Жан-Люк Энниг - Краткая история попы

• Название: Краткая история попы
• Автор: Жан-Люк Энниг
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2006
• ISBN: 5-98720-023-7

Не двусмысленную «жопу», не грубую «задницу», не стыдливые «ягодицы» — именно попу, загадочную и нежную, воспевает в своей «Краткой истории...» французский писатель и журналист Жан-Люк Энниг. Попа — не просто одна из самых привлекательных частей тела: это еще и один из самых заметных и значительных феноменов, составляющих важнейшее культурное достояние человечества. История, мода, этика, искусство, литература, психология, этология — нигде не обошлось без попы. От «выразительного, как солнце» зада обезьяны к живописующему дерьмо Сальвадору Дали, от маркиза де Сада к доктору Фрейду, от турнюра к «змееподобному корсету», от австралопитека к современным модным дизайнерам — таков прихотливый путь, который прошла человеческая попа. Она знавала времена триумфа, когда под солнцем античной Греции блистали крепкие ягодицы мраморных богов. Она преодолела темные века уничижения, когда наготу изображали лишь затем, чтобы внушить к ней ужас. Эпоха Возрождения возродила и попу, а в Эпоху Разума она окончательно расцвела: ведь, если верить Эннигу, именно ягодицам обязан Homo sapiens развитием своего мозга. «Краткая история попы» - типично французское сочетание блеска, легкости, остроумия и бесстыдства.

---

Казалось бы, художницы должны были с упоением и восторгом изображать «оборотную сторону» мужского тела, которая так их возбуждает. Не тут-то было! Тамара де Лемпика[96] — ее называли «Сиреной ар деко» — гораздо больше известна своими красотками с перламутровой светящейся кожей и неподражаемыми кубистскими телами, чем изображением мужских ягодиц. Первую попытку написать мужской зад Тамара делает в 1932 году, в картине «Адам и Ева», но эту попытку трудно назвать удачной: критики писали о «кубоэнгризме», хотя задница в исполнении Тамары скорее напоминала зоб. К слову сказать, у всех женщин на картинах Тамары де Лемпики увеличена щитовидная железа. Видимо, она полагала, что дамы с зобом предрасположены к активной сексуальной жизни. Означает ли это, что предстательная железа — она находится в области таза — оказывает на другую половину человечества то же воздействие? Точно нам известно одно: в окружении Тамары мужчин не водилось и она нашла своего Адама на улице. Выбранный ею натурщик оказался полицейским: он поднялся в мастерскую, снял форму, аккуратно сложил вещи на стуле, придавив их сверху револьвером, поднялся на возвышение и отвернулся. Задница века. Не думаю, впрочем, что она войдет в историю...

ГЛАВА 24. More ferarum

«Моя сладкая маленькая потаскушка Нора, я сделал, как ты велела, моя грязная малышка, и кончил два раза, когда читал твое письмо. Я счастлив, что ты любишь, когда тебя трахают в зад. Я вспоминаю ту ночь, когда я так долго любил тебя сзади. Моя штука часами оставалась в тебе, я снова и снова входил в тебя снизу, я чувствовал твои огромные жирные вспотевшие ягодицы на моем животе, видел твое разгоряченное лицо и обезумевшие глаза» (Джеймс Джойс, письмо к Норе, 8 декабря 1909 года).

Фетишисты, поклоняющиеся заднице, очень ценят то, что духовники на исповедях называют любовью more ferarum, «на манер диких зверей». Соитие a retro, якобы извращающее мудрый замысел Природы, в действительности, как писал Аполлинер («Подвиги юного Дон Жуана»), дает попе возможность «покрасоваться». Лукреций замечает («О природе вещей», IV), что стоящие на четвереньках женщины легче зачинают: «Они лучше воспринимают семя благодаря согнутому туловищу и поднятому заду». Церковь, как извести но, во все времена признавала один-единственный «естественный способ совокупления». «Женщина пусть лежит на спине, а мужчина сверху на животе и следит, чтобы его семя извергалось в предназначенный для того сосуд», — советовал отец Томас Санчес (1602). Любая другая позиция считалась скотской. В действительности Церковь не хотела, чтобы люди получали удовольствие и наслаждались сексом.

Даже если при соитии a retro извержение совершалось в законный сосуд, вид задницы мог разжечь в человеке сладострастие и побудить его к «удовлетворению похоти сластолюбивыми ласками, толкающими его на путь разврата». Послабление допускалось лишь в том случае, если муж был слишком тучен или жена беременна. Тут Альберт Великий дозволял овладевать женой в положении на боку — это называлось «как две ложки», в позиции сидя или даже крыть ее со спины, «как кобылу» (способы перечислены в порядке возрастания греховности). Способ more ferarum был не только скотским, он опаснейшим образом извращал перспективу: женщина поворачивается к вам спиной, и, даже если вы, как Джойс, видите ее обезумевшие глаза, она-то вас не видит. Взгляды не встречаются, перед вами лишь попа партнерши, слепое соитие словно бы поощряет общение с телом без лица и истории, а это, согласитесь, дело скверное.

Что такое зад, как не предмет порицания? Слово derriere, появившееся в 1080 году, происходит от deretro на вульгарной латыни (в классической латыни — retro). Чаще всего оно встречалось в лексиконе военных: так называли армейские тылы.

Начиная с 1230 года так стали называть зад животных и — очень фамильярно — зад человека. Слово оставалось чуть более приличным, чем слово «жопа», но эвфемизация не исключала грубости, и Жюль Ренар[97] в своем «Дневнике» без всяких экивоков описывает удивительных женщин с вызывающими отвращение задами, висящими, как у гамадрилов, которые они поддерживают при ходьбе руками. Гамадрилы — обезьяны из семейства мартышкообразных — были священными животными в Древнем Египте, что не уберегло их от обидных сравнений. В разговорном языке появилась масса забавных выражений, обыгрывающих расположение зада: черный ход, задняя дверь, корма, задний фасад и так далее. Эстеты же говорили о рощах Пафоса Древний кипрский город Пафос был посвящен Афродите, и упоминание об этих рощах всегда намекало на противоестественную любовь.

Негативное отношение к заду нашло свое выражение и в языке: задняя мысль подразумевает обман, надувательство. Зад — ужасная штука, в нем соединяются тыльная сторона и низ. Роже Кайуа[98] замечает в «Асимметрии», что человек готов воспринимать только симметрию левой и правой частей предмета (сагиттальную, или зеркальную), ее отсутствие ощущается как нечто подозрительное. Любая конструкция, в которой отсутствует сагиттальная симметрия, кажется нам ущербной и неполной. К зеркальной симметрии часто добавляют симметрию по оси «перед-зад», но за этим всегда стоят какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства: например, защитникам башни или крепости необходимы одинаковые со всех сторон стены с узкими бойницами. Зато в обычных зданиях парадный фасад со множеством больших окон, как правило, контрастирует с глухой задней стеной — своего рода аналогом человеческой спины.

Противопоставление переда и зада, будущего и прошлого, зрелости и отсталости, прогресса и регресса подтверждает превосходство передней стороны (взгляд, движение, инициатива, смелость) над презираемой и смущающей душу тыльной стороной — слепой, всеми покинутой и забытой, как лежалый товар на полке.

Что до поперечной симметрии (по оси «верх — низ»), она противоречит законам природы: сила тяжести исключает саму возможность ее существования. De facto подтверждается главенство верха над низом, возвышенного — над земным, духа — над материей, высоких чувств — над низкими инстинктами, легкости — над тяжеловесностью, полета души — над вырождением.

Наполовину как бы божьи твари,
Наполовину же — потемки, ад[99], —

говаривал король Лир. Сублимация становится антиподом анального очищения, идеал несовместим с грязью. По инерции противопоставления корней и листвы, головы, которая думает, — и внутренностей, которые переваривают и извергают; рта — чувственного, выразительного, питающего и поющего, — и сфинктера, вызывающего лишь отвращение и презрение, — низ тела был окончательно опорочен.

Подобное пессимистическое видение зада, унаследованное нами от Средневековья, яростно высмеивал Рабле. Он вволю поиздевался над однобокой вертикальной моделью мира. Многие и по сей день задаются вопросом, справедливо ли, что мы отдаем предпочтение верху и переду.

Фотограф Жан-Лу Сифф замечает, что, заказывая портрет, клиенты почти всегда имеют в виду снимок лица крупным планом или поясной портрет. Лицо — самая заметная и социально активная часть человеческого тела: лицо превратилось в лживую маску, способную выразить что угодно. Это одна из причин, по которой Сифф начал интересоваться, так сказать, тылами. По его мнению, попа — «самая драгоценная и сокровенная часть тела, сохраняющая ту детскую невинность, которую взгляд и руки давно утратили. Это и самая волнующая с точки зрения пластики часть тела, состоящая из округлостей и обещаний. Она хранит воспоминания, она смотрит в прошлое, а мы неуклонно стремимся вперед, она же оглядывается на пройденный путь, как ребенок, стоящий коленками на сиденье и смотрящий в заднее стекло машины».

Лицо человека — это обман и притворство, а попа искрения — ведь ее нельзя контролировать. Попа всегда будет нашей бессознательной, животной частью, она не сможет нас обмануть, как не сумеет и скрыть свою истинную природу, порывы и терзания. Попа — это невидимая сторона, изнанка нашей личности, дома, города.

В Роанне, пишет Мишель Турнье в «Метеорах», существует ужасная свалка, которую называют Дырой Дьявола. Туда «Роанн ежедневно вывозит на пяти грузовиках все свои самые интимные тайны». Александр, один из персонажей романа, поддавшись жгучему любопытству, отправляется в Дыру. «Вот что нас разделяет, — говорит он. — Муниципальные советники, сросшиеся с обществом в единое целое, воспринимают свалку как ад, как небытие, ничто не заставит их пойти туда. Я же воспринимаю это кладбище мерзких отходов как параллельный мир, как кривое зеркало, как истинную суть общества. Любая грязь имеет свою цену — она всегда реальна, хоть и меняется в зависимости от обстоятельств».