Антон Бринский - По ту сторону фронта

• Название: По ту сторону фронта
• Автор: Антон Бринский
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Герой Советского Союза А. П. Бринский в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским соединением, действовавшим в Белоруссии, в западных областях Украины и в Польше. Отряды, входившие в партизанское соединение Бринского, совершили за время войны свыше пяти тысяч диверсий в тылу врага.

В книге «По ту сторону фронта» автор рассказывает, как советские люди, находясь на временно оккупированной врагом территории, выполняли указание Коммунистической партии — создать невыносимые условия для фашистских захватчиков и их пособников. Герои книги — подрывники, разведчики, связные, радисты. А. П. Бринский хорошо показывает боевую дружбу народов Советского Союза, связь партизан с местным населением, с народом, ярко рисует героизм советских людей, их глубокую веру в победу над врагом.

---

Старик, отец полицая, возмущенный, кажется, не меньше Стовпенка, объяснил:

— Связался с таранковичскими хулиганами — они его и сманили. Совсем от рук отбивается… Спустить с него штаны да всыпать по тому месту, откуда ноги растут… Выдумал!.. Нам с немцами все равно не жить.

Мать стыдила:

— Хватило совести! Гляди, до чего дошло! Всю семью опозорил, как я теперь в глаза буду смотреть людям?

Под конец парень даже расплакался и совсем по-детски обещал:

— Я больше не буду.

Наказывать мы его, конечно, не стали, ограничившись строгим внушением, но винтовку и патроны отобрали.

* * *

Другая остановка у нас была в Московской Горе. Здесь нам надлежало распрощаться с товарищами, уходившими дальше, через линию фронта. Приехали мы поздно ночью, и, когда стали узнавать, нет ли немцев, нам сказали, что какие-то люди совсем недавно тоже спрашивали про немцев.

— Кто такие?

— Неизвестно.

— А куда пошли?

— В деревню пошли. Ничего не сказали.

Это заставило нас насторожиться, но, во всяком случае, если бы неизвестные были немцами или полицаями, нам не говорили бы о них так спокойно. Поэтому мы прямо направились к Ермаковичу (он был командиром группы народного ополчения в Московской Горе). Он еще не спал и сразу открыл нам.

— Кто есть в деревне? — спросил я, входя в хату.

— Три командира.

— Какие?

— Майор, капитан и старший лейтенант.

— Вы их проверили?

— Я их знаю. Они жили в Заборье.

— Давайте сюда майора.

Вскоре вошел человек, одетый в гражданское, и вытянулся по-военному:

— Товарищ комиссар, майор Диканев.

— Откуда? И кто еще с вами?

— Я был заместителем командира энского полка. Со мной начальник штаба капитан Осипенко. И старший лейтенант Ярмоленко, кажется, кавалерист.

— Ярмоленко? А ну-ка, вызовите.

Явились оба. И Ярмоленко… Ну, конечно, тот самый, который был у меня командиром эскадрона! Три года мы служили в одной дивизии… Ярмоленко, обросший и похудевший, от самого порога бросился ко мне, протянув руки.

— Товарищ комиссар! Как я рад!

Обнялись. У него на глазах были слезы.

— Ну, где ты пропадал все это время?

Перед самой войной его перевели из части, в которой мы вместе служили, в танковую. С этой частью он участвовал в боях, отходил до старой границы, был ранен, лечился, а потом, в окружении, скрывался в деревне Заборье. Недавно встретился с майором Диканевым, и вместе они решили переходить линию фронту.

— Ну а теперь я не пойду. Присоединяюсь к вам, товарищ комиссар.

— Добре. Все трое явитесь к Бате.

На столе появилось сало, огурцы, яичница. И даже про бутылку не позабыли: ведь мы провожали трех боевых товарищей в рискованный поход.

Долгая зимняя ночь подходила к концу, когда мы вышли на крыльцо. Архипов оставался на дневку в Московской Горе, а я ехал в Столбецкий лес. Обнялись и поцеловались на прощанье… Придется ли снова встретиться?

— Ну… желаю успеха!

Снег заскрипел под полозьями, морозным ветром пахнуло в лицо…

Очень большое значение Батя придавал Оршанскому железнодорожному узлу. И хотя никакой связи у нас там не было, я по приказанию Бати послал в Оршу человека с небольшим запасом драгоценной для нас взрывчатки. Выбор пал на Ивана Ляха. Пожилой семейный человек, колхозный бригадир, ни в чем не подозреваемый немцами, он был постоянным нашим связным. Надежный, находчивый, наблюдательный, лишнего слова не скажет, сумеет прикинуться простачком, но сам ничего не пропустит, все заметит — таков был Иван Лях. Доверить серьезное задание ему было можно. К тому же у него были какие-то знакомства среди рабочих депо.

Три или четыре дня он отсутствовал, а когда вернулся, рассказал, что, по его мнению, подпольная работа в депо налажена неплохо. Правда, ничего конкретного узнать он не сумел: слишком осторожно держались железнодорожники, но взрывчатку передал в надежные руки. Самого его, явившегося со стороны, безо всякого пароля, сначала держали на подозрении. Ему этого не оказали, но он все время чувствовал, что за нам наблюдают.

* * *

Мы готовились по-партизански отпраздновать День Конституции. В селениях, занятых фашистами, должны быть вывешены красные флаги. Надо было их заминировать, но где достанешь столько взрывчатки?.. Выручил Сураев. Я уже не один раз упоминал о нем. Это был типичный старшина-сверхсрочник, аккуратный, энергичный, хозяйственный, немного скуповатый, когда дело касалось казенного добра. Всему он знал счет. Но, помимо этой деловитости и хозяйственности, было у него уменье изобретать. И ко Дню Конституции он тоже кое-что изобрел. Просто! Но ведь и до простого надо додуматься. По его предложению, некоторые из вывешенных нами красных флагов были соединены шнуром с гранатой. Стоит шевельнуть флаг — чека выскочит, и граната взорвется. Если она и не убьет, то хоть напугает врага, напомнит ему о народных мстителях.

В деревнях, свободных от немцев, мы проводили митинги, а по всему району распространили листовки, составленные и переписанные от руки в наших убогих шалашах при свете коптилки.

Вот текст листовки:

«Прочти и передай другому!

Дорогие отцы и матери, братья и сестры! Сегодня великий праздник — День Конституции Советского Союза, которая дала нашему народу счастливую жизнь. Она обеспечила нам светлую радость и счастье для наших детей. Сегодня этот великий праздник наш народ проводит в тяжелое время — в жестокой борьбе с гитлеровскими захватчиками, которые вероломно напали на нашу Родину, стремясь отобрать то, что мы сделали в напряженном труде, в поте лица. Они хотят сделать нас рабами немецких, помещиков и капиталистов, но наш советский народ непобедим. Он мобилизует все свои силы, чтобы нанести решительный удар. Враг кричит, что он занял Ленинград, он дает пропуска для проезда по железной дороге — это явная провокация. Фашисты сеют неверие в наших рядах, но это им не удастся. Великий город Ленина находится в наших руках. Вы знаете, как немцы обманывают. Они уже третий раз кричат о взятии столицы нашей Родины Москвы, Но им не видать Москвы, как своих ушей. Красная Армия приостановила наступление врага и на отдельных участках фронта перешла в наступление и громит немецкие полчища.

Дорогие отцы, матери, братья и сестры! Не верьте фашистам и их прислужникам. Сопротивляйтесь и не давайте врагу ничего: ни хлеба, ни мяса. Пусть дохнут гады! Уничтожайте их, проклятых, везде и всюду, не давайте им покоя ни днем ни ночью. Активно участвуйте в защите нашей матери Родины. Создавайте партизанские отряды, диверсионно-террористические группы, группы народного ополчения. Помогайте партизанам. Каждый из вас должен вложить свой вклад в дело борьбы с немецкими захватчиками за освобождение своей Родины.

Да здравствует Конституция Советского Союза!

Да здравствует наш великий непобедимый народ!

Да здравствует партия большевиков, ведущая нас к победе!

Смерть гитлеровским захватчикам!

Штаб партизан». * * *

Как-то в середине ноября я зашел к председателю гурецкого колхоза, чтобы разрешить вопрос насчет продовольствия для отряда, командиром которого я по приказу Бати был назначен. Во дворе меня остановил бывший счетовод колхоза Конопелько — коренастый, крупный мужчина лет пятидесяти.

— Разрешите, товарищ командир?

— В чем дело?

— Лучше бы в сторону отойти… Спросить надо.

Отошли.

— Ну?

— Меня… как бы сказать… бургомистром назначили…

Я испытующе посмотрел на него: зачем он мне это сообщает? Извиняется или застраховать себя хочет от партизанской кары? А он глядел на меня, прямо в глаза глядел, словно ожидая решения своей судьбы.

— В Кашинскую волость назначили?

— Да.

— Ну, и что же вы?

— Вот я и спрашиваю, товарищ командир, что делать? Я — советский человек, у меня сын в Красной Армии. Отказывался, так они силком. Расстрелять хотят.

Я подумал немного.

— Ну, хорошо, пока оставайся. Если будешь помогать нам, мы тебя не тронем. Я еще загляну к тебе. А об этом доложу Бате.

Больше трех недель я не видел Конопелько. Целыми днями он был у себя в волости и возвращался домой только поздно вечером, затемно. Ничего предосудительного он в это время не сделал, но и активной помощи мы от него пока не видели.

Десятого декабря я решил навестить его. Со мной пошли Немов, Куликов и Ковалев. Дом у Конопелько был под стать хозяину, исправный, крепкий. Двери и ворота на запоре, а ставни не пропускали свет ни одной щелочкой.

«Остерегается», — подумал я, но не придал этому особого значения. Хорош ли, плох ли Конопелько, он все-таки служит у немцев, а с такими крестьяне не церемонились: бывало так, что к вечеру назначили старосту, а на утро его находили убитым в постели.