Иван Сербин - Собачий Рай

• Название: Собачий Рай
• Автор: Иван Сербин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03072-7

Москву захватили стаи бродячих собак. Спастись от них невозможно: направляемые чьей-то злой волей, они с дьявольской изощренностью охотятся на людей. Парализованный город начинает жить по законам джунглей: новоявленные диктаторы, мародеры, убийцы получили свой шанс. Но не все согласны жить но правилам беспредела — банкир Осокин и выслеживающий его киллер, милиционер Волков и безымянный армейский капитан, пенсионер Гордеев и слепая девушка Наташа начинают свою войну, в которой одичавшие собаки далеко не самые страшные враги…

---

При их приближении детектив замолчал. Второй громила и паренек уставились на избитого бородача.

— Сюда, — сказал детектив сухо, указав место. — Сюда ставьте. А кресло вот здесь, поближе к витрине. Так, хорошо. И нужно будет еще стулья принести. Но это позже.

Осокин поставил стол, выдохнул тяжело, вытер заливавший лицо пот.

— Я желал бы знать, что происходит? — спросил он.

И хотелось, чтобы голос прозвучал внушительно и твердо, а вышло все равно довольно жалко. Устал, едва с дыханием справился.

— Вас это не касается, — холодно ответил детектив, даже не повернув головы.

Осокин оторопел. Он допускал подобный ответ, но не тон, не пренебрежительное безразличие, с каким прозвучала фраза. И этот тон позволил себе подобострастный лакей, еще утром только что не валявшийся у него в ногах, вымаливающий очередной заказ?

Он даже не нашелся что сказать. А пока обдумывал достойный ответ, детектив махнул рукой.

— Оба свободны.

— Драгоценный, вы, часом, не забыли, с кем разговариваете? — Лицо Осокина потемнело от гнева.

Детектив взглянул на него с любопытством. Не меньше минуты разглядывал, словно намереваясь залезть в душу, вывернуть ее наизнанку, как следует встряхнуть и изучить все выпавшие секреты под микроскопом. Затем насмешливо покачал головой.

— Да нет, любезнейший Александр Демьянович. Я хорошо помню, где и кем вы трудились до вчерашнего дня.

Это «трудились» прозвучало как издевка. Осокин почувствовал, как по спине его пополз неприятный холодок. Детектив совершенно спокойно, одной лишь фразой, объяснил ему, что «вчера» закончилось вчера. И вместе с этим «вчера» ушла во вчера вся его жизнь.

Вчера Александр Демьянович Осокин был банкиром, человеком при деньгах, при «Мерседесе», при власти. Вчера он мог стереть этого круглолицего губошлепа в порошок одним щелчком пальцев. Но сегодня наступило «сегодня». И в этом «сегодня» губошлеп может легко уничтожить его. Физически уничтожить. Осокин стал никем. А губошлеп получил абсолютную власть. Такую, что вчерашнему Осокину и не снилась. Власть отнимать чужие жизни. Потому что он оказался умнее и практичнее и привлек на свою сторону двух мордоворотов, свалить которых остальным не под силу, даже если они соберутся все вместе. Потому что губошлеп набрался смелости и сделал то, чего не смог сделать никто, — добыл себе простенькую игрушку, называемую «пистолет». Потому что в этом «сегодня» правила переменились и каждый стал только за себя. Потому что «сегодня» возвело в ранг абсолюта стародавнее правило: «прав тот, кто сильнее».

Осокин, поддерживая скрюченного бородача, вернулся к холодильникам. Усадив напарника, сел сам, вздохнул.

— Саша… — прошептала Наташа. — Что случилось?

— Ничего, не волнуйся.

— Кого-то… Они кого-то побили, да?

— Да нет, — преувеличенно бодро сказал Осокин. — Поскользнулся человек. Упал.

— Ага, — зло прошипел бородач. — Минут пять падал. А остальные, как эти… Языки в жопы засунули.

— Мишенька, — потянулась к нему худенькая спутница. — Не надо. Просто все испугались.

Бородатый Мишенька демонстративно сплюнул кровавый плевок в проход, отвернулся.

— Странная штука жизнь, — пробормотал «кашемировый». — Никогда не думал, что в двадцать первом веке, в одном из крупнейших городов мира, доведется столкнуться с подобным. — Осокин промолчал. — И я бы еще мог оправдать подобную жестокость, если бы этому неандертальцу было двенадцать, — продолжал «кашемировый». — Но ведь взрослый на первый взгляд человек.

— Вы кто по профессии? — поинтересовался Осокин.

— По профессии я профессор, — ответил тот, улыбнувшись. — Историк, если уж быть точным. Евсеев Лавр Эдуардович.

— А по вас и не скажешь. С виду на музыканта похожи. Или поэта.

— В самом деле? Вот уж не думал, что произвожу подобное впечатление. — «Кашемировый» снова улыбнулся. — А вы?

— Осокин. Александр Демьянович.

— Очень приятно, — автоматически откликнулся собеседник. — А род занятий, позвольте полюбопытствовать?

— Банкир.

— Банкир? — повторил профессор. — Занятно. Первый раз разговариваю накоротке с настоящим банкиром. И какое же отношение вы имеете к этому Муссолини? — поинтересовался он.

— А с чего вы взяли, будто я имею к нему какое-то отношение?

— Разве нет? Ну, значит, мне показалось.

— Лучше бы Гитлером назвали, — буркнул бородатый Мишенька.

Тем временем его мучитель достал из кармана трубку телефона, положил на стол, выслушал очередное приказание и вновь направился к остальной группе. На сей раз он не колеблясь указал на тщедушную Мишенькину подругу.

— Красавица, пошли со мной.

Та оглянулась, ища поддержки, но окружающие предпочитали смотреть в пол. И лишь Лавр Эдуардович наблюдал за громилой с каким-то даже интересом. На лице его застыло выражение, с каким биолог наблюдает за вдруг открывшимися новыми повадками давно изученного животного.

— Никуда она не пойдет, — заявил бородатый.

— Помолчи, если не хочешь схлопотать еще раз, — серьезно заявил ему громила. — Давай, красавица, поторапливайся.

Девица поднялась.

— Маринк, сиди, — сказал бородатый.

— Мишенька, пойду я. Так будет лучше, — обреченно пролепетала тщедушная, поднимаясь.

Громила хохотнул.

— Что, Мишенька, улетела подружка?

— Козел, — выдохнул тот с ненавистью.

— Иди туда, красавица. — Громила подтолкнул девицу в направлении стола. Она сделала пару неуверенных шагов, остановилась, оглянулась. — Бегом, я сказал! — Громила опустился на корточки, цепко ухватил Мишеньку за окровавленную бороду, притянул к себе, сказал почти ласково: — А за козла я тебя, тварь пархатая, лично на крюк подвешу. Понял?

— Поздравляю, молодой человек, — спокойно произнес Лавр Эдуардович. — Будь жив ваш учитель, он имел бы все основания вами гордиться.

— Чего? — не понял тот. — Ты про что, дед?

— Я имел в виду Генриха Гиммлера. Похоже, вы именно у него перенимали профессиональные навыки.

— Дед, тебе что, жить надоело? — Громила был не настолько молод, чтобы не слышать этого имени и не понять, что имеет в виду «кашемировый». — Сиди, не вякай, если хочешь целым уйти.

Громила поднялся, подумал секунду, еще раз пнул бородатого и направился следом за Мариной.

— Он же вас намеренно провоцирует, — сказал Мише Лавр Эдуардович. — А вы поддаетесь. Ему интересна именно ваша реакция! Сохраняйте выдержку. Ничего вашей подруге не сделают. Они еще сами боятся. Не знают, на что способна толпа, где грань дозволенного.

— И что, прикажете молчать? — вскинулся бородатый.

Громила на ходу обернулся:

— А ну заткнулись там!

— Если хотите жить, — понизив голос, ответил «кашемировый», — лучше молчите.

— Да идите вы все. — Миша набычился, принялся наблюдать за происходящим у стола.

Осокин поднял рукава пальто, принялся рассматривать запястья.

— Что вы делаете? — не понял Лавр Эдуардович.

— Ищу номер, — ответил тот мрачно.

«Кашемировый» невесело улыбнулся.

— Может быть, будут и номера. Очень может быть.

* * *

К утру дождь все-таки перестал, хотя небо и осталось сырым и сонным. Солнце никак не желало выбираться из-под одеяла туч. Размокший город набух влагой, словно стопка бумаги. Внушительные лужи красовались везде, где имелись выбоины и трещины. Стены домов приобрели тусклый, невзрачный оттенок. Деревья продрогли. На ветвях сидели замерзшие, нахохлившиеся птицы. На машинах, на оконных стеклах, на карнизах все еще висели капли.

Родищев вернулся в питомник уже перед самым рассветом. Он успел пару часов поспать, устроившись в кресле, положив ноги на стол, лодыжка на лодыжку. Теперь у него болела поясница и ныли плечи. Покряхтывая, он выбрался из кресла, потянулся и посмотрел на часы. До появления «ищейки» оставался час с небольшим. Пора было начинать готовиться к встрече, если он, Родищев, не желал оказаться в дураках, что было вполне вероятно, учитывая личность будущего визитера.

Родищев переоделся в мешковатые, старые брюки, рабочую рубаху, сверху натянул пуловер. Здесь же, на вешалке, висели слегка помятый, засаленный галстук, с претензией на запоздалую лет на двадцать пять модность, и пацанистая болоньевая куртка совершенно неопределимого цвета. Пуловер торчал из-под нее сантиметров на пять. Не так много, чтобы навевать мысли о нарочитости, но и не так мало, чтобы увидевший подумал о случайности. Завершали маскарад ворсистый синий берет с петелькой на макушке и очки с простыми стеклами. В кармане же куртки лежал еще один комплект, для особо любопытных — с линзами не то чтобы слишком толстыми, но и не очень тонкими. Смотреть через них было неприятно. Отныне для всех он — затюканный жизнью и женой инженер. Обтруханный интеллектуал, не могущий заработать лишнюю сотку на праздник, а пиво потребляющий только в больших компаниях, если сильно настаивают и готовы угостить. Большой почитатель «Примы», поскольку на приличное курево просто нет денег. Пришибленный подкаблучник, ибо последняя зарплата была в мае и он вынужден жить за счет жены. Она регулярно приносит в дом деньги, но он не решается даже спросить, откуда они. Ведь если ответ окажется вызывающе хамским и неприглядным, придется что-то предпринимать, менять всю жизнь, а ему страшно. Пусть уж все остается как есть. Любитель кроссвордов и пляжного «дурака». Нарисовав себе подобный портрет своего нового «я», Родищев для убедительности пожевал губами, пошлепал ими, пробормотал пару фраз, стараясь придать голосу застенчиво-умоляющие интонации. Получилось вполне натурально. Он взлохматил волосы и надвинул берет, как презерватив, до упора, до такого натяга, что чуть глаза на лоб не вылезли. Зато теперь из зеркала на него смотрел человек, какого в народе характеризуют внятно и емко: «законченный мудак». Словом, Родищев остался собой более чем доволен.