Тауфик аль-Хаким - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Тауфик аль-Хаким
• Издательство: Московский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-88067-036-8

«Избранное» Тауфика аль-Хакима включает в себя самые значительные, и уже известные русскому читателю, произведения крупнейшего современного египетского прозаика и драматурга — роман «Возвращение духа» (1933) и повесть «Записки провинциального следователя» (1937), а также ранее не переводившуюся у нас комическую пьесу «Милый Хасхас» (1972).

Издание рассчитано на читателей, интересующихся современной культурой стран Востока.

---

Здесь, в этих заметках, я рассказываю о преступлении и о себе, рассказываю обо всем…

О страницы, которые никто, никогда не увидит! Вы для меня — глоток свежего воздуха, единственная возможность в тяжелый час дать волю своим чувствам…

11 октября…

Вчера я рано лег спать. Разболелось горло — у меня часто бывает ангина. Я обмотал шею шерстяным шарфом, потом зарядил три мышеловки засохшими корочками сыра и расставил их вокруг кровати. Так ставят заградительные мины вокруг корабля Красного Креста. Потушив керосиновую лампу, я закрыл наконец глаза и вознес страстную мольбу к Аллаху: «Пусть уснут все дурные человеческие инстинкты в нашем маркезе[62] хоть на несколько часов! Да не свершится преступление, из-за которого меня — больного — поднимут ночью!»

Едва голова моя коснулась подушки, я заснул как убитый.

Разбудил меня голос гафира[63]. Он барабанил в дверь и кричал моему слуге: «Проснись, Досуки!» Итак, преступление все-таки свершилось! Человеческие инстинкты не пожелали уснуть только оттого, что мне хотелось спать. Я встал и зажег лампу. Вошел слуга, на ходу протирая глаза, и подал мне телефонограмму. Я поднес бумагу к свету и прочел:

«В восемь вечера близ селения Даир в Камар ад-Дауля Альвана выстрелили из зарослей тростника, когда он шел по мосту. Стрелявший — неизвестен. Раненый в тяжелом состоянии, на вопросы не отвечает. О чем уведомляю. Омда[64]».

Ну, это не страшно. Случай простой, отнимет у меня не более двух часов. Стрелявший неизвестен, а пострадавшему не до разговоров. Свидетель, конечно, гафир. Услышав выстрел, он трусливо приблизился к месту происшествия. Там его, без сомнения, никто не ожидал, он нашел только неподвижное тело. Омда, как это водится, будет клясться головой, что преступник не из их деревни. Родственники убитого, как всегда, постараются скрыть от меня истину, чтобы самим отомстить преступнику.

Узнав у слуги который час, я пометил на донесении: «Получено в десять часов. Отправляемся на расследование». Затем я оделся с быстротой пожарного, велел вызвать секретаря следственной комиссии и служебный автомобиль, послал разбудить моего нового помощника. Этот мягкосердечный юноша еще только начинал работать и просил меня брать его с собой для практики и стажировки. Вскоре я услышал сигнал подъехавшего полицейского фордика. В нем сидели мамур[65], его помощник и несколько солдат. Подойдя к своей машине, я убедился, что все в сборе, кроме секретаря. Ничего удивительного в этом не было. Я опаздывал к месту преступления в любом городе или районе всегда только по вине секретарей. Я спросил гафира:

— Ты уверен, что предупредил Сайда-эфенди?

В темноте послышался скрип тяжелых сапог, я увидел руку, поднявшуюся к высокой войлочной шапке с медной кокардой, и рот под густыми черными усами, напоминающими кошачий хвост.

— Бек, он надевал рубашку при мне, — услышал я.

Мы решили подъехать к дому секретаря. Я, мой помощник и мамур сели в служебную машину. На подножке, показывая дорогу, стоял гафир. У старого дома на краю селения он крикнул:

— Выходите, Саид-эфенди.

Секретарь в одной ночной галабие[66] выглянул из окна и спросил:

— Происшествие?

— Преступление, с огнестрельным оружием!..

Я увидел, как мамур высунул руку из окна автомобиля и ударил гафира по затылку:

— Так ты, сукин сын, сам видел, как надел рубашку?

— Клянусь вашей головой, бек, он был в рубашке!

Я не счел нужным разбираться, одно из двух: или гафир не знает, что такое рубашка (в этом нет ничего удивительного), или Саид-эфенди снял рубашку и снова улегся спать (в этом также не было ничего удивительного). Во всяком случае, отвечать за дальнейшее опоздание из-за их препирательств пришлось бы мне. И браниться с Саидом-эфенди — бесполезно. У меня только разболится голова. А сегодня мне особенно нужно поберечь себя, чтобы сохранить силы и горло для настоящего дела, ради которого я терплю все эти невзгоды.

Усталость сморила меня. Я предупредил своих спутников, что до места происшествия около тридцати километров, и прикорнул в углу машины. «Ничего не случится, если я продремлю всю дорогу», — подумал я и закрыл глаза.

Машина тронулась. Следом за ней двинулся фордик, в котором сидели секретарь, помощник, сержант и солдаты. Еще не выехав на проселочную дорогу, мы услышали пение, доносившееся откуда-то из темноты. Мамур высунулся из машины и крикнул:

— Господин помощник! Мы забыли шейха Усфура.

Наш маленький караван остановился. Песня все ясней слышалась из тростниковых зарослей на краю поля:

Ресницы глаз моей любимой
Покроют весь феддан[67] собой.

Помощник крикнул:

— Сюда, шейх Усфур, преступление!

И из тьмы вынырнула фигура шейха Усфура. Это был странный человек. Не зная сна, днем и ночью бродит он повсюду, распевая свою песню, всегда что-то бормочет, а иногда даже пророчествует. И люди слушают его. Ничто так не радует этого человека, как поездка на расследования происшествия. Заслышав сигнал полицейского фордика, он бежит за ним вслед, словно охотничья собака за хозяином. Почему? Я часто задумывался над этим. Может быть, у этого человека есть какая-то тайна?

Усфур подошел к нам и сказал обиженно:

— Вы хотели уехать без меня?

Сержант ответил улыбаясь:

— Вовсе нет! Если бы мы знали твой адрес, то непременно известили бы тебя.

— Ну ладно, дайте сигарету.

Сержант предостерегающе подмигнул ему и шепнул:

— Тише, тебя может услышать господин мамур.

— Все равно дайте закурить, господин сержант. Сегодня ночью я буду вашим главным проводником.

Он срезал стебель тростника и, держа его в руке словно жезл, важно уселся в машину с таким видом, будто это не обыкновенный фордик, а роскошный роллс-ройс.

Машины снова трогаются, дорога идет между возделанными полями. Природа спит, кругом полная тишина. Лишь иногда слышится кваканье лягушек, стрекот цикад да пение шейха Усфура. Я начинаю дремать, как всегда, когда еду на расследование. Сквозь дремоту до меня доносятся голоса спутников. Мой помощник очень встревожен. По-видимому, его что-то удивляет, ему хочется о чем-то спросить, но он боится разбудить меня. Он поворачивается к мамуру, и между ними завязывается бесконечный разговор. Под этот разговор я и проспал всю дорогу. Прошло довольно много времени, машина остановилась, и я проснулся. Мы находились на берегу канала, где нас уже ждал паром, чтобы переправить на другую сторону.

Покинув машины, мы забрались на паром и облепили его, словно утопающие спасательную лодку, отчего он сразу стал похож на одну из барж, что медленно плывут с Верхнего Египта, всегда тесно уставленные кувшинами по палубе. Паром тронулся, нас обступил безмолвный мрак ночи, нарушаемый лишь ударами каната по воде. Когда мы приблизились к противоположному берегу, до нас донеслось ржание лошадей. Мы высадились. Нас ждали верховые лошади из местного полицейского управления и ослы, которых привел староста, чтобы доставить нас к месту происшествия.

Ох уж эти лошади! Солдат подвел мне великолепного коня, подобающего моему чину. Конь беспокойно рыл землю копытом и не стоял на месте. Я подумал, что обязательно свалюсь с него. Сколько раз уже я чуть не падал с этих гарцующих красавцев, на которых может удержаться только искусный наездник, а не такой засыпающий на ходу человек, как я. Моему сердцу всегда были милы спокойные ослики. Однако все начальство уже сидело на лошадях, а осликов оставили для подчиненных. Шейх Усфур уже залез на серого осла, ткнул его своей зеленой тростью и пристроился позади всадников. Я постеснялся последовать его примеру, положившись на милость Аллаха, взобрался на коня и как начальник поехал впереди, еле держась в седле от страха и усталости. Наконец сон опять одолел меня, и я уже ни о чем не мог думать.

Вдруг я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Случилось то, чего я боялся. Оказывается, конь, перескакивая через канаву с водой, стряхнул меня со спины. Я крикнул гафиру:

— Эй, ты, лови коня!

Процессия остановилась, и все спуталось. Мамур с криком и руганью набросился на гафиров, раздавая на ходу подзатыльники и приказания. В конце концов меня водрузили обратно в седло. Стараясь скрыть смущение, я бормотал, что лошадь, по-видимому, испугалась пробежавшей лисицы и понесла, а возможно, просто уснула на ходу.

Я попросил вести моего коня под уздцы. Гафир взял поводья и пошел рядом со мной неторопливой, ровной походкой. Я успокоился, снова задремал и проснулся лишь у цели нашего пути. Впереди показался свет факелов и фонарей, их держали жители, столпившиеся вокруг жертвы преступления. Раздавались приглушенные голоса: «Следователи приехали!»

Сон как рукой сняло, усталость мгновенно покинула меня, — вот так, наверно, сова покидает гнездо при вспышке света. Я соскочил с коня, пробрался через толпу к распростертому на земле телу и принялся рассматривать лицо жертвы, забрызганное грязью и кровью. Да, такой уже ничего не скажет! Рядом расположился полицейский, занятый составлением протоколов, Для меня такие протоколы не представляют никакого интереса. Следователю всегда приходится все начинать сначала.