Томаш Ржезач - Спираль измены Солженицына

• Название: Спираль измены Солженицына
• Автор: Томаш Ржезач
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

---

Это были дни, когда он упивался успехом.

Александр Солженицын был приглашен в Кремль и имел беседу с человеком, благодаря которому повесть «Один день Ивана Денисовича» увидела свет, — с Н. С. Хрущевым. Не скрывая своей благосклонности к Солженицыну, он подарил ему автомашину, которой тот в честь своей повести дал прозвище «Денис». Потом было сделано все, чтобы писатель, которому он поверил, мог переселиться в более комфортабельную квартиру. Государство не только предоставило ему четырехкомнатную квартиру, но и выделило благоустроенный гараж.

Путь был открыт.

Но был ли это настоящий успех? И чем он был вызван?

Склонный к научному анализу Л. К. делает такое открытие: «Просто прелестно обнаружить, что на 10 читателей «Нового мира», спрашивавших о судьбе кавторанга Буйновского, приходилось только 1,3 интересовавшихся тем, дожил ли до освобождения Иван Денисович. Читателей больше интересовал лагерь как таковой, условия жизни, характер труда, отношение «зэков» к работе, порядки и т. п.»[82].

На страницах некоторых зарубежных газет можно было прочесть замечания более свободно и критически мыслящих литературоведов о том, что внимание — это еще не литературный успех, а политическая игра.

А что же Солженицын?

Решетовская в своей книге описывает, что он был весьма расстроен рецензией Константина Симонова в «Известиях»; разочарован до такой степени, что Твардовский просто насильно заставил его дочитать статью знаменитого писателя.

Солженицын разозлился на то, что Константин Симонов не обратил внимания на его язык. Не следует считать Солженицына литературным недоучкой. Ни в коем случае. Он много читал и разбирается в литературе. Поэтому ему пришлось сделать вывод: читателей заинтересовал не главный герой, а среда. Коллега-писатель с острым чутьем не обратил внимания на литературные способности Солженицына. И печать больше акцентировала внимание на политическом аспекте, чем на литературных достоинствах повести. Можно предположить, что этот вывод заставил Солженицына не один час провести в горестных раздумьях. Короче: это для него, уже возомнившего себя незаурядным писателем, означало катастрофу. И он в ускоренном темпе спешил «выйти в свет». Завершив «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка», он сказал своей жене: «Теперь пусть судят. Та, первая, была, скажем, темой. А это — чистая литература».

Так или иначе, но, опубликовав свою первую повесть, Солженицын сразу же снискал себе писательскую славу. И опять он оказался на перекрестке, причем удивительном.

В тот момент он мог стать «борцом за очищение социализма от сталинских перегибов», как тогда говорили. Мог он стать и борцом против «варварского коммунизма». Все зависело от обстоятельств. Вначале все свидетельствовало о том, что он склонен избрать первое.

После бесспорного успеха, который имела среди читателей его повесть «Один день Ивана Денисовича», поговаривали даже о том, что Солженицын получит Ленинскую премию. Вокруг этого вопроса развернулась широкая дискуссия в «Правде». Одни были за, другие против, как это всегда бывает. Однако затем дело приняло несколько иной оборот.

Для Солженицына это означало не только разочарование, но и — прежде всего — новый выбор жизненного пути.

Все говорило за то, что он может без риска идти в том направлении, куда показывает «стрелка».

Как заявила дочь прославленного советского поэта Солженицыну, авторитарность плохо уживается с нравственностью. Она с возмущением писала: «Утверждающий примат нравственности над политикой, Вы, во имя своих личных политических замыслов, считаете возможным переступить всякие пределы дозволенного. Вы позволяете себе бесцеремонно использовать подслушанное и подсмотренное в замочную скважину, приводите сплетни, полученные не из первых рук, не останавливаетесь даже перед тем, чтобы «цитировать» ночной бред А. Т., записанный, по Вашему уверению, дословно». [Дело в том, что Солженицын в одном из своих «творений» позволил себе изобразить Александра Твардовского в весьма неприглядном свете, оклеветав, смешав его с грязью и унизив его человеческое достоинство. — Т. Р.]

«Призывающий людей «жить не по лжи», Вы с предельным цинизмом… рассказываете, как сделали обман правилом в общении не только с теми, кого считали врагами, но и с теми, кто протягивал Вам руку помощи, поддерживая в трудное для Вас время, доверяя Вам… Вы отнюдь не склонны раскрыться с той полнотой, которая рекламируется в Вашей книге»[83].

Смелость человека, первым вступившего на разминированное поле

После публикации «Одного дня Ивана Денисовича» практически во всей печати появилось новое понятие: смелость. Разумеется, эта категория лежит за пределами эстетики. Но разве литература всегда измерялась только эстетическими мерками? Никогда. Как правило, именно внеэстетическими. Но бесовские рожки здесь все-таки проглядывают. Все зависит от того, какой смысл вкладывать в понятие смелость.

Следует сознавать, что вопросами теории и практики современного антисоветизма, антикоммунизма и антисоциализма занимаются не глупцы, а люди образованные, но способные к манипуляциям. Люди, знающие психологию, социологию, историю, этнографию и являющиеся «мастерами» в своем деле, умеют, как им угодно, истолковать то или иное понятие. Но ведь существует еще железный закон логики.

В интерпретации буржуазной западной пропаганды «писательская смелость» — это способность наплевать на все, что связано с социализмом и коммунизмом; очернить Родину и народ, из которого вышел писатель; отречься от всего, чем был или должен был быть. Писательскую «смелость» в подобном смысле слова и типичный метод наплевизма на свою Родину и свой народ использовали чехословацкие контрреволюционеры во время событий 1968—1969 годов в Чехословакии. Вы скажете, что эта смелость (или отвага) привлекла только бесталанных и слабохарактерных? Дело не в этом!

Цель оправдывает средства, а цель недвусмысленна — дискредитация всего, что происходило и происходит к востоку от Эльбы.

Но остановимся на конкретных фактах. Солженицынская повесть «Один день Ивана Денисовича» действительно явилась первым лучом, осветившим тьму вокруг советских исправительно-трудовых лагерей. Отсюда и ее воздействие.

Принято говорить, что тот, кто в чем-то оказывается первым, совершает первый шаг, приобретает репутацию первопроходца.

«Не знаю, кто именно, но кто-то сказал, что солженицынская смелость — это смелость человека, первым вступившего на разминированное поле», — остроумно заметил Л. К.[84]

Какая тонкая, остроумная и справедливая мысль!

Поистине только правдивый и трезвомыслящий человек в состоянии заметить, что простые обстоятельства позволили Александру Солженицыну создать себе репутацию «смельчака» и представить миру стукача Ветрова как «борца за свободу»; заметить, что Солженицын в действительности «вступил на разминированное поле». То, что выглядит просто на бумаге, на деле обстоит весьма сложно. Только тот, кто привык мыслить исторически, осознает потрясающе простой факт, что XX съезд КПСС, подвергший критике некоторые политические деформации, состоялся в 1956 году, а свою повесть «Один день Ивана Денисовича» Солженицын написал в 1959 году и опубликовал в 1962 году, опоздав с критикой на целых шесть лет. Таким образом, он никакого открытия не сделал — критику перегибов в системе исправительно-трудовых лагерей начал не Александр Исаевич Солженицын, а Коммунистическая партия Советского Союза, XX съезд которой решительно осудил культ личности И. В. Сталина и одобрил осуществленные ЦК КПСС меры по укреплению социалистической законности, по строгому соблюдению прав граждан, гарантированных Советской Конституцией.

Быть может, Солженицына преследовали? Обижали?

Нет. Факты беспристрастно свидетельствуют о том, что к нему, как начинающему автору, и его «сочинениям» проявили немало внимания и заботы ведущие советские писатели, что его поддержал в то время «человек номер 1» в Советском Союзе. Думается, что если бы КПСС не захотела рассказать о том, что большой болью отдавалось в сердце каждого честного человека и что, к сожалению, стало желанным материалом для бульварных журналов на Западе, трамплином для ренегатов всех мастей, то Солженицын уж никак не осмелился бы на публичную критику. По своей воле он оказался на гребне волны современного антисоветизма, чьи методы грубой фальсификации фактов, беспардонной лжи и клеветы известны всем правдивым людям на земле.

Приведем хотя бы такой пример.

В ноябре 1971 года швейцарская газета «Люцернер нойсте нахрихтен» опубликовала заметку под названием «В деревянных ящиках из Бабьего Яра в Израиль». В ней было написано:

«Группа американских студентов тайком вывезла в маленьких деревянных ящиках из советской деревни Бабий Яр кости убитых евреев в Израиль». Точка. И больше ничего. Очевидно, так оно и было. Но автор заметки, который остался неизвестным, опустил лишь одно: то, что в Бабьем Яре евреев убили нацисты. А швейцарский читатель не знает об этом, так как война обошла его стороной. И то, что происходило в далеком Советском Союзе, ему, конечно, даже трудно представить. Однако швейцарского читателя постоянна пичкают баснями о мнимом антисемитизме Советского правительства, о том, что коммунисты вообще, а советские в особенности являются врагами рода человеческого. Об этом заботятся не только печать, радио и телевидение, но и католический священник, и евангелический пастор, и еврейский раввин.