Тауфик аль-Хаким - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Тауфик аль-Хаким
• Издательство: Московский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-88067-036-8

«Избранное» Тауфика аль-Хакима включает в себя самые значительные, и уже известные русскому читателю, произведения крупнейшего современного египетского прозаика и драматурга — роман «Возвращение духа» (1933) и повесть «Записки провинциального следователя» (1937), а также ранее не переводившуюся у нас комическую пьесу «Милый Хасхас» (1972).

Издание рассчитано на читателей, интересующихся современной культурой стран Востока.

---

Поезд удалялся от любимого Каира. Мухсин простился с дядей на платформе. Ханфи долго бежал за поездом, махал рукой и с трогательным добродушием кричал:

— Счастливого пути, Мухсин!

Таков их «председатель» Ханфи, на которого он только что очень сердился. Какая чудесная у него душа! Обливаясь потом, он тащил его вещи до самого вагона.

Неужели это правда? Неужели он, Мухсин, на самом деле покинул Каир, своих дядюшек, весь «народ» и уже сегодня будет ночевать в другом городе, на другой кровати?

Мухсин вдруг загрустил. Его утешала лишь мысль, что он расстался с ними ненадолго и скоро получит письмо от Саннии, письмо, которое уже с нетерпением ждет, хотя только что уехал. Это письмо будет ему дороже всего на свете. А за разлуку с Каиром его вознаградит встреча с любимыми родителями.

Мухсин успокоился, поднял глаза и увидел, что все диваны заняты, не осталось ни одного свободного места. Некоторые пассажиры были в тюрбанах, остальные в фесках.

Пассажиры безмолвствовали, но взгляды, которые они бросали друг на друга, говорили о том, как трудно им молчать. Каждому хотелось, чтобы кто-нибудь другой начал общий разговор.

Вскоре в их отделение заглянул толстый мужчина в суконном кафтане, с узлом в руке. Он всматривался в лица сидящих, как бы спрашивая у них, не найдется ли для него местечка…

Пассажиры переглянулись. Потом один из них подвинулся, энергично прижав своих соседей, и сказал:

— Пожалуйста, бек! Все мы мусульмане и как-нибудь поместимся.

Человек с узлом вошел и кое-как уселся. Один эфенди наклонился к соседу и заговорил с ним. Его голос, сначала приглушенный и неуверенный, скоро зазвучал громко и раскатисто. Видимо, ему хотелось, чтобы все его слышали. И действительно, пассажиры обратили на него свои взоры и стали прислушиваться, словно внимая хатыбу[46] в мечети или проповеднику в церкви. Интерес присутствующих к его словам ободрил оратора, и он принялся перескакивать с одной темы на другую. Начав с того, что и для этого пассажира нашлось место, он с восторгом упомянул о чувстве единства и сердечной связи, объединяющей жителей Египта. Случись это в Европе, сказал он, никто не пошевелился бы, даже ради родственника или друга. Европеец не поступится своими удобствами решительно ни для кого. Вспомнив об Европе, он стал рассказывать, что однажды во время его поездки по чужой стране…

Один из слушателей, в тюрбане, с наивным удивлением перебил его:

— Вы ездили за границу, эфенди?

Эфенди снисходительно улыбнулся.

— Я побывал в Австрии, Англии и Франции, все по торговым делам.

Вернувшись к прерванному рассказу он поведал всем, что в Европе как-то провел в поезде целые сутки, и за это время никто из пассажиров не произнес ни одного слова, точно все они родились на разных планетах и не были людьми, у которых одинаковое сердце и единые чувства.

Какой-то шейх, сидевший в углу, кашлянул и сказал:

— В этих странах нет ислама.

Эфенди слегка изменился в лице, но промолчал и поднял руку, сделав вид, что стряхивает с фески пыль. Один из пассажиров заметил на кисти его руки изображение креста и понял, что шейх с самыми лучшими намерениями произнес слова, обидевшие оратора. Желая это загладить, он вмешался:

— Ты хотел сказать, сиди шейх, что в этих странах у людей нет сердца, не то что у нас, на нашей родине, где все мы, копты и мусульмане, — братья.

Его мысль подхватил другой пассажир. Это был просвещенный человек. Вступив в беседу, он сумел объяснить присутствующим, что слово «ислам», которое любят так часто употреблять в некоторых кругах Египта, в сущности, лишено какой бы то ни было религиозной или племенной окраски. Оно означает лишь милосердие, человечность, доброту и взаимную связь сердец.

Эти чувства свойственны египтянам. В Европе вы их не найдете, потому что душа франков[47] пропитана ядом своекорыстия. Все они враждуют между собой, заботясь только о своей личной выгоде.

Пассажиры в тюрбанах и фесках задумчиво слушали своего попутчика. Казалось, они впервые поняли истинный смысл слова «ислам».

Рассуждения образованного пассажира вызвали всеобщее одобрение. Когда разговор на эту тему был исчерпан, один из присутствующих вернулся к тому, о чем говорил первый оратор, и спросил:

— Значит, эфенди, за границей человек может и не заговорить в поезде со своим соседом?

— А у нас, извините, — перебил другой пассажир, — кто бы ни проехал полчаса по узкоколейке, как придет ему время выходить, он, оказывается, уж со всеми перезнакомился.

— Да это и видно, — сказал третий. — Мы еще не доехали до Бенха, а уже удостоились благодати познакомиться с вашими милостями.

Он с улыбкой обвел соседей взглядом, словно приветствуя их, и увидел Мухсина, который притаился в углу, так что никто его не заметил. Удивленный тем, что мальчик все время молчит, он решил втянуть его в беседу и, вежливо наклонившись к Мухсину, ласково спросил:

— Не так ли, маленький эфенди?

Мухсин растерянно посмотрел на него и, смущенно пробормотав несколько слов, отвернулся к окну.

Пассажир не стал ему докучать. Он объяснил себе поведение Мухсина его возрастом, застенчивостью и благовоспитанностью, не позволявшей ему говорить в присутствии старших.

Все снова принялись беседовать на различные темы и проболтали до станции Бенха. Пассажиры высовывались из окон и покупали лепешки, апельсины, мандарины. Они разостлали на коленях платки, приглашая попутчиков: «Пожалуйста! Покушайте с нами!», а те вежливо отвечали: «Ешьте на здоровье!»

Поезд тронулся, и Бенха осталась позади. Некоторое время пассажиры были заняты едой, потом эфенди, заговоривший первым, сказал:

— Кстати насчет «покушайте с нами»… В Европе пассажир вынимает сигарету, ест, пьет и не спрашивает соседа:

«А как ты?»

Присутствующие неодобрительно воскликнули: «Просим прощения у Аллаха!» — и каждый выразил свое возмущение по этому поводу. Эфенди с гордостью продолжал:

— Обитатели Египта — люди благородные, чистой крови. Уже восемь тысяч лет прошло с тех пор, как мы поселились в долине Нила. Мы умели сеять и пахать, у нас были деревни и поля, когда в Европе еще не было оседлых племен.

Человек с узлом произнес, сочно сплюнув в окно:

— Ты прав, эфенди. В этом все дело.

Просвещенный пассажир подхватил:

— Конечно, эфенди. Мы народ общественный по природе. Причина в том, что мы землепашцы с незапамятных времен. Мы уже были ими в ту эпоху, когда другие народы еще вели кочевой образ жизни, занимались охотой и каждый род, даже каждая семья жила особняком. А у нас, в долине Нила, с доисторических времен были оседлые поселения и процветала цивилизация. Коллективизм у нас в крови, и стремление к общественной жизни возникло в нас уже много веков назад.

Глава вторая

Наконец поезд подошел к Даманхуру. Мухсин выглянул в окно и увидел, что на перроне его ждут бербер-дворецкий[48] и кучер, уста Ахмед. Заметив Мухсина, они подошли к вагону и закричали:

— Слава Аллаху за благополучное прибытие, бек!

— Бери вещи, Биляль, и иди вперед, — сказал кучер.

— А маленький бек?

— Я пойду с маленьким беком. Пожалуйте, бек!

Мальчик вышел из вагона и пошел по перрону, сопровождаемый слугами. Обращенное к нему слово «бек» звучало непривычно и странно, но на этот раз оно не было ему неприятно. Он даже почувствовал, что в нем шевельнулось тщеславие. Если бы Санния была здесь и все это видела и слышала!

Он сел в экипаж, запряженный чистокровными лошадьми, и, приосанившись, поехал по улицам скромного городка. Люди на тротуарах, в кофейнях и лавках смотрели на него, с удивлением спрашивая себя, что это за мальчик едет в таком роскошном экипаже.

Подъехав к дому, Мухсин увидал свою мать. Стоя на верхней ступеньке лестницы, она протянула руки, чтобы заключить его в объятия. Повинуясь горячему порыву, Мухсин бросился к ней, и они крепко обнялись. В глазах матери блестели слезы волнения и радости. Она снова и снова обнимала сына.

Потом мать стала осматривать его с головы до ног, ощупывать его руки, ноги, все тело и, наконец, с улыбкой сказала:

— Во имя Аллаха! Машалла! Ты пополнел, Мухсин.

Она повела мальчика в столовую и принялась расспрашивать про Каир, тетку, дядей. В это время появился отец Мухсина. Мальчик поспешил ему навстречу и поцеловал его руку. Он подождал, пока отец сядет, и только тогда сел сам. Отец спросил:

— Ну что, Мухсин? Как полугодовые экзамены?

Мальчик замялся.

— В этом году не было полугодовых экзаменов. Их отменили.

Отец удивленно и огорченно воскликнул:

— Отменили? Почему?

И он стал расспрашивать про уроки, учителей, про предстоявший в этом году экзамен на аттестат зрелости. Наконец мать Мухсина вмешалась и укоризненно сказала: