Зое Вальдес - Детка

• Название: Детка
• Автор: Зое Вальдес
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-8370-0196-4

Роман «Те di la vida enlcra», в русском переводе названный «Детка», – это история девушки. Куки Мартинес, Детки, которая, едва отметив свое шестнадцатилетие, приезжает из провинции в предреволюционную Гавану. Одна дивная гаванская ночь погружает Детку в мир грез, из которого ее не в состоянии вывести даже последующие годы коммунистического абсурда. С отменной непринужденностью, демонстрируя мастерское владение словом. Зоя Вальдес написала пронзительный роман о любви, надежде и разочаровании.

В 1996 году благодаря этой книге Зоя Вальдес стала финалисткой премии за лучший испаноязычный роман.

---

А это что за новости? Неужели он думает, будто я, состарившись и настрадавшись, стану путаться с какими-нибудь грязными сутенерами? Ах, Господи, какая боль в груди, так и до инфаркта недалеко. Нет, я не могу поверить, что этот человек г кучей долларов в кармане хочет отнять у меня, единственный жалкий доллар, который мне удалось заполучить раз в жизни и то, по чистой случайности, ненароком подцепив его на улице? Лучше всего сейчас смолчать, прикинуться, что ничего не понимаю. А сам-то выкурил сигарету с марихуаной и даже не угостил!

– Красавчик мой, про какой доллар ты толкуешь? – вздыхаю я невозмутимо.

– Не говори, Карукита, что ты не помнишь…

Его вдруг охватывают безутешные рыдания, как кающуюся грешницу, затерянную в пустынной равнине или в холодной степи.

– Моя жизнь ничего не стоит…

– Это песня Пабло Миланеса. Моя стоит еще меньше, меньше бакса. А я-то думала, что ты приехал из-за нашей дочери, из-за нашей любви, из-за нашего прошлого. Оставь-ка свои штучки, приятель, и не плети басни о пустом бумажнике – у тебя там сотни долларов, а тебе, видишь ли нужен еще один… Откуда такая скупость? Ты ведь всегда жил с блеском. И не надо мне мозги пудрить, терпеть не могу таких выкрутасов. Не будь дешевкой!

Но он не унимается, напротив – пытается биться головой о стену, чему определенно мешает положение, поскольку наши тела по-прежнему слеплены, как два магнита. Я ласково глажу Уана по голове. Невероятно, но он не потерял ни одного волоска, хотя до сих пор красится под черное дерево. Я советую ему сменить краску, она ему не идет, однако он не слушает меня и продолжает плакаться. Между рыданиями он рассказывает историю, похожую на фильм с Хэмфри Богартом. Пока он не отыщет банкноту, его жене и дочери угрожает смертельная опасность, потому что серия этого доллара – секретный шифр одного из самых крупных банковских счетов в швейцарском банке, принадлежащих другой его семье, мафиозной. А я-то думала, что другая семья – это наша! Его послали сюда разыскать драгоценную банкноту, а если ему это не удастся, то не стоит и возвращаться – так ему и сказали: лучше застрелись, вскрой вены или сигани с маяка Моро на скалы. Мне больше по душе последний способ – просто волосы встают дыбом, как представлю, что придется отмывать лужу крови без половой щетки и воды. А потом еще и полиция затаскает. Нет, это полное безумие. Надо взять себя в руки. Так вот во что выродилась наша любовь. Теперь она стоит столько же, сколько чупа-чупс, пудреница или бутылка колы. Даже дешевле, потому что кола и пудреницы подорожали. Я снова хочу его приласкать, провожу ладонью по лицу, покрытому соленым потом. Заглядываю в глаза. Его пустой взгляд пугает меня, он думает только о вожделенном, об утопии, о затертой зеленой бумажке. Я обнимаю его голову, заставляю его заглянуть в мои погасшие больные глаза. Взгляни на меня, Уан, взгляни на меня, я так тебя любила… Мы здесь, мы вместе. Это я, твоя старая детка, я люблю тебя. Люблю тебя и обожаю – беру за хвост и провожаю. Я никогда, ни на одну секундочку не переставала любить тебя. И так – всю жизнь. Уан, понимаешь ли ты, что это значит – вся жизнь? Та жизнь, которую я думала прожить рядом с тобой. Взгляни на меня, пожалуйста. Поцелуй меня. Я прижимаю свои сухие, дряблые губы к его рту, впиваюсь в него острым, как жало, языком. Несмотря на фарфоровые зубы, он пахнет, как пах всегда: кариесом, гнойными язвочками на миндалинах, «Герленом» и мятой. Да, это мой мужчина. Тот самый, что испортил меня и в сексуальном, и в политическом смысле. Таков мой поцелуй. Я так его ждала. Глаза его открыты, ледяной взгляд морозит меня. Я опускаю веки. Его язык ощупывает мои десны. Эх, если бы у меня остались зубы! Но таковы безумства молодости, за них мы кромешно расплачиваемся в конце жизни. Язык у него горячий, его руки гладят мою спину, точнее, мои кости. Я снова открываю глаза. На сей раз веки Уана опущены; не отрывая губ от моего рта, он произносит несколько слов, от которых я вдруг чувствую себя так, будто вишу над бездной на тоненькой паутинке. По телу пробегает озноб, я впитываю волшебные слова каждой клеткой.

– Я люблю тебя, детка, я люблю тебя.

Я таю, растворяюсь.

Наши тела уже не напоминают два нелепых магнита, притянутых друг к другу внезапным смерчем. Его тело перемещается по моему. Мое скользит по его телу. Мы ощущаем друг друга, словно в полусне. Мы лижем наш старый пот, заново узнаем наши прежние запахи, естественные благоухания кожи, иногда – весьма неожиданные. Мы медленно, подробно, не торопясь изучаем урон, который нанесло нам время – его татуировки, работу его резца, его глубокие шрамы. Печаль переполняет нас, потому что мы оба знаем, что лгали, безжалостно и пагубно, и все ради того, чтобы каждый мог выжить в своем мире, тоже полном абсурдной, невероятной, душераздирающей лжи. Я не могу этого вынести. Неверными шагами я подхожу к алтарю, просовываю руку под покрывало Богородицы, расшитое тонкой канителью, и достаю спрятанное между ног изваяния сокровище: доллар.

Глаза Уана наливаются маслом, а в уголках рта выступает слюна. Он вырывает у меня банкноту. Смотрит ее на свет. Из кармана пиджака достает детектор золота, драгоценных металлов и камней и, возможно, таких вот диковинных долларов. В изнеможении он падает на диван, у которого тут же подламываются все четыре ножки. Прощай диван, сомневаюсь, что мне удастся найти плотника и подходящее дерево, чтобы его починись. Но от радости до отчаяния – один шаг.

– Это не тот. – Уан чуть не плачет от досады.

– То есть как – не тот?

– Это не та банкнота, которую я тебе дал при прощании, – говорит он в беспредельном отчаянии.

Ч го? Так значит, перед отъездом он оставил мне доллар? Он либо пьян, либо бредит. О какой банкноте речь? Я-то хорошо помню, как он жаловался, что ему негде голову приклонить и что у него нет даже монетки, чтобы разломить ее напополам. Стучат в дверь. Медленно, но уверенно, я подхожу и с трудом открываю ее надо смазать петли. На пороге двое мужчин в гуайяберах, очень сдержанные, с бегающими глазами. Их корявые лица со щербинами от кори что-то смутно мне напоминают, а я в таком деле никогда не ошибаюсь – у меня врожденное чутье на преступников, и ко всему, я прекрасный физиономист.

– Добрый вечер, сеньора, нам надо потолковать с вашим любовником.

Дерзкое слово любовник помогает мне вспомнить их. Это те самые типчики, которые справлялись насчет Уана точнехонько в день его (как оказалось – не совсем окончательного) отъезда. Машинально я отвечаю, что его нет, что я не понимаю, о чем речь, и облокачиваюсь о косяк, заслоняя приоткрытую дверь.

– Пусть войдут, Карукита, это свои.

Я повинуюсь, как автомат, пропускаю парочку и предлагаю гостям сесть. Уступаю им даже последнюю ложку кофе, которая осталась в банке. Кофе получается слабенький, но вкусный. Подав кофе, я из приличия скрываюсь за дверью спальной. Однако даже отсюда, с занятой мной стратегической позиции, я слышу их разговор.

– Ты знаешь, что мы пришли не за тем, чтобы сводить старые счеты. Отдай то, что нам принадлежит. Завтра – последним срок, потому что завтра ты приглашен на прием в честь Нитисы Вильяинтерпол, которая кормила народ и поддерживала в нем бодрый дух более тридцати лет.

– В любом случае вы должны будете свести старые счеты. До сих пор неизвестно, кто убил Луиса. Мотивы были отменно скрыты, похоронены в грязи всей этой истории. А насчет того, что вам будто бы принадлежит, так я это еще не нашел, но как найду, передам своему шефу. Так приказано, за этим меня послали, а приказы я привык выполнять.

– Не будь козлом, здесь только один шеф. Не забывай, где ты находишься… Мы ждем. – Говорящий одновременно ковыряется языком в зубах. Какая невоспитанность!

– Так сидите и ждите. – Ого, как он с ними лихо!

Оба типа встают. Они вне себя, они задыхаются от ярости, поэтому выходят так поспешно, что даже забывают попрощаться и закрыть за собой дверь. В ходе разговора я вдруг вспоминаю о той сложенной пополам банкноте 1935 года, которую Уан в момент расставания вложил в мою левую руку – ту, что ближе к сердцу, в котором звучит музыка. Боже мой, куда я могла ее подевать, куда? Нет, точно, совсем спятила! Дзинь-дзинь – раздается тревожный звонок. Не имею ни малейшего представления, кто бы мог звонить в такую рань. Слушаю? Ах, это ты, доченька, какая радость! Ты выбрала удачное время, сегодня самый счастливый день в моей жизни.

– Мама, мне не дали места в новостях. Теперь я вообще не у дел – так и буду всю жизнь журналисткой-неудачницей. Ты просто не представляешь, как я измоталась. Будь у меня пачка таблеток, я бы их все проглотила разом, а у меня ни сигарет, ни выпивки – даже взбодриться нечем.

– Ах, детка, ты слишком мрачно смотришь на вещи! Послушай, у меня для тебя хорошая новость. Надеюсь, она тебя немного порадует. Видишь ли… Мне трудно говорить об этом, но я хочу, чтобы мы сейчас поняли друг друга. Ты ведь знаешь, я тебя никогда не обманывала.