Казимеж Тетмайер - Ha горных уступах

• Название: Ha горных уступах
• Автор: Казимеж Тетмайер
• Издательство: Издание В. М. Саблина
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1908

---

— Тут хоть голова не кружится! — говорит Викта.

— Там казалось, что так и полетишь вниз, — говорит Улька.

— Крылья бы пригодились, — говорит Рузя.

— Что значит на сосну влезть — в сравненьи с горой!

— Или на ель!

— Сто сосен нужно было бы поставить одну на другую…

— Тысячу!

— А то и сто тысяч!

Вышли к перевалу.

— Тятька! Ради Христа! Да это сон, что ли?.. — кричит Рузя.

— Липтов!

— А что это там белое?

— Город… дома…

— Словно поле…

— Как светло там!

— Никогда у нас солнце так ясно не светит!

— Какая равнина…

— По левой руке Спиж, по правой Орава.

— Какие леса!..

— А там? Что за горы?

— Нижние Татры.

— Выше, чем наши?

— Ниже.

— Ишь, какой большой мир тут!..

— И не скажешь, что он такой может быть!..

— И огромный какой!

— В длину! В ширину!

— И красив же!

— Эх, Господи!.. Как красив!..

— Веселый!

— Смотреть радостно!

— Туда пойдем, вниз?

— Посмотрим!

— И-и-и… гей!..

— Голос пропадает…

— Страшно тут, пусто вокруг.

— Какие скалы над нами!

— Точно церкви!

— А сюда можно пройти?

— Нет! Таких лужаек много на Польском Гребне.

Снова поели козы.

Куба Водяной знал о Батыжовецкой Долине, знал, что есть там шалаш; когда он был молод, он пас тут одно лето овец у липтовского горца. Давно. Свернул он от Железных Ворот к Батыжовецкой Горе, спустился к Кончистой, с маленькому озерку, перешел через хребет; а потом спустился вниз, карабкаясь по скалам. Солнце скоро должно было зайти. Всю Липтовсвую долину солнце словно засыпало золотыми фиалками.

Куба нашел шалаш: недалеко от озера.

— Тут мы ночевать будем, тятька?

— Тут!

— А завтра дальше пойдем?

— Посмотрим.

* * *

Ночь, день и еще ночь отдыхал Куба Водяной со своими девками. Уж и коза к концу пришла. Утром, после второй ночи, в Батыжовцах, в деревне, поднялся переполох. Из стада, что паслось под Татрами, пропал вол. И переполох с того дня все рос в околодке. То на странствующего купца кто-то нападет в лесу, убьет и ограбит, то подкрадется к деревне, или к городу, заберет там все, что можно, — то из стада пропадет вол, корова, овца.

Кто?! — как?!

Раньше, бывало, разбойники нагрянут из Польши, из-за Татр, ограбят корчму, или усадьбу, украдут быка и уйдут туда, откуда пришли, а эти сидят на месте. Где?

Уж холодно становилось, а они все сидят. Грабежи, убийства сыпались так, словно Татры извергали их из себя и поглощали обратно. Околодок весь дрожал.

А тем временем девки Кубы Водяного подобрели, оделись в новые рубашки и юбки; а в шалаше между камнями яму вырыли, куда прятали медь, серебро, золото, кораллы.

— Теперь бы мы и хозяйство кое-какое купить могли! — говаривал Куба Водяной, лежа у огня, обросший, черный, грязный, между трех своих девок. Топоры были у них, ножи, даже пистолеты краденные.

— А я его ловко шарахнула! — говорит Рузя. — Сразу на землю свалился.

— Шарахнула и я!

— И я! — хвастается Викта.

— А того, который еще жив был, ты не хотела прикончить, когда мы приказывали!..

— Ко всему приучаться надо! — сказал Куба Водяной.

Люди встречали иногда на дорогах старого, седого мужика и трех девок, обтрепанных, босых.

— Откуда вы?

— Из Польши.

— Куда идете?

— Нужда нас гонит.

— Заработков ищете?

— Заработков.

Многие, сжалившись, милостыню им подавали, и никто не догадывался. Топоры у них были небольшие, спрятаны в мешках, пистолеты за пазухой. Ходили и разведывали, где можно украсть что-нибудь, где купец какой, корчма, скот. Когда нельзя было украсть, не убивши, убивали и пропадали в лесу, как призраки. Оставался после них только страх.

Лежал иногда Куба у костра по ночам, кутаясь в мешки и полушубок, и думал. Девки спали крепко, а он, старик, спал плохо. Думал о будущем. Пока всего хватит до поры до времени. Но скоро придет зима, — снег уже выпадал временами — тогда никто не выдержит в шалаше, в горах. Наконец, люди должны же заметить, кто здесь грабит. Старый мужик, седой, три женщины так-то так, да и это может возбудить подозрение. Грабежи продолжаются, было три убийства. Деньжат они уже сколотили немного. Надо домой возвращаться. Перезимуют, а весной — точно на работу пойдут, а на самом деле купят где-нибудь кусок земли и не вернутся больше. Уйдут за Новый Торг. Девки замуж выйдут, — толстые они теперь, краснощекие, отъелись так, что смотреть любо! Куба Водяной станет земельным Кубой. Судьба, слава Богу, изменилась.

А девки жили, как в огне. Научились бегать по горам, как козы, по лесам, как волки. Ветер обжег их лица, кровь пылала под загорелой кожей — огонь их жег.

Первая кража сошла у них хорошо. Отец нашел вола в сосновой роще, поймал за рога, морду окрутил тряпкой; увели его в чащу, Рузя — его обухом в лоб раз-другой, убила. Еды хватило на несколько дней, пока мясо не стало портиться.

И первый разбой на дороге тоже прошел удачно. Идет старый мужик по дороге с тремя девками. Купец их не испугался, хоть дело в было лесу. К тому же это было среди бела дня.

— Да славится имя Господне! — говорит старик, поравнявшись с купцом и снимает шляпу.

Купец, — должно быть, немец был, — не ответил, только головой кивнул, а старик в ту же минуту повернулся и бац его по голове дубиной. Купец упал. Старик его еще раз-другой, потом ножом дорезал.

Из девок только Рузя ударила его обухом. Зато второго, корчмаря, она первая уже пырнула ножом в горло, спящего. Велела Викте добить его, а сама с Улькой и отцом стала разбивать сундук с деньгами; Викта однако, не захотела. Но в третий раз, когда они снова напали на странствующего купца, и она уже ударила его обухом по темени.

Рузю охватило какое-то безумие грабежей и убийств. Когда они не шли никуда по нескольку дней, она не могла усидеть.

— Нужно поджечь когда-нибудь эти поселки, — говорила она, глядя с обрыва на города и деревни, рассеянные по Спижу и Липтову.

Теперь уже не старик-отец, а она была атаманом. Шла вперед с топором под мышкой, с пистолетами за пазухой. Она добыла оружие. Ограбила кожевенную лавку в Попраде; там и оружием торговали. Проскользнула одна ночью через окно, отогнув в нем решетку топором настолько, чтобы можно было пролезть. Если бы ее кто-нибудь услышал или увидел, она бы погибла. Отец и сестры стояли за углом дома, напротив, и были готовы и к защите и к бегству. Если бы не удалось ее отстоять, уж лучше было пожертвовать одной головой, хотя бы и дочери и сестры, чем жертвовать всеми своими. Сердца у них дрожали в груди. Это была самая дерзкая, самая смелая их кража.

— Ты не боялась, что тебя накроют? — спрашивала Викта.

— Эх! мне это и в голову не приходило. Если б я боялась, так не пошла бы.

В долине у озера, в лесу и во время нападений, казалось, что она растет. Когда она шла среди людей, она горбилась и гнулась, уменьшалась на половину. Боялась людей, терпеть их не могла.

— Кусаться мне хочется, когда я среди людей!

Улька лучше всех воровала. Она всегда приносила больше других добычи, особенно денег. Ничто не могло ухорониться от ее глаз, до всего она добиралась. «У Ульки свет в пальцах, — смеялись над ней сестры. — Как ни темно в лавке, или в кладовой, она всегда все, что надо, найдет».

Она хозяйничала в шалаше, варила, прятала добычу в такие места, где бы она не промокла, стирала белье, огонь разводила. А как справится, ляжет и спит. Викта, самая младшая, бегала за сестрами, потому что ей страшно было одной оставаться в горах, но пользы она приносила мало. Относила в горы то, что ей давали нести отец и сестры, но сама не умела много украсть.

Когда старик Копинский лежал у костра и, покуривая трубку, думал о будущем, Рузя точила ножи на гладком камне или сушила порох, Улька стирала рубахи или считала деньги (это ей никогда не надоедало), складывая их в кучки для счету, — а Викта высматривала коз, которые лазали по скалам у озера и блеяли, и глядела, какая птица покажется на скале. Ей и петь хотелось да только отец не позволял громко петь, чтобы не услыхал кто-нибудь, хоть вокруг всегда было безлюдно; и она напевала потихоньку, что помнила, и тихо покрикивала: и-и-и! гей-гей!.. Очень бы ей хотелось овец иметь и пасти их в скалах. Она была самая красивая из сестер, но зато самая хилая и слабая.

И все шло хорошо. Но вот раз, когда они отправились на грабеж в деревню, выпал снег, и от них остались следы. Люди собрались в погоню за ними по следам, но поднялся сильный ветер, ломавший деревья, — и погоня вернулась. Один только смелый охотник, родом из Славкова, хотел идти, во что бы то ни стало, особенно потому, что его удивляли следы: один след был мужской, а три женских, маленьких. Мужик и три бабы.