Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

Голумбиевский — комсомолец, и фашисты посадили его в тюрьму. Ему вместе с другими удалось убежать. После этого он вдвоем со своим приятелем Иваном Кравцом решили идти в партизаны. Вооружившись подобранным где-то штыком, который они набили на деревянное подобие винтовки, парой деревянных гранат и случайно найденным кинжалом, ребята остановили двух ехавших на велосипедах полицейских. Неожиданно выскочили из кустов и скомандовали: «Руки вверх!» Полицаи подняли руки. Но в тот момент, когда ребята снимали с врагов винтовки, закинутые за спины, один из полицаев схватился за пистолет. Коля ударил его штыком, да так, что штык сорвался с деревянной «винтовки». Полицай упал. Вдвоем ребята разделались со вторым противником, а первый вдруг вскочил и побежал — как был, со штыком в ране. Догонять его ребята не стали, потому что дело происходило менее чем в километре от местечка Кривошин — им самим надо было поскорее уходить от погони.

Когда ребята пришли в наш лагерь со своими винтовками, я заинтересовался, что толкнуло их к нам? Иван отмалчивался, а Коля охотно и подробно рассказал, что недавно они читали «Как закалялась сталь», читали тайком, в поле, в лесу, когда выгоняли пасти скотину, и даже не осмеливались приносить книгу домой. Книга научила их быть такими, как Павка Корчагин.

У нас они оба стали хорошими подрывниками, особенно ловким минером оказался Иван. Он, несмотря на кажущуюся флегматичность, и догадлив, и расторопен, и смел. Один раз, когда для партизанской рации необходимо было питание, ребята проникли в сад того дома, где жил комендант одного из окрестных местечек. Иван, воспользовавшись открытым окном, залез в комнату коменданта, который в это время пьянствовал рядом за перегородкой, и спрятался у него под кроватью. А Николай лежал, притаившись, в кустах под забором. Когда пьяный хозяин вернулся и заснул, Иван вылез из-под кровати, прикончил фашиста финкой, а радиоприемник с питанием передал через открытое окно Николаю.

И вот теперь эти ребята что-то мастерят. Докрасна накаляют на огне толстый железный прут и выжигают им глубокое отверстие в торце круглого соснового полена.

Каплун заинтересовался:

— Что вы делаете?

— Это будет мина, — объяснил Голумбиевский, — для кривошинской узкоколейки. Мы нарочно принесли оттуда полено. Вот прожжем дыру, заложим туда толу, поставим взрыватель, а снаружи опять заделаем, чтобы было незаметно. Отнесем и бросим в поленницу, откуда немцы берут дрова для топки паровоза.

— Вот какие вы изобретатели! — похвалил их Каплун и обернулся ко мне: — А ведь получится.

— Конечно, получится… Ну, я пошел. А вы, Степан Павлович, займитесь группами. Дело идет к обеду.

Вечер самодеятельности Ночь и думы

Вот они и построились. Одеты довольно пестро, но снаряжены одинаково внушительно: у каждого за спиной вещевой мешок с продуктами и взрывчаткой, на груди — автомат, на одном боку — маузер, на другом — сумка с гранатами, за голенищем — финка. И общее чувство объединяет их. Рядом стоят русский Парахин, украинец Денисенко, грузин Шиквидзе, казах Даулетканов, мордвин Брагин, еврей Гиндин, азербайджанец Ильясов, белорус Стовпенок — братья, собравшиеся со всех концов Советского Союза для защиты Родины. Единая семья советских народов.

Патык докладывает:

— Группы на боевые операции построены.

Подхожу, проверяю готовность людей, еще раз напоминаю задачи и, прощаясь, обнимаю каждого.

— Желаю успеха!

Кто знает, придется ли снова увидеться. А ведь нас связывает не только общность дела и не случайное соседство — нас связывает боевая дружба, боевое братство, а это крепче иного кровного родства. Каждый за каждого готов ответить кровью.

От землянок и костров партизаны идут провожать выступающих. Советы и пожелания сливаются в нестройный гул, и гул этот уходит по лесным тропинкам, уступая место чуткой осенней тишине.

Люди возвращаются серьезные и задумчивые. Смеха и говора уже нет. Снова слышны шуршание падающих листьев, протяжные вздохи ветра и курлыканье улетающих журавлей.

Некоторое оживление вносит Золочевский. Его сразу окружают и наперебой расспрашивают:

— Что слышно?.. Не наступают?.. Что взяли?.. Про второй фронт не говорят?..

Каждому хочется услышать: «Красная Армия перешла в решительное наступление» или: «Нашими частями освобождены города…», но Золочевский только отмахивается от них.

— Ничего существенного. Бои на Волге и в районе Моздока.

…Часов до четырех продолжается в лагере томительная тишина. Но вот где-то за кустами раздается радостный крик:

— Идут!.. Наши идут!..

Дежурный докладывает:

— Капитан Черный возвращается с задания.

Лагерь оживает. Приветствия. Вопросы. Поздравления… Операция была удачная: немцы снова недосчитались нескольких сотен своих солдат, а в Барановичах установлены связи с целым рядом учреждений и предприятий. Но Черный не успокоился на этом. На обратном пути он узнал, что немцы и полиция во главе с бургомистром приехали на двух машинах в Кривошин и Остров, собрали крестьян, нагрузили хлебом машины и повезли. Мы уже знали о таких «мероприятиях». Бургомистр хотел показать, что крестьяне его волости сдают немцам хлеб не только «добровольно», но и организованно. Черный успел перехватить обоз на самом выезде из Кривошина. Устроили засаду, открыли огонь по кабинам, чтобы остановить машины, а потом расправились с фашистами, в том числе и с самим бургомистром. Зерно возвратили крестьянам. Среди партизан нашлись шоферы. Завели машины, уселись на них всей группой и с красным флагом поехали по деревням. Крестьяне Кривошина, Острова и Липска встречали наших товарищей радостными криками.

Дело было вечером. Солнце скрылось за кромкой леса. Чем ближе подъезжали партизаны к берегам Щары, к нашим местам, тем гуще становились сумерки. Вот уж и дороги не видно. Решили зажечь фары, хотя это и рискованно в партизанских лесах: свои же могут принять за фашистов.

Действительно, когда в деревне Залужье увидали далекий, но яркий голубоватый свет автомобильных фар, началась паника: крестьяне бежали в лес, уносили детей, угоняли скотину. Группа партизан из отрядов Щорса, оказавшаяся случайно в деревне, устроила засаду. И не сдобровать бы нашим ребятам, если бы Черный не догадался остановить машины, не доезжая до околицы, и выслать разведку. Все обошлось благополучно. Щорсовцы узнали наших. Крестьяне успокоились. Вернулись. Подошли посмотреть на машины. Кто-то задал вопрос:

— А что вы будете с ними делать?

— В Щару загоним.

— И не жалко?

На это ответили смехом. Но крестьянину было жалко исправных машин.

— Вы бы нам разрешили гуму снять. Ведь пропадет. А машинам все равно тонуть.

Гумой они называли резину.

— А зачем тебе?

Сразу заговорило несколько голосов:

— Ну как же!.. Мы босиком ходим… Раздел нас Гитлер начисто… Уж вы разрешите!

— Снимайте.

Обрадовались.

— Надо разделить, чтобы всем хватило.

И начался дележ. Старик, очевидно уважаемый всеми, вызывал:

— А ну-ка, Олесь, подходи!.. Давай ногу…

Мерил ступню подходившего и тут же — прямо с покрышки колеса — отрезал его долю «гумы».

В какие-нибудь полчаса машины «разули», а потом помогли партизанам вывести их к реке и с крутого обрыва сбросить в воду. Только пузыри пошли над омутом…

Снова вокруг костров весело, и только один Гусев уныло сидит на стволе срубленной ели. Это хороший подрывник и смелый партизан. Он открыл наш счет на Выгоновском озере, а недавно взорвал эшелон с немецкими танками — и так удачно, что фашисты два дня канителились, убирая металлический лом и трупы. Но из этой удачно проведенной операции Гусев пришел с опозданием на двое суток. Загулял. Выпил. Опоздания и выпивки (как и всякие вообще нарушения дисциплины) строжайше преследуются в нашем отряде. На Гусева, совершившего сразу оба эти преступления, наложено тяжелое взыскание: на две недели он лишен права ходить на боевые задания. Кажется, я еще не видел наказаний, которые бы так сильно действовали на бойцов.

Когда я после ужина зашел в землянку, лампы, висящие под потолком, были зажжены, все обитатели сидели на нарах, а Генка Тамуров, взобравшись выше всех, громким голосом декламировал:

Поднимай честь народных мстителей!
Бей всюду гитлеровских грабителей…

Увидев меня, он прекратил чтение.

— Что тут за театр? — спросил я недовольно.

Слушатели смущенно молчали, а декламатор с видом провинившегося школьника объяснил:

— Мы хотели повеселиться. Разрешите, товарищ командир! Ведь у нас нет никаких развлечений.

Да, развлечений у них действительно нет, надо хоть на этот раз позволить.

— Ну, добре, — ответил я, — веселитесь. — А сам забрался в свой уголок на нарах.