Евгения Мельник - Дорога к подполью

• Название: Дорога к подполью
• Автор: Евгения Мельник
• Издательство: Крымиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Автор этой книги воспоминаний Евгения Петровна Мельник была женой севастопольского артиллериста, служившего на береговой батарее, располагавшейся у Херсонесского мыса.

Все месяцы героической обороны Севастополя Е. П. Мельник провела на 35-й батарее, вместе с последними защитниками города пережила трагедию тех дней.

Позже, в оккупированном немецко-фашистскими войсками Симферополе, Е. Мельник удалось связаться с советскими подпольщиками, руководимыми И. А. Козловым, и она стала участвовать в подпольной работе.

Книга Е. Мельник не претендует на широкое освещение событий прошлых лет, но она интересна как своеобразный «человеческий документ», свидетельство рядового очевидца и участника событий. В книге много примеров героизма и духовной стойкости советских людей.

---

— Для чего? — удивилась я такому странному заданию.

— Приказано передать в лес, — сказал Жорж.

Я не стала задумываться над этим: ведь передают же в лес фашистскую литературу, значит, надо. Всякое слово организации — для меня закон. Но дело оказалось нелегким. Плакаты расклеены только в центре города, и попытка сорвать какой-то из них не увенчалась успехом. Клей оказался крепким, и плакат рвался на куски.

Я уже знала о связи Муры с печатниками и решила обратиться к ней. Мура охотно согласилась помочь. На другой день она сообщила:

— Плакатов больше нет. Но там удивились: странное задание! Имей в виду: все, что печатается в типографии, отправляется в лес непосредственно из типографии. Таких плакатов можно было послать двадцать штук, зачем же срывать со стен? А что это за молодой человек, ты его хорошо знаешь? — спросила Мура.

Этот простой вопрос меня ошеломил.

— Нет, конечно!

— Как ты могла поступить так легкомысленно?! — воскликнула Мура. — А тебе не пришло в голову, что Сергей арестован гестапо, а вовсе не ушел в лес, и записка подложная?

Но, Мурочка, дорогая, кроме Ольги и Сергея, меня больше никто не знает, а я в них совершенно уверена. Откуда же Жорж мог узнать о моем существовании?

— Ты говоришь, он боится заходить в столовую? Я расспрошу Катю о нем, — сказала Мура.

Через полчаса она подошла ко мне и зашептала:

— Твой Жорж — провокатор. Катя говорит, что он пьянствует и по ночам режется в карты…

Подобной характеристики было достаточно. Подпольщик не может так себя вести. Но оставалось сомнение: откуда Жорж мог узнать о моем существовании и связи с Сергеем и Ольгой? Целый день я ломала голову и вдруг к концу дня вспомнила: Жорж пришел на другой день после того, как я в последний раз ходила к Ольге. Все совершенно просто: он следил за мной до самой столовой и на следующий день явился с подложной запиской. Теперь сомнений больше не оставалось. Жорж — провокатор!

Что говорить, скверное было у меня настроение, когда я пришла домой.

— Знаешь, мама, кажется Жорж — провокатор, — и я рассказала о наших с Мурой подозрениях. Мама пришла в ужас.

— Но как же, ведь он перенес такие пытки в гестапо?

— Мог врать. А если действительно находился в гестапо, то еще вернее, что он провокатор. Ведь выпустили, не уничтожили! Для слабых духом это самый верный путь в провокаторы: купить жизнь ценой предательства. Хотя предатели жизни себе не купят, они получают лишь временную отсрочку.

— Как ты теперь поступишь? — спросила мама.

— Не подам вида, что его разгадала, и разыграю дурацкую комедию, скажу: «Жорж, вы ошиблись и приняли меня за какую-то другую женщину. Я не знаю Сергея, Ольги и ничего общего не имею с партизанами и лесом. Просто морочила вам голову из любопытства…» Он, конечно, не поверит, но буду стоять на своем.

Через несколько дней я решила подробнее расспросить Катю о Жорже. Сплела ложную историю своего знакомства с Жоржем, и выяснилось, что Катя до этого имела в виду другого молодого человека, живущего у них во дворе. Жоржа знает, но он недавно куда-то переехал. Иногда приходит к соседям, которые пьют и играют в карты, но сам не пьет и не играет. У него действительно недавно умерла мать, но Катя не знает, от чего. По профессии радист, кажется, за что-то его арестовывали. По ее мнению, Жорж — скромный и тихий юноша.

У меня отлегло от сердца. Я даже сделала Муре выговор за опрометчивость:

— Надо прежде точно разузнать, о ком идет речь. Ты мне доставила немало тяжелых минут.

Теперь я успокоилась. Однако решила плакат не срывать и подождать прихода Жоржа. Но он почему-то не появлялся.

И вот в одну из ночей мы проснулись от настойчивого стука в дверь.

— Что это? — испуганно вскрикнула мама. — Кто это стучит?

Под окнами слышалось гудение невыключенного мотора легковой автомашины.

«Гестапо», — решила я, и вспомнился Жорж. Мы притихли в кроватях. Стук не прекращался, надо идти открывать дверь. Но как не хотелось вставать! Ну что поделаешь, не дожидаться же, когда двери взломают. Я встала, накинула платье, сказала маме, придавая голосу равнодушное выражение: «Лежи, я сейчас открою» — и пошла навстречу своей страшной судьбе.

— Кто здесь?

— Откройте! — послышался женский голос.

Я открыла. Впереди стояла женщина, за ее спиной немецкий офицер, а дальше солдаты.

— Здесь живет румынский офицер Коста? Что-то тяжелое внезапно свалилось с души.

— Нет, не здесь, во дворе за углом.

Все повернулись и стали сходить с крыльца, а я захлопнула дверь и облегченно вздохнула.

— Косту спрашивают, — объяснила я маме и с наслаждением нырнула в постель.

Мы обе молчали. Я сделала вид, что это меня не могло касаться. По всем законам медицины надо было провести бессонную ночь, но я в один миг заснула.

Около четырех часов утра нас снова разбудил стук в дверь. Опять под окном фыркал невыключенный мотор. Ну, теперь уж, наверное, за мной! И все повторяется: я медлю, отдаляю хоть на несколько секунд то страшное, что ждет меня за дверьми, что вышвырнет сейчас из теплой кровати и бросит в камеру пыток, а затем в могилу…

На этот раз мужской голос. Переводчицы нет, одни немецкие офицеры и солдаты.

— Румынский офицер Коста здесь живет?

Трудно и верить — опять не за мной! Я закрываю дверь и радуюсь: можно еще поспать в своей постели. Едва прикасаюсь к подушке, как засыпаю мертвым сном.

До войны я часто страдала бессонницей, а сейчас спала крепко, как никогда. К чему мучить себя мыслями о гестапо? Об этом не нужно думать. Сегодня жива — и ладно, а завтра посмотрим.

Но для нервной системы ничто не проходит бесследно.

С тех пор меня тревожил звук мотора машины, если она останавливалась под нашим окном. Тогда я быстро выскакивала во двор, пряталась и выжидала несколько минут.

Несчастье с Ольгой Петровной

С Ольгой Петровной Поморцевой произошло несчастье: ее арестовали и посадили в тюрьму. Она где-то раздобыла фальшивую справку об инвалидности и не работала, а торговала на улице папиросами. Ее обвиняли в том, что она якобы перекупала краденые на фабрике папиросы.

Я дружила с Ольгой Петровной и чувствовала ее безграничную преданность мне. Еще давно Ольга Петровна просила меня взять к себе ее сына Бориса, если с ней приключится беда, и после прихода наших отвезти его в Москву к ее сестре.

В связи с появлением Жоржа я теперь иногда думала, что могу не дождаться освобождения и погибнуть на самом его пороге. Под влиянием таких мыслей я и попросила однажды Ольгу Петровну в случае моего ареста оказать хотя бы маленькую поддержку моей матери и маленькому Жене. Ольга Петровна испугалась:

— Что случилось, почему вдруг вам пришло это в голову? — с волнением спросила она.

— Да не пойму, Ольга Петровна, с кем связалась, кажется, с провокатором.

Слово «провокатор» произвело на нее удручающее впечатление. Ольга Петровна знала моего Бориса, и мы часто беседовали о нем.

— Как будет счастлив ваш муж, когда найдет вас! — часто говорила она.

Я верила: мы с Борисом найдем друг друга. Он, может быть, думает, что я могла погибнуть, но верное сердце никогда не теряет надежды… И для нас снова засветит солнце и зацветут цветы!

Я часто представляла себе день освобождения: войска идут по улицам города, как на параде, а впереди мой Борис. Я выбегаю, бросаюсь на колени, целую след ног красноармейцев. Мое воображение рисует множество вариантов освобождения — и всегда мой Борис впереди. А ведь так, наверное, не будет! Бойцы придут запыленные, утомленные сражениями, и Бориса не окажется среди них: кто знает, на каком он фронте, ведь прошло почти два года войны! Но все равно, почему не помечтать? Выдержит ли сердце такое счастье, когда я увижу наши войска!

— И ваш муж, Ольга Петровна, вернется из плена, он жив, поверьте, я это чувствую.

Стараясь вдохнуть надежду в сердце Ольги Петровны, я действительно верила и не напрасно.

Но вот ко мне в столовую пришел Боря Поморцев и сказал:

— Маму арестовали.

Я его успокоила, приласкала, уверила в том, что разберутся и выпустят. После работы зашли к Поморцевым, забрали все ценные вещи и закрыли квартиру. Боря жил теперь у нас. Но как успокоить Ольгу Петровну, рассказать о Боре, ведь вся ее жизнь — в сыне.

Однажды мимо нашей столовой вели колонну заключенных, Иван Иванович стоял у окна и наблюдал. Вдруг он вскрикнул:

— Женя, скорей! Ведут твою знакомую — Ольгу Петровну.

Я бросилась в зал, столкнулась с Мурой и Катей, которые спешили сообщить мне то же самое. Я выскочила на улицу и побежала вдоль колонны по краю тротуара. Увидев Ольгу Петровну крикнула:

— Боря у меня! Не волнуйтесь, ему хорошо.