимая, что выше ремесла он все равно не поднимется, бежит, бежит, бежит… Так уж пусть друзья и знакомые хоть ненадолго поверят, что он действительно через приключения тела идет к совершенствованию духа. И пусть хоть один из них, задумчиво копаясь в своей бороде, решит — ну должно быть хоть что-то в полотнах человека, пережившего столько! Не талант, так хоть намеки на талант… И к чему мы приходим в конце концов? Некий молодой человек двадцать лет назад занялся рисованием для того, чтобы потом не спятить от скуки на далекой планете… Что само по себе уже не мало.