Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 2

• Название: Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 2
• Автор: Джакомо Казанова
• Издательство: Ленинград “Васильевский остров”
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1991
• ISBN: 5-7012-0064-7

Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.

Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme. Bruxelles, Rozez, Libraire-editeur, 1881.) и составляет приблизительно одну четвёртую его часть.

Для включения в русский перевод были отобраны те части “Мемуаров”, которые:

во-первых, отражают существенные события в жизни автора;

во-вторых, представляют исторический интерес (встречи с Руссо, Вольтером, Фридрихом II, путешествие в Россию) и показывают нравы века;

в-третьих, наиболее обработаны в отношении драматургии и стиля повествования;

и, наконец, просто занимательны, как житейские рассказы.

---

Освободившись от самых неотложных визитов, я стал думать о том, как привести в порядок бумаги, собранные мною в Варшаве и касавшиеся польских дел со времени кончины российской императрицы Елизаветы Петровны. Я намеревался описать историю смут в этом государстве, начиная с его возникновения и до первого раздела, каковой был не только несправедлив, но и угрожал пожаром всей Европе. Я предсказал сие в небольшом сочинении, выпущенном в свет, когда Сейм посадил на трон Понятовского, признал покойную царицу всероссийской императрицей, а электора Бранденбургского — прусским королём. Главная моя цель заключалась в том, чтобы показать всему свету, каковы будут следствия сего раздела. Однако же типографщик не исполнил своих обещаний, и я смог выпустить лишь три первые части. После моей смерти среди моих бумаг найдутся и остальные три. Но мне уже безразлично, опубликуют их или нет. Никогда в жизни я не думал о будущем, а теперь и подавно оно не заботит меня.

1 декабря барон Питтони прислал за мной по какому-то спешному делу. Сей вызов в полицию заставил меня насторожить уши, ибо мы никогда не были с нею добрыми друзьями. Предчувствуя новые неприятности, явился я к Питтони и ещё в дверях был предупреждён лакеем, что какой-то человек с нетерпением ожидает меня. Взойдя в комнаты, увидел я отменно красивого и щегольски одетого мужчину, который раскрыл мне объятия. Я поспешил к нему навстречу, ибо сердцем почувствовал, что это синьор Загури, и с волнением приветствовал его такими словами:

— Конечно же, это вы, ибо на лице вашем я вижу отражение ваших писем.

— Да, любезный Казанова, перед вами ваш друг Загури. Как только Дандоло известил меня, что вы в Триесте, я почёл за необходимое приехать, дабы обнять вас и поздравить со скорым возвращением в отечество, если не сей год, то уж во всяком случае на следующий. У меня есть все основания надеяться, что не позднее трёх месяцев у нас будут новые инквизиторы Республики, и они уже не останутся столь глухи и немы, как теперешние.

— Я преисполнен благодарности за ваше обязательное соучастие.

— Не скрою, кое-чем вы мне обязаны, ибо ради нашей встречи я пренебрёг своими обязанностями авокадора, которые не дозволяют мне покидать город. Посему я сохраняю для вас сегодня и завтра, после чего отправляюсь обратно в Венецию.

Видя приём, оказанный мне синьором Загури, барон, казалось, несколько сконфузился. Он пробормотал какие-то извинения, ссылаясь на дурную память, и обещал быть ко мне с визитом. Бедняга и в самом деле был столь забывчив, что даже не узнал меня.

— Как! — воскликнул синьор Загури. — Вот уже почти две недели знаменитый Казанова в Триесте, а мой друг Питтони ничего об этом не знает! Но вы-то, Марко Монти, — оборотился он к старику, с любопытством меня разглядывавшему, — вы, надеюсь, приняли его?

— Я ничего не знал о приезде синьора Казановы.

— И венецианскому консулу ничего неизвестно об его соотечественнике!

— Это моя оплошность, — поспешил я вмешаться. — Меня удерживала боязнь неблагоприятного приёма. Вы же знаете, венецианские чины часто видят во мне контрабандный товар.

— С сей минуты, — ловко нашёлся консул, — я считаю вас грузом, находящимся в Триесте на карантине перед отправкой в Венецию. Мой дом открыт для вас.

Сим ответом Марко Монти подтвердил, что ему известно моё положение. Это был человек, исполненный разума и закалённый в долгих несчастиях, каковые нисколько не лишили его природной весёлости нрава. Он говорил лучше любой книги и обладал бесценным даром забавлять всех своими рассказами и ещё более редким талантом никогда не смеяться собственным словам. Впрочем, сам я, ежели и имел какой-либо дар, то именно этот. Хотя он был старше меня на тридцать лет, но в любом обществе ни в чём не уступал мне, исключая карточную игру, к которой питал отвращение. Я имел счастие завоевать дружбу превосходного человека, каковая доставила мне величайшую пользу во время проведённых мною в Триесте двух лет. Именно ему и синьору Загури обязан я своим помилованием и возвращением, составлявшим единственный предмет всех моих вожделений. Если бы не эти истинные друзья, тоска по родной земле убила бы меня. К счастию, я смог излечиться от сего недуга и уже не забочусь более о том, чтобы увидеть когда-либо своё неблагодарное отечество!

Я сопровождал синьора Загури в Гёртц, где три дня его чествовала местная знать. Повсюду вместе с ним принимали и меня. Знаки дружества, которые оказывал мне венецианский авокадор, сразу же придали мне великую значимость. Из обыкновенного изгнанника я превратился в важную персону, обращавшую на себя внимание венецианского правительства.

Всеми было признано, что я покинул отечество единственно ради того, дабы спастись от неправедного заточения, и посему правительство, чьи законы я никоим образом не нарушил, не имело никаких оснований почитать меня преступником.

В Триесте меня принял губернатор города граф Ауэрсберг, а также граф Кобенцль, который, может быть, жив ещё до сих пор. Это был мудрец в самом возвышенном смысле сего слова, соединявший обширнейшие познания с самыми прекрасными качествами души при полном отсутствии каких-либо претензий.

После праздника Пасхи граф Ауэрсберг был отозван в Вену, а на его место был назначен граф Вагенсберг. Старшая дочь нового губернатора, графиня Лантиери, блистала красотой, подобно ангелу небесному, и зажгла в моём сердце любовь, послужившую бы к неотразимой моей погибели, если бы я не выказал достаточно самообладания, чтобы скрыть её под внешностью самой глубокой почтительности. Я воспел приезд графа в напечатанной по сему случаю поэме, что обошлось мне в сумму, соответствующую всему моему жалкому доходу за три месяца. Обращаясь к отцу, я выразил свои чувства к дочери. Моя хвалебная ода пришлась по вкусу, и я был приглашён в её салон. Граф почтил меня именем друга и доказал своё доброжелательство искренним расположением, из коего я извлёк некоторые существенные выгоды.

В начале лета я сделался героем маленького приключения, которое изрядно позабавило весь город. У Монти я познакомился с неким графом Страсольдо, красивым юношей, другом наслаждений и расточительства, но почти нищим и обременённым долгами до такой степени, что он передвигался по улицам Триеста только верхом на лошади, дабы с большей поспешностью спасаться от своих заимодавцев. В остальном это был весьма любезный и остроумный человек, понимавший толк в искусстве наслаждения жизнью. Я не раз обедал у него вместе с консулом и бароном Питтони. Он держал для услужения молодую словенку из Каринтии, которая всех нас очаровала, однако же я опасался делать ей авансы, зная, что граф влюблён в неё и непомерно ревнив, а поэтому позволил себе в её присутствии только поздравить Страсольдо с обладанием подобным сокровищем. Состоявший с ним в родстве граф Ауэрсберг вызвал его в Вену и доставил ему место капитана в Польше. Страсольдо тайком продал всю обстановку и собирался уехать, не попрощавшись с заимодавцами. Мы не сомневались, что он увезёт свою прекрасную словенку. Вообразите моё удивление, когда, возвратившись вечером домой, увидел я её в своей комнате! Она подошла ко мне и без обиняков сказала:

— А я жду вас.

— Но как же граф?

— Он отправится без меня. Я не хочу ехать с ним в ту дурную страну. Лучше остаться в Триесте у честного господина. Вот я и пришла к вам. Не будьте столь жестоки и не гоните меня.

— Боже сохрани, моя милая! С твоей красотой тебя везде примут. У меня ты будешь в безопасности, и, клянусь, никто не войдёт в эту комнату, пока ты пожелаешь оставаться здесь. Мне весьма лестно быть твоим покровителем, но ежели правду говорят, что граф влюблён в тебя, он никогда не уедет один, а, скорее всего, задержится ещё на день и будет повсюду искать тебя.

— Повсюду, но не здесь. Обещайте мне, сударь, не выгонять меня, даже если мой злой гений подскажет ему прийти сюда.

— Даю слово. Но у меня только одна постель, как же мы устроимся?

Она улыбнулась и опустила глаза. Сему новому подарку судьбы обязан я был моей счастливой звезде и случаю. Мы провели восхитительную ночь, и эта очаровательная особа позволила мне вкусить уже давно не испытанные мною наслаждения.

Как я и предполагал, Страсольдо был у моего дома уже в девять часов утра. Его сопровождал Питтони. Я вышел к ним как раз в ту минуту, когда они разговаривали с хозяином. Сей последний упредил меня знаком, что ничего не сказал им. Однако же юный граф при содействии Питтони не пожелал отступиться от своих розысков. Они вошли в столовую залу, осматривали кухни и даже чердаки. Наконец, стали просить постояльцев допустить их в комнаты. Я сказал моей словенке, которую звали Ленчица, что и нам не избежать гостей.

— Я отдалась под вашу защиту.

— Знаю, моя милая. Ты увидишь, как я встречу твоего преследователя.