Кирстен Торуп - Бонсай

• Название: Бонсай
• Автор: Кирстен Торуп
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-1013-5

Это книга крупнейшей современной датской писательницы Кирстен Торуп, удостоенной более десятка литературных наград, в том числе Большой премии Датской академии словесности.

Тяжелые обстоятельства детства и юности заставляют героиню покинуть родительский дом в провинциальном захолустье ради продолжения образования в столице. Там она вскоре знакомится с блестящим молодым художником Стефаном. Романтическое увлечение превращается в драматические отношения с мужчиной, даже на пороге смерти пытающимся скрыть свои гомосексуальные наклонности.

После выхода романа благонравные критики упрекали Торуп в нарушении всех мыслимых границ частной жизни.

---

Стефан сейчас редко бывает дома. Весь день в академии, а по вечерам по большей части работает статистом в Королевском театре. На куске полотна я нарисовала трех цапель с распахнутыми крыльями, яростно дерущихся друг с другом. Две одной величины, третья поменьше. Я представляю их как двух самцов и самку. Не спрашиваю, что он думает о дерущихся птицах.

Сначала он хотел, чтобы на вышивке были три дерущиеся змеи, но я не захотела. Боюсь змей. Это привело его в необъяснимую ярость. Змея была священным животным уже у древних египтян, сказал он, как я смею осквернять ее своим цыплячьим страхом? Взял рисунок со змеями, положил его обратно в ящик комола и сказал, что использует этот мотив в литографии. Может, вы помните, что вскоре после нашей свадьбы он ездил в Египет на стажировку. И там, в надписях и барельефах, нашел подтверждение божественности змей. К сожалению, он заболел и вернулся раньше времени. Оправился только через несколько месяцев. Говорит, что без меня больше никогда так далеко не поедет.

По вечерам, в ожидании Стефана, я вышиваю скатерть с цаплями. Бесконечный сизифов труд, вышивка гладью и тамбурным швом. Уютно ждать его с чаем и булочками. По-моему, нет ничего страшного в том, что мы так редко видимся. Я доверяю ему, я абсолютно уверена, что у него нет других женщин, хотя после своих походов в кино он возвращается далеко за полночь, поскольку часто встречает кого-нибудь из друзей, случайно оказавшихся на том же сеансе.

Забыла сказать, что взяла академический отпуск. Пришлось наняться на еще одну работу. В офисе. Так что теперь у меня две работы по полставки, вместе — полный день. Это ненадолго, надо поправить дела. В Копенгагене жить дорого, хотя мы и экономим. Да и учебники мои обходятся дороже, чем я предполагала. Это самая моя большая головная боль в смысле денег. Трачу много времени на поиски подержанных в «буках». Уже хочется обратно в университет. Для меня предпочтительней работать головой. Руки у меня не тем концом пришиты.

Папа, ты не мог спокойно смотреть на то, как я копаюсь. Шнурки мне завязывал до двенадцати лет. Все у меня отнимал. Ножницы, когда мне надо было сделать обложки для учебников, нож, когда собиралась резать сыр, даже линейку и карандаш, если нужно было начертить ровные линии. Перед отъездом ты упаковал мой чемодан. Как аккуратно ты сложил одежду. Ни единой складочки не было, когда я ее распаковала.

Вечером пытаюсь выкроить время для самообразования. Читаю по университетскому списку. Учеба без лекций — совсем не то. Скучаю по большим аудиториям. По сокурсникам и вдохновению, которое дают профессора. Я будто заживо похоронена в брачном гробу. Не надо мне так говорить. Это нехорошо по отношению к моему любимому мужу, который ввел меня в большой интересный мир. Что со мной? Почему я так неблагодарна?

14/3. 66

Давно я вам не писала. Дело в том, что я начала жить своей жизнью. Вместо того чтобы сидеть дома и до утра ждать Стефана, хожу развлекаться в город. Я обнаружила, что нахожусь в ладу с собой, только когда у меня есть любовник. Не понимаю, почему я такая. Со мной, видно, что-то не так. Моральный изъян. И мне необходимо облегчить перед вами совесть.

Стефана никогда нет дома, так что времени у меня предостаточно, и квартира есть для встреч с любовниками. Или у меня дома, или у них. Изредка в гостинице, но это так грязно. Я встречаюсь с ними один, максимум два раза, затем бросаю. Не желаю привязываться. Мои чувства предназначены для Стефана. В смысле чувств я по-прежнему девственно чиста.

Стефан для меня — единственный. Лучше один раз с ним, чем сотни раз с любовниками, которые исчезают из моей жизни, как быстро меняющиеся тени. Я так полна любовью к Стефану, что не могу представить себе жизни без него. Без него — жизни вообще нет. Мы срослись в каком-то психическом симбиозе. Он со мной, где бы и что бы я ни делала. Тем или иным мистическим образом я чувствую его молчаливое одобрение — да, прямо-таки его благословение. Я обнимаю и даю обнимать себя другим мужчинам, так сказать, по его воле.

Стефан не такой, как другие, утешаю я себя в трудные минуты. «Стефан не такой, как другие» — моя мантра, свет во мраке, моя прекраснейшая мечта о любви. Но чем Стефан отличается от других мужчин, я не знаю. Наш брак не похож на другие. Мы никогда не ссоримся, и меж нами нет ревности. Мы независимые личности, живущие параллельными жизнями. От союзов наших друзей, со всей их недоброжелательностью, злобой, запутанностью, мне становится не по себе. И в глубине души я знаю, что никогда не смогла бы жить в таком «нормальном» браке.

Может, потому, что я ненормальная. Нет в моей голове картины нормальности, на которую можно ориентироваться, как на рисунки «найди пять ошибок». Боюсь даже, что со всеми моими недостатками и изъянами я — ненастоящая женщина. Я им чужая. Мне с ними не о чем говорить. Я не разделяю их интересов к домашним делам. Выпечке, засолке, диванным подушкам и кухонным занавескам. На все свои хозяйственные эксперименты давно махнула рукой. И жалобы на мужчин не могу поддержать. Стефан же образцовый муж. Он мой бог. Возможно, с вашей точки зрения, это кощунственные слова. Но моя любовь к нему всеобъемлюща.

Этот раскол между всем (Стефаном) и ничем (мной) вам, должно быть, трудно понять. Ведь вам так покойно в себе самих и той безопасной форме существования, где все имеет свое место и где жизнь распланирована в соответствии со сменой времен года, рождением и смертью и памятными датами в промежутке: крещением, конфирмацией, свадьбой, юбилеями, серебряной и золотой свадьбой. Вы живете в жестких рамках, им необходимо соответствовать, в них надо вписываться. Я попыталась сломать эти рамки, ставшие для меня смирительной рубашкой (это не исключает того, что теперь, на расстоянии, я вижу их красоту и желала бы уметь в них укладываться). Хочу иной жизни, чем ваша. Просто не знаю, какова она и как мне прийти к этой «иной жизни». Чувствую лишь нехватку и пустоту, и нет ничего взамен.

Между мной и Стефаном — тьма, сквозь которую мне ничего не видно. Я вглядываюсь во мрак и не становлюсь умнее. Так хочется войти в этот мрак, как в детстве хотелось в рай. Представляю, что внутри — лохматый дикий зверь, который наблюдает за мной, готовый раздавить и проглотить. Хочу подружиться со зверем. Идти с ним рядом во мраке, как «ягненок, пасущийся рядом со львом» (посещение церкви не прошло даром, мама. Библейские метафоры я впитала с молоком матери. Они остались в крови, даже после того, как я покинула лоно церкви). Я хочу приручить чужого зверя, облика которого не знаю. Именно поэтому не могу придать ему форму и просто представляю себе нечто лохматое.

Мне не хватает языка, который мог бы выразить мои чувства к Стефану. Он как будто не хочет принять моей любви. Он мой рыцарь, никогда не снимающий доспехов. Я занимаюсь любовью с доспехами и примирилась с тем, что мне не проникнуть сквозь его панцирь. Я рада хотя бы находиться вблизи, хотя бы в фантазиях принадлежать ему. Его духовный уровень намного выше моего, я не могу обходиться без секса. Он много говорит о сублимации, это когда силой духа поднимаешься над чисто животным и чувственным. Я недостойна пыли под его ногами. Насколько же он выше. Недостижим, как горячее солнце. Я, маленькая зеленая лужайка, живущая солнцем, могу расти только в его свете. Не могу насытиться сиянием солнца Стефана. Чем меньше мы вместе, тем больше я его люблю. Как будто отсутствие укрепляет любовь. Меня словно пополам разрезали. Я распадаюсь. Мой брак распадается. Где-то есть слепое пятно, которое раскалывает меня и толкает в жаркие объятия любовников. Может, этот раскол — какая-то форма зла?

3/6. 66

Вначале я не была влюблена в Стефана. Меня поглотила моя первая большая любовь, Йон. Он изучал юриспруденцию в Лондонском университете. Мне не хватило мужества последовать за ним за границу, так далеко от вас. Я струсила. Уклонилась от испытаний любви, потому что рядом с ним не была собой, а чувствовала себя низведенной до какого-то придатка. И сбежала в безопасные объятия Стефана, хотя он не особенно нравился мне как мужчина. Меня привлекало чувство безопасной надежности, которое он мне давал, чувство дома. А если мне чего и не хватало, так это именно чувства дома.

Я возобновила связь с Йоном. Мы начали переписываться. Он принимает мое замужество, то, что я нашла другого. Письма от него приходят раз в неделю, я отвечаю в тот же день. Это я после двух лет молчания начала переписку, а он ответил незамедлительно, как будто ждал моего письма.

«Любимая, я давно должен был тебе написать. Твое письмо не удивило меня, да и с какой бы стати? Оно лишь стало подтверждением тому, что уже присутствовало в молчании и пребудет всегда: тому странному, мистическому, невозможному между нами, до такой степени являющемуся частью меня, что без этого, без тебя, я был бы совсем другим человеком, незнакомым самому себе. Думаю, не важно, как мы это назовем. Я чувствую, что понимаю это и буду понимать всегда. А слова не всё могут выразить. Они искажают, они несправедливы: так или иначе привносят излишнюю сентиментальность и романтику, за исключением поэтического слова — моей второй после юриспруденции страсти. Мы оба знаем о присущем словам свойстве лгать, как бы подкупающе они ни звучали. Именно это обстоятельство в большей степени, чем что-либо другое, заставляло меня хранить молчание с тех пор, как я уехал в Лондон, даже в те моменты, когда мне очень хотелось тебе написать, а может быть, именно в эти моменты. Называй, как хочешь. Даже подбирать слова было нестерпимо больно.