Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

Группа Анищенко зашла как-то на хутор недалеко от Ямно, чтобы запастись продовольствием. Партизаны постучали в один из домов. Открыла пожилая полька и разразилась упреками по адресу наших бойцов:

— Что вы все ходите, а немцев не бьете! Ведь вы — здоровые, на шапках — красные ленточки… Как вы потом в глаза матерям поглядите?..

Партизаны немного смутились, но Задорожный, дождавшись, когда она кончит, возразил:

— Вы слыхали, какие взрывы были на железной дороге?

— Слыхала.

— Так ведь это мы взрывали.

— Вы? — И сразу изменился тон. — Значит, это вы немецкие поезда перевертываете!.. Пан Езус! Матка бозка!.. А я-то что!.. Вы бы сразу сказали… Старик, иди — посмотри на партизан.

Старуха начала обнимать бойцов, позвала их в дом, а когда они отказались, вынесла хлеба, сала, молока, подняла мужа, чтобы он проводил их до лесу. И все волновалась, все ахала.

Потом этот хутор стал постоянным местом отдыха наших людей, его жители дружно и активно помогали партизанам.

* * *

В таких условиях проходила наша работа в районе Выгоновского озера. За первые семь дней своего пребывания здесь мы взорвали пятнадцать поездов, и это было полной неожиданностью для гитлеровцев: крушения происходили там, где до сих пор все было спокойно, а главное, одновременно на нескольких дорогах. Фашисты начали применять свои зверские меры: сжигать деревни, расстреливать ни в чем не повинных крестьян. Это не помогло. Тогда они установили круговую поруку местных жителей. Назначили стражу — так называемую варту, насильственно выгоняли людей на линию и расставляли вдоль всего полотна, метров на сто один от другого. А для того чтобы установить, кто из населения сочувствует и помогает партизанам, включали в эту варту «фольксдойчей». Из-за такой системы немало белорусских крестьян пало жертвами фашистской жестокости, но поезда продолжали взрываться. А мы, узнав об этой немецкой «системе», приняли свои меры: поезда рвались именно на тех участках, за которые отвечали фольксдойчи.

Так, например, Анищенко, выйдя однажды на дорогу Лида — Барановичи прежде всего выяснил через наших связных, какой участок находится под охраной немецкого прихвостня. Потом, пользуясь моментом, когда этот начальник и большинство его подчиненных грелись у костра, партизаны подкрались и поставили мину. Кто был у костра — не видел; кто был рядом и видел — не помешал, а, наоборот, рад был помочь нашим товарищам.

Паровоз издали дал о себе знать свистком. Предатель заволновался:

— По мястам!

Люди разошлись. Но он не был уверен в них и, поглядывая то на рельсы, то на приближающийся фонарь паровоза, бормотал:

— Проняси, господи!.. Проняси, господи!..

А паровоз — ближе. И вдруг один из крестьян, который знал нашу тайну и помогал нам, кричит:

— Марья!

— Чаво? — отвечает голос метров за сто.

— Приготовься, Марья! Бросай лапци, уцикай!

(А Марья, разутая, сушила онучи у костра.)

К чему «приготовься»? Почему «уцикай»? Предатель не успел понять, в чем дело, но испугался еще больше и совсем растерялся. Видя, что варта действительно бросилась «уцикать», он побежал следом за ней. А за его спиной грохнул взрыв. Предатель только приговаривал:

— Ох, боже ж ты, боже мой! И чаво ж я буду рабиць!..

Видя, что и круговая порука не действует, фашисты заменили варту иностранными охранниками: венграми, французами и т. д. Но и иностранцы не справились. Поставили немцев, но и немцы не сумели ничего сделать. Тогда они начали вырубать леса вдоль железнодорожных линий и строить дзоты. А поезда все продолжали взрываться, даже количество крушений не уменьшилось. За месяц с десятого августа по десятое сентября мы пустили под откос шестьдесят девять эшелонов. Кроме того, было взорвано несколько мостов, подбито несколько машин, уничтожено пять бензозаправочных пунктов.

* * *

Вернулись как-то наши бойцы после удачной операции, разобрали ее у партизанского костра, вспомнили, как встал на дыбы паровоз, как полезли друг на друга платформы с немецкими тягачами, загромождая полотно и уродуя машины. Я в этот раз похвалил Есенкова за быстроту и точность, поставил его в пример: вот таким надо быть минеру. Но он, словно недовольный похвалой, после разбора так и остался сидеть у костра, задумчиво ворочая палкой красные угли. А Тамурову, как всегда, не сиделось спокойно.

— Что загрустил, Тимофей? Разве плохо сработали?

— Плохо?.. Нет, не плохо. А все равно — плохая наша работа. Если бы эти машины да в наш колхоз!

— Что твой колхоз! Сейчас не до него!

— Нет, и сейчас до него… Тебе что! Ты этого не понимаешь. А ведь мы… — Тимофей поднял глаза на Генку и отбросил срою обуглившуюся палку. — Ведь мы из ничего колхоз поднимали. И Челябинский тоже на голам месте строили… Как строили!.. Потом трактора пошли… Вот это дело!.. А тут целый состав погубили: паровоз, вагоны, трактора… Работа! В них ведь сколько труда вложено! Они бы как на поле пригодились!.. Или на прошлой неделе сожгли склад: целая гора хлеба сгорела… Тоже работа!.. А ведь этот хлеб люди сеяли…

— Что же, его немцам оставлять? — вскинулся Тамуров. — И этот состав не надо было трогать? На нем, видите ли, трактора! Эти трактора…

Он горячился, но и Есенков — обычно спокойный — не хотел сейчас уступить:

— Я этот состав сам взорвал. Правильно. Туда ему и дорога. Но говорю, что плохо так работать: радости нет.

— А ты этого не считаешь, что мы своим помогли? Ты думаешь, я машину не люблю? Да мы с Алексеевым…

Алексеев — дружок Генки. Вместе они кончали ФЗО, вместе собирали моторы, вместе играли в рыбинской футбольной команде, служили в одной части, и сейчас партизанят вместе. Алексеев спокоен и молчалив, а Генка — кипяток. Всегда, говоря о своем заводе и своем городе, Генка начинает: «Мы с Алексеевым…» И теперь начал было, но много говорить ему не дали. Вступился Логинов.

— Вы с Алексеевым из школы пришли на завод на все готовое. Ваше дело — только моторы собирать.

— А ты что? — огрызнулся Генка. — Только избы строить!

— Надо и избы строить. Уметь надо. Это — большое дело. Без крыши не проживешь… А пойдешь по деревням: вот эту я строил, и эту я строил. Душа радуется. Стоит красавец — бревнышко к бревнышку. Люди живут. Можем быть, они каждый день плотнику спасибо говорят.

— Постой!.. Постой!.. — Генка вытащил из кармана пачку документов, перетянутых тонкой резинкой, и осторожно развернул ветхую, протертую на сгибах газетную статью. — Что тут говорится? (Палец его бежал по строкам.) Вот, читай: «Пагубные в военное время мирные настроения»… Понял?.. Пагубные!! В «Правде» сказано… А я тебе о чем говорил?..

— Да я не про то…

— А я про это! Ты не понял…

— Нет, ты не понял…

Спор разгорался и уводил спорщиков в сторону от начальной темы. Было слышно:

— Да что твой Рыбинск!..

— А что Арзамас? Один лук только и есть.

— Ты не знаешь Арзамаса!

— Ты и Челябинска не знаешь!

Но через минуту Есенков более спокойным тоном спрашивал:

— Ты что — только за Рыбинск воюешь?

— Нет… Почему?

— А вот почему!.. Нечего и кричать. Мне ведь не только Челябинск родной, но и Арзамас родной. А когда служил на Дальнем Востоке, каждая сопочка своей была… И здесь… Я сюда в первый раз пришел, а все равно это моя земля, это наша земля. Разве я ее отдам? Да вот болото: в нем гнилая вода и лягушки квакают. Я ему… — он погрозил пальцем воображаемому противнику, — и этой воды не уступлю ни шагу. Только и отмерю, чтобы на могилу…

Генка смеялся, разводя руками:

— Ну и я про то же.

— Как про то же?

— Так ведь, чтобы эту землю защищать, взрывать надо, жечь надо все, чем эти гады живут. И хлеб жалеть нечего, и трактора жалеть нечего. Только бы им не досталось!..

— Мы и взрываем…

…Да. Мы разрушаем, организуем разрушения и учим разрушать. Мосты падают в воду, скручиваются силой тола стальные рельсы, черное золото дымом улетает в воздух. А ведь недавно мы строили, организовывали строительство и учили строить. Эти мосты возведены нашими руками, эту нефть добывала наши братья, этот хлеб сеяли наши отцы. Нам дороги плоды своего труда — еще дороже, чем прежде. Мы прекрасно понимаем, что нам снова придется восстанавливать и эти мосты, и все… И, несмотря на это, стискивая зубы, мы подносим спичку к кончику бикфордова шнура и тянем за веревку взрывателя. Каждый взрыв отдается где-то глубоко в наших сердцах. Мы выдержим, мы перенесем и эту боль. Главное сейчас — борьба с врагом!

Рейд по железным дорогам

Это было в двадцатых числах августа. Дни стояли ясные, и теплые; темные ночи новолуния помогали нашей тайной работе. Две группы под командой Анищенко и Патыка были посланы в рейд на железные дороги западнее Барановичского узла. В лагере они получили точное задание и взрывчатку. Анищенко для своей группы — четыре рапиды, Патык — три. Рапидой мы называли пятикилограммовый заряд, предназначенный для одного эшелона. Это слово перешло к нам из лексикона испанских республиканцев (у нас были участники боев в Испании).