Иосиф Недава - Взошедшие на эшафот. Очерк жизни, борьбы и смерти двенадцати взошедших на эшафот борцов подполья «Эцель» и «Лехи»

• Название: Взошедшие на эшафот. Очерк жизни, борьбы и смерти двенадцати взошедших на эшафот борцов подполья «Эцель» и «Лехи»
• Автор: Иосиф Недава
• Издательство: Издательство "Мидраша Леумит" имени Арье бен-Элиззера
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эта книга рассказывает о мужественных борцах за освобождение Израиля от английского господства и поможет читателям познакомиться с неизвестными страницами Еврейской истории. Книга является адаптацией работы проф. Иосефа Недавы (изд-во «Адар») и сборника очерков «Взошедшие на эшафот» (изд-во «Мидраша леумит»).

Документы и фотографии Института им. Жаботинского.

---

Но руководители Нового Сионистского Движения не приняли аргументов троих бейтаристов: перед лидерами Н. С. О. стояла одна только задача — любой ценой, любыми средствами спасти товарищей от рук палача. Двое адвокатов пытались уговорить арестованных прибегнуть к нормальным средствам защиты: для Журавина — доказать наличие «психического заболевания», для Шейна — сослаться на юный возраст, а бен-Иосефу подыскать подходящее алиби и доказать, что во время нападения он работал в поле у крестьянина в Рош-Пина. Уговоры адвокатов не помогли, и за дело взялись руководители Н. С. О. и Бейтара в стране. Трем арестованным бейтаристам было сказано, что сам Глава Бейтара (Рош Бейтар) из своего изгнания прислал приказ придерживаться нормальной судебной процедуры. Тяжело было отказаться от возможности использовать трибуну суда, чтобы заклеймить позором англичан, а заодно и еврейских сторонников «Авлага» — «Сдержанности». Бейтаристы хорошо помнят, что писала на второй день после их ареста газета «Давар» — орган профсоюзов и рупор официальных еврейских учреждений в стране: «Если на суде выяснится, что тройка действительно виновата, ей придется понести максимальное наказание, которое она несомненно заслуживает». Это был более, чем ясный намек англичанам: вешай, отправляй в пожизненную каторгу, делай с ними, что хочешь — мы возражать не станем. Но нарушить приказ Рош Бейтара невозможно. По сей день сожалеют Журавин и Шейн, что с такой легкостью поверили в вымышленный приказ Владимира Жаботинского.

Две недели тянулся суд: формалистическое крючкотворство с допросом свидетелей и обвиняемых. Прокурор потребовал смертной казни для всех трех по обвинению в нелегальном ношении оружия и покушению на жизнь пассажиров автобуса. Причина поступка — жажда мести за невинно пролитую еврейскую кровь — совершенно не упоминалась. Никто, в том числе и сами обвиняемые, не верил, что англичане осмелятся казнить трех евреев (к тому же не причинивших никому вреда).

Третьего июня 1938 года был объявлен приговор: Шалом Журавин будет помещен в клинику для душевнобольных, «до тех пор, пока Верховный Комиссар изменит это решение», Авраам Шейн и Шломо бен-Иосеф будут казнены через повешение.

Такое случилось впервые. Ни один еврей еще не был повешен с тех пор, как англичане установили свой «просвещенный» режим в Святой Земле, и обязались с честью исполнить свои обещания перед еврейством Палестины и исправить несправедливости, причиненные ему турками. Неужели представители Британской Империи пришли сюда, чтобы возродить кошмары Гамаль-паши и традицию виселиц в Дамаске?

Присутствующие в зале были потрясены. И только двое приговоренных не обнаружили никаких признаков волнения. Тотчас же по зачтении приговора оба выпрямившись, как по команде, громко воскликнули:

«Да здравствует Израильское Царство по обе стороны Иордана!» Судьи были удивлены. Казалось, неожиданно из-под груды пепла, из-под сухих судебных дебатов, выбилось пламя, пламя восстания. В зале воцарилась мертвая тишина. Председатель суда обратился к переводчику за объяснением, чего просят обвиняемые. Переводчик объяснил, и лица судей приняли смущенное выражение. Они поспешно поднялись и покинули зал. Полицейские заковали приговоренных к смерти цепями вокруг шеи, бедер и щиколоток рук и ног.

Британская фемида жаждала жертвы. Напрасны были бурные демонстрации, сопровождаемые стрельбой и актами насилия, в Иерусалиме, Тель-Авиве и городах Польши. Напрасно товарищи бен-Иосефа били стекла в окнах английского посольства в Варшаве. Напрасны были тысячи телеграмм, посланные королю Англии, Верховному Комиссару и командующему Британской армией в Палестине. Даже обращения сотен раввинов были напрасны.

24 июня 1938 года в поздний ночной час приговор был утвержден командующим британской армией в Палестине генералом Хейнингом. На следующий день было объявлено, что казнен будет только бен-Иосеф: принимая во внимание юный возраст Авраама Шейна, командующий заменил ему смертную казнь пожизненным заключением.

Утверждение приговора вызвало новую бурю протестов. Казалось, среди океана страстей и гнева, лишь один человек оставался спокойным: Шломо бен-Иосеф — заключенный под номером 3118 — в красной одежде смертника. Посещавшим его он говорил: «Помилования не желаю и не приму». Он свел счеты с жизнью, не дрогнувшей рукой подвел черту: возложенное на него судьбой поручение выполнено, нужно до конца довести начатое, скромно и просто закончить путь рядового великой армии. Он не пытается драматизировать своих чувств, не пишет писем, предназначенных потрясти сердца, не пытается завернуться в плащ героя. Каждый день, отдельно от других заключенных, выходит на короткую прогулку Шломо. И каждый раз он обращает свой взгляд к одной из башен крепости, к камере Владимира Жаботинского, куда в 1920 году был заключен первый из «заключенных Сиона».

И в этом был «Глава Бейтара» первым. Народ не добьется свободы, если его сыны, его бойцы не пройдут через тюрьмы и преследования. Чего бы не дал Шломо за разрешение подняться по лестнице и заглянуть в ту камеру, где сидел Жаботинский со своими 19 товарищами по иерусалимской самообороне. Еще в Польше полюбилась ему фотография, на которой изображен «Рош Бейтар» у решетчатого окна камеры, и снова Шломо благословил судьбу, приведшую его в чудесную Галилею, овеянную красотой геройства предков. Со дня нелегального приезда в Страну Израиля вращалась жизнь Шломо вокруг романтики жизни Иосифа Трумпельдора, его гибели в Тель-Хай, и камеры в Ако, где сидел Жаботинский.

Когда Шломо бен-Иосеф остался один в камере смертников, его взгляд обратился в конец коридора к той черной двери, за которой была камера казни. Каждый заключенный знал наизусть порядок казни. Осужденного за день до казни взвешивают и в течение 24 часов на веревке, предназначенной для него, висит мешок с песком, соответствующий весу жертвы — веревка не должна оборваться. Каждому заключенному — своя веревка, так предписывает закон. Но с течением времени англичане нарушают это предписание, и на одной веревке вешают многих. Ноги и руки осужденного сковывают и одевают на его шею петлю. С десяток человек помогают палачу — офицеры, сержанты, полицейские. Ими командует сам начальник тюрьмы, и ему же отведена главная роль: он нажимает на ручку крана, открывающего двухстворчатую дверь под ногами осужденного. Тело падает в пространство комнаты, находящейся под полом. Считанные секунды бьется осужденный между жизнью и смертью, Он не видит всех приготовлений к казни: перед тем, как ввести его в камеру смерти, на его голову одевают черный мешок. Осужденный одет в свою собственную одежду, которую ему возвращают перед казнью взамен пурпурной одежды смертника. Это тоже делается согласно предписанию закона: власти готовы предоставить осужденному веревку, но не одежду — она еще пригодится другим. По закону казнь должна проводиться по вторникам в 8 часов утра. Но сыны Альбиона не останавливаются перед повешением в любой час ночи, даже не сообщив осужденным о приближении их последнего часа. По закону разрешается вешать только одного человека в день, и тело его должно длительное время оставаться на веревке — пока врач не констатирует смерть.

Английский полицейский часто заглядывает в глазок камеры Шломо. Писать записки и передавать в другие камеры товарищам строго запрещено. Но этот приговоренный к смерти юноша вызывает в полицейском уважение, и он не мешает ему писать. Бен-Иосеф спокойно сидит, погруженный в мир своих мыслей, отрешенный от происходящего вокруг него, подобно принцу, изгнанному на одинокий остров, но не склонившемуся перед победителями. Он думает о друзьях на свободе, о тех, кто сделает выводы из его поступка. Шломо пишет письмо друзьям из «Кена» — «гнезда» Бейтара в далеком Луцке.

— «Тель-Хай» [1], дорогие братья и сестры!

Завтра я умру. И все же я счастлив. Все свои силы я отдал Бейтару, и теперь мне выпала честь быть первым бейтаристом на виселице. Я горд этим и рад. Жаль, что не могу свободно писать вам. Арабский надзиратель крутится поблизости. Это второе письмо, которое я пишу вам. Дойдут ли они? Я верю, что вы будете гордиться мной и пойдете вперед. Ибо воистину стоит умереть за Бейтар. Я знаю, что после моей смерти больше не будут сдерживаться.

Бен-Иосеф

Я иду на казнь. Но я не жалею об этом. Почему? Ибо я умираю за Родину.

Шломо бен-Иосеф

Авраама Шейна, которого перевели из камеры смертников за четыре дня перед казнью, Шломо просит передать товарищам последнюю и единственную просьбу: отомстите!

На воле не хотят примириться с судьбой, решено попытаться спасти бен-Иосефа. Разработан план побега, согласно которому один из бойцов «Иргуна», переодетый раввином, пройдет в камеру Шломо и поменяется с ним ролями. В последнюю минуту власти обнаружат обман и накажут спасителя несколькими месяцами тюрьмы. Для выполнения плана требуется подкупить одного из офицеров охраны. Такой быстро нашелся и согласился помочь за 1000 фунтов. Но в последнюю минуту страх победил жажду наживы, и офицер не только отказался помочь, но и доложил обо всем начальству, которое немедленно усилило охрану камеры смертников…