Валентина Мухина-Петринская - Смотрящие вперед

• Название: Смотрящие вперед
• Автор: Валентина Мухина-Петринская
• Жанр: История

---

Несколько согревшись и успокоившись, мы осмотрелись. Это был крохотный островок, сплошь покрытый толстым слоем высохших водорослей. Впереди был низкий безлюдный берег, тянулся он далеко на восток, к пустыне Кара-Кумы. До берега было километров шесть... Не доплыть.

Я присел на корточки и сгреб охапку водорослей, пыльных и чуть сыроватых.

- Фома, они будут гореть?

- А чего, конечно, будут...

- Ты что, словно не рад?

- Плохая радость...

- Но почему?

- Остров-то при сильном ветре затопляется... потому: и водоросли.

- Не каждый же день сильный ветер! Смотри, водоросли совсем сухие.

Мы развели костер, больше дыма, чем огня, все же он горел. Выловили несколько рыб и обжарили их на огне. Никогда в жизни я не представлял, какое блаженство обогреться и обсушиться у пылающего костра.

На этом острове мы застряли.

Дни проходили, мы исхудали, обтрепались, изголодались без хлеба и супа - не в чем было сварить уху. Рыбу ловили сетями и на леску, собирали съедобные моллюски и водоросли, даже соль достали тут же, на острове, под водорослями,- морские отложения. Фома ухитрился и птиц ловить на леску днем тут был настоящий птичий базар, а к вечеру птицы улетали на берег.

Больше всего мы страдали от жажды, утоляя ее то кусочками льда, то выпадавшим изредка слабым снегом. Зная, как Мальшет дорожил новыми островами, мы тщательно измерили и описали этот остров. Даже название ему дали - "Елизавета". Но я так мало знал в науке, а Фома еще того меньше - он ведь не особенно любил читать, и потому описание наше было весьма поверхностным. Фома жизнь больше любил, чем книги. Он всегда искренне удивлялся тому, что я готов все оставить ради интересной книги. Но, может, это происходило потому, что я еще никогда не жил такой жизнью, чтобы она была интереснее самой интересной книги. До сих пор у меня почему-то получалось так, что ожидание всегда было прекраснее самого момента. Например, я чуть не сошел с ума от счастья, собираясь в экспедицию, а сама экспедиция оказалась более будничной, однообразной и тяжелой, нежели я себе представлял. И даже теперь, на необитаемом острове, хоть и нельзя было пожаловаться на недостаток приключений, сами приключения оборачивались все той же стороной - работой. И совсем неинтересно было работать с утра до вечера на этом проклятом плоском острове лишь для того, чтобы наполнить свой желудок. Правда, мы стали проводить трехкратные метеорологические наблюдения, как это делали на "Альбатросе", записывая их карандашом на полях лоции. Но это были неполные наблюдения, так как у нас не было приборов, даже простого термометра. Фома ворчал, что Мальшет мог бы оставить часть приборов и на нашу долю. Мы отмечали характер и развитие облачности, видимость, направление ветра (по компасу), силу ветра (приблизительно) и все атмосферные явления. Так в записях последовательно можно прочесть: иней, гололед, туман, ясно, морозно, снег, пасмурность, заморозки, свечение неба, огромные полосатые круги вокруг луны. Отмечали мы и состояние моря - какое течение, цвет, прозрачность, волнение, плавучие льды.

Каждый вечер, ложась спать, мы с тревогой осматривали горизонт боялись свежего ветра. Мы знали, если нас не найдут в самые ближайшие дни, конец наступит скоро - остров был затопляемый. По ночам меня стали мучить кошмары - гнусные унизительные сны преследования. То настигало море, как тогда в Бурунном, оно сбивало с йог и проходило надо мною; то я барахтался в черной разводине, и меня затягивало под лед. Или видел, как сталкивались огромные плавучие поля льда, рушились торосы, меня заваливало льдом.

Я бы, наверное, опять заболел... Спасло то, что спали на горячем, словно на печке. Весь день и весь вечер мы жгли костер, а когда наступало время спать, переносили тлеющую золу на другое место, а разогретую землю застилали одеялом. Одеяло не давало земле охлаждаться, и мы до самого утра спали словно на хорошо вытопленной русской печи.

С утра я еще держался - делал наблюдения, ловил с Фомой рыбу, собирал съедобные моллюски, поддерживал костер. Но как только на море наступала темнота, на меня нападал страх. Я боялся, что наш островок при первом же шторме очутится на дне и мы погибнем. Фома и то боялся этого. Но еще больше терзал меня страх темноты пустыни в буквальном, первозданном значении этого слова - жестокого, притаившегося до поры нечто. Я с детства всегда боялся темноты. Но одно дело, когда темноты боится ребенок, а другое дело взрослый парень, комсомолец. Это был просто позор! А Фома никакой темноты не боялся и смерти не боялся, просто он любил жизнь, и ему не хотелось умирать. А кому хочется?

Очень я тосковал по сестре. Я все время видел ее. Неслышными шагами она ходила по дому - прибирала, готовила обед, работала за письменным столом. Иногда я видел ее на метеорологической площадке, делающей наблюдения, или на улицах Бурунного. Я словно всюду ходил за ней по пятам. Вечером они сидели за накрытым холщовой скатертью круглым столом - Лиза, отец, Иван Владимирович - и вполголоса разговаривали, так тихо, что я не слышал слов. Лиза была совсем девчонкой - загорелой, тоненькой, хрупкой, с двумя темными косами, только глаза были очень светлые, серые. Я часто вспоминал Ивана Матвеича, Афанасия Афанасьевича, Ефимку, Маргошку, Сеню Сенчика, седую машинистку Марию Федоровну - всех бурунских, но ни о ком я так не тосковал, как о сестре. Я знал, как ей тяжело теперь, когда она, может, и надежду потеряла, что мы с Фомой вернемся. А каково отцу?

Нас так и не нашли, и все же мы не погибли. Фома утверждает до сих пор, что Каспий не хотел нашей гибели. Море расступилось, и мы прошли с островка на берег. Вот как это произошло.

Дней восемь дул свежий баллов в шесть восточный ветер, угоняя воду от берегов. Островок наш увеличился раз в десять, обнажилось все дно вокруг -песчаное и плотное.

24 или 25 января - мы сбились в подсчетах - ветер настолько усилился, что согнал остатки воды - море освободило нам путь.

- Ну, Яша, нужно идти,- сказал Фома торжественно,- не скрою от тебя, можно легко погибнуть... Стоит стихнуть восточному ветру, волны устремятся назад... Такой сгон долго не продержится - от силы три-четыре часа. Но и здесь мы пропадем. И... давай на всякий случай простимся.

Мы обнялись и трижды поцеловались. Вещи оставили на островке - налегке надо было идти. Я только и взял, что лоцию и компас, а Фома - сети. Мелочи рассовали по карманам.

Сначала идти было хорошо, по морскому слежавшемуся песку с ракушкой. Мы шли часа два, торопливо и молча, спешили изо всех сил, а ветер стихал и стихал.

Осталось, может, какой километр дойти, когда ветер сменился на обратный--юго-западный... И, как на грех, почва стала илистой и вязкой. Мы напрягали все силы, чтобы вытаскивать ноги из чавкающего, засасывающего ила. Казалось, что мы не подвигаемся. Фома оглянулся назад, в глазах его отразился ужас, как в тот час, когда, разбуженный мною, он увидел приближающееся море.

-- Неужели обманул? - бормотал он по своей привычке вслух.- Что же, как кошка с мышами играет?

Это он говорил о Каспии, упорно одушевляя его. Во всем Фома был нормальный человек, кроме этого пункта.

Море догоняло нас, а проклятый ил не давал идти - в точности, как в моих снах. Я выбился из сил, у меня померкло в глазах, стало дурно. Но я взял себя в руки и некоторое время, не знаю сколько, шел как слепой, ничего не видя.

- Эхма! - горестно воскликнул Фома и, нагнувшись, бережно положил сети.

Дурнота окончательно сломила меня, смутно я почувствовал, как Фома взвалил меня к себе на спину, словно куль с рыбой.

...Пришел я в себя на берегу. Я лежал на склоне песчаного холма, надо мной наклонилось желтоватое небо с быстро бегущими разлохмаченными тучами. Фомы не было. Рядом валялся на песке его бушлат. Вскочив на ноги, я бросился искать Фому.

Я сбежал к морю и сразу увидел мокрого, сердитого Фому, барахтающегося в воде. Он громко кричал - не мне. Как только волна откатывалась назад, он поднимался и, что-то волоча за собой, пробегал вперед на несколько метров, потом волна опять с шипением сбивала его с ног, норовя вырвать то, что он тащил.

- Черта с два,- орал Фома,- не отдам!

Все же он выбрался на берег, волоча за собой растрепанные, спутавшиеся сети. Я помог ему оттащить их подальше от воды.

- Тебе лучше? - спросил Фома и, наклонившись к сетям, засмеялся.

- А все-таки отнял сети! - Он стал их старательно отжимать.

- Выжми сначала одежду на себе,- сказал я настойчиво.

- Ладно,- согласился Фома и стал раздеваться.

- Спички промокли?

- Нет, они в бушлате.

Пока Фома отжимал на себе одежду и сети, я насобирал топливо для костра. Между дюнами росла серая полынь, редкие кустики кермека с сухими розовыми цветами, кусты эфедры с толстыми искривленными ветками, а неподалеку я открыл целые заросли селитрянки.

Насобирав как можно больше топки, разжег огромный костер и с улыбкой посмотрел на Фому. Наступала ночь, а страх не приходил - мы были на земле.