Клас Эстергрен - Джентльмены

• Название: Джентльмены
• Автор: Клас Эстергрен
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98695-045-7

Боксер и пианист Генри Морган живет в необычной квартире на улице Хурнсгатан в Стокгольме. С ним живет и брат Лео, бывший вундеркинд, философ и поэт-шестидесятник — ныне опустившийся тип. В доме происходит множество странных событий. Братья Морган, поистине, загадочные персонажи. Во всяком случае, по мнению писателя «Класа Эстергрена», который появляется в удивительной квартире летом 1978 года, после того, как у него украли все, кроме двух печатных машинок. Поселившись в одной из комнат квартиры братьев Морган, он оказывается втянут в душераздирающую драму.

Читатель становится свидетелем разнообразных приключений братьев Морган в Стокгольме и других европейских столицах, пока не наступает час решающего испытания мрачной шведской зимой 1979 года.

Талант рассказчика и хитросплетение интриг приводят к финалу, в котором сам повествователь пытается понять, что же произошло с героями на самом деле. Но и финал не является финалом — сюжет написанного двадцать пять лет спустя романа «Гангстеры» берет начало там, где заканчивается история «Джентльменов».

---

— Я в этом году ни разу не покатался, — сказал Генри.

— Я тоже, — отозвался я. — Чем мы вообще занимались всю зиму?

— Хороший вопрос, — сказал Генри. — Черт побери! Ветер нам в паруса, парень! Скоро начнется самое интересное.

— Для тебя, может быть. Но не для меня.

— Чепуха на постном масле. Пойдем в «Вимпис».

— «Вимпис»? — повторил я. — Какого черта там делать?

— Выпьем по эспрессо и почувствуем себя как дома, в Лондоне, — ответил Генри.

Я сдался, мы перешли улицу Кунгстрэдгордсгатан и вошли в бар под звуки той песни Элтона Джона, которую слушали по дороге в Вэрмдё. Мы забрались на стулья у барной стойки, расстегнули пальто, запихнули кепки в карманы и огляделись по сторонам.

— Здесь я всегда как дома, — сказал Генри. — Даже не представляешь, сколько часов я просидел в «Вимпис» в Лондоне. А «Вимпис» везде одинаковы…

Генри аккуратно развернул носовой платок, очень громко высморкался, затем так же аккуратно сложил платок и спрятал в карман. Я не особо размышлял над этим, но мне много лет не доводилось видеть, чтобы кто-то пользовался батистовыми носовыми платками.

Мы заказали по двойному эспрессо, и Генри, насвистывая под тягучую мелодию Элтона Джона, достал из бордового кожаного футляра маленький перочинный нож. Он принялся подрезать и чистить ногти, прерывая маникюр лишь для того, чтобы время от времени взглядывать на новых посетителей. Мне это казалось хамством.

Когда нам подали эспрессо, Генри достал серебряный портсигар с инициалами «В. С.» на крышке, угостил меня «Пэлл Мэлл» и щелкнул старой зажигалкой «Ронсон», продолжая насвистывать под Элтона Джона.

Кофе приятно согревало изнутри. Чудесное сочетание кофеина и никотина — это вкус большого города, времени, убитого в кафе, ленивого перелистывания иностранной газеты и пустых диалогов в ожидании того, что никогда не произойдет: кровь играет от самого предвкушения.

В баре возник прыщавый подросток на роликах. Он подъехал к стойке, чтобы заказать гамбургер. Генри пришел в восторг от роликов и стал расспрашивать парня обо всем, что касалось их: фирма, цена, техника, погода, дороги. Подросток вежливо ответил на все вопросы, проглотил гамбургер и исчез. Таким образом Генри добывал информацию: если бы он захотел, то стал бы первоклассным детективом.

На смену шатающемуся прыщавому подростку явилась утонченная дама — ровесница Генри. Она элегантно взобралась на соседний стул у стойки и расстегнула тренч, уронив на пол шелковый шарф.

— Я подниму! — услужливо подскочил Генри и нырнул за шарфом.

— Thank you very much, — ответила дама на чистейшем американском.

Генри немедленно наморщил лоб и нелепо прищурил глаза, стараясь выглядеть неотразимо обаятельным. Я и раньше видел эту мину, его репертуар я знал от и до.

Монотонно подпевая Элтону Джону, Генри закурил новую сигарету, достав ее из своего шикарного портсигара, и искоса взглянул на американку. Та заказала гамбургер и «Кока-колу», достала из сумки карту Стокгольма и развернула ее, заслонив чашку Генри. Тот не имел ничего против вторжения и принялся следить, как американский палец прогуливается от Ратуши к площади Густаф-Адольфа, через Королевский сад до пересечения Хамнгатан и Кунгстрэдгордсгатан, где и располагалось заведение «Вимпис».

— Nice promenade! — осмелился Генри.

— Certainly, — улыбнулась американка.

— Are you searching for something especially?

— Aren’t we all searching for something especially?

— Very wise, — отозвался Генри-чаровник. — Very wise indeed. I am a very simple kind of fellow and I meant a house, an address…

— Well, where do you live? — спросила американка с набитым ртом, не утратив при этом ни капли утонченности. Вероятно, этот трюк был хорошо отработан.

— I live here, — сказал Генри. — Неге on Söder. — Грубый палец ткнул в середину Хурнсгатан. — Where do you live?

— In New York.

— Nice, nice.

— It’s not nice in New York. It’s a lot, but sure it isn’t nice.

— Oh, I see, — отозвался Генри с безгранично заинтересованным видом.

— Do you want to show the Old Town to me? I haven’t been there yet.

— Of course, you must see the Old Town. With pleasure, — сказал Генри. — Слушай, — обратился он ко мне, — я на экскурсию. Увидимся вечером. А может, завтра утром.

Я не только не возражал, но и от всего сердца желал ему удачи. Мы пожали друг другу руки и подмигнули. Как английские асы перед рейдом к немецкому фронту.

— Cherryo, old chap![75]

На улице снова моросило, и Генри — пианист, боксер и дамский угодник — поднял воротник пальто, нахлобучил кепи и, без умолку болтая, помог американке перешагнуть через лужу на тротуаре. Именно так все и должно было быть. Я посидел еще немного в «Вимпис», слушая вечную песню Элтона Джона и провожая взглядом Генри, пока тот не скрылся в Королевском саду, все оживленнее жестикулируя. Я мог лишь от всего сердца пожелать удачи этому неисправимому джентльмену. Больше мне не суждено было его увидеть.

Далее все происходило быстро. После долгой прогулки по дождливому и пустынному городу я отправился домой к ужину, пребывая в отнюдь не дурном расположении духа. Я купил кое-какой еды, а после ужина собирался поработать. Давно пора было собраться с силами и дописать эту проклятую «Красную комнату», чтобы к лету разделаться со всеми обязательствами.

Явившись домой около пяти, я обнаружил Лео за кухонным столом. Он спал, положив голову на клеенку и, вероятно, предварительно высосав полбутылки водки. Разбудить его не удавалось. Я разозлился до слез и ругался как сапожник. Вся наша работа шла псу под хвост! Стоит оставить Лео без присмотра, как он нарушает все запреты, как маленький ребенок.

В порыве гнева я схватил его под мышки и потащил в комнату. Только тогда он очнулся и стал бормотать что-то нечленораздельное, хихикать, сердиться, благодарить за помощь и говорить, что он меня любит. Оказавшись в постели, Лео снова погрузился в глубокий сон.

Я приготовил легкий ужин — размороженные тефтели и шпинат, сварил кофе, налил его в термос и удалился в библиотеку. Закрыв дверь, я уселся за стол и принялся разбирать бумаги. Вскоре меня полностью поглотила «Красная комната», которая теперь, в новом свете, казалась мне весьма искусно меблированной.

Я не мог и представить себе, что скоро все это можно будет назвать последней встречей с братьями Морган.

Спустя сутки я попытался открыть глаза, чтобы оглядеться и понять, где я нахожусь, — но напрасно. Я не мог открыть глаза: разъедающе резкий свет с потолка причинял мне невыносимую боль. Пришлось довериться слуху: это было чуть приятнее. Я услышал шарканье деревянных подошв по линолеуму — быстрые проворные шаги в коридоре, хлопанье дверей, звон металлических инструментов в стальных лотках и голоса: мужские и женские, называющие имена, регистрационные номера и прочие данные.

Спустя сутки я очнулся, предположительно, в больнице, в отделении интенсивной терапии, с адской головной болью. В башке что-то гудело, шумело и взрывалось, и я счел за благо не открывать глаза.

Но кто-то — вероятно, ночная дежурная, которой поручили опеку надо мной, — заметила мои старания и сказала:

— Привет, Клас, ты слышишь меня?

— Я ж не оглох, — проговорил я заплетающимся языком.

— Конечно, не сдох! — радостно подхватила дежурная.

— Не оглох! — раздраженно повторил я. — Возьми меня за руку, пожалуйста, — попросил я и тут же почувствовал прикосновение маленькой теплой ладони, — и расскажи, что произошло.

— Я ничего не знаю, — ответила дежурная. — Я только что пришла, но остальные говорят, что ты упал и довольно-таки сильно ударился головой.

— Упал! — рявкнул я, попытавшись подняться резким рывком, после чего в голове раздался новый взрыв. — Аййй! — вскрикнул я, упав на подушку. — Черта с два, упал!

Кажется, дежурная подавила смешок.

— Так, по крайней мере, сказал твой приятель.

— Кто? Какой? Что за приятель?

— Тот, с которым ты живешь.

— Генри? Генри Морган?

— Не знаю, как его зовут, но он…

— … носит галстук и врет как сивый мерин, и еще у него пробор слева и выбрит он до блеска?

— Да, наверное, он, — согласилась дежурная. — Только что принес цветы. Еще он оставил письмо. Вот оно…

— Письмо?!

На этом мы были вынуждены прервать разговор, так как я почувствовал новый приступ тошноты, который обернулся позывами к рвоте; дежурная привычным жестом подставила овальную картонную ванночку, и я наполнил ее позорной жидкостью, чтобы затем снова погрузиться в забытье.

Очнулся я на следующее утро — вероятно, двадцать девятого апреля. Погода была не такой уж отвратной: сквозь жалюзи одного из многочисленных окон больницы «Сёдер» светило яркое солнце, и на сей раз я мог насладиться этой роскошью, широко открыв глаза. Головная боль чуть ослабла, и я сумел немного приподняться, опираясь на спинку кровати. Я пришел в себя настолько, что даже стал шарить рукой в поисках рычага, который приподнимает изголовье кровати, но не нашел его.