Анатолий Левандовский - Кавалер Сен-Жюст

• Название: Кавалер Сен-Жюст
• Автор: Анатолий Левандовский
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Писатель и историк Анатолий Левандовский многие годы работает над проблемами Великой французской буржуазной революции. Его перу принадлежит ряд книг историко-биографического жанра, вышедших в издательствах «Молодая гвардия» и «Детская литература». В Издательстве политической литературы в серии «Пламенные революционеры» была опубликована двумя изданиями книга о Жане Поле Марате.

Повесть «Кавалер Сен-Жюст» посвящена французскому революционеру конца XVIII века, другу и соратнику Робеспьера — Антуану Сен-Жюсту. Его неизменными идеалами являлись свобода, политическое равенство граждан, улучшение доли бедняка. Отличаясь редкой принципиальностью, упорством, выдержкой, настойчивостью, Сен-Жюст бок о бок с Робеспьером боролся за претворение этих идей.

---

Гостиница как гостиница: серая, грязная, с пыльными окнами.

Чего ждал он? Наверное, что она выйдет и он увидит ее. Зачем? — он вряд ли мог ответить. Он просто ждал. Но среди выходящих ее не было. Он так и не увидел ее.

…Антуан вдруг почувствовал, что его толкают. И вот толпа, с криком и руганью заполнившая улицу, увлекла его с собой. Толпа неслась к Конвенту. Он сразу понял, что происходит: ведь было 5 сентября!..

Все началось накануне. Народное недовольство, зревшее в июле — августе, наконец прорвалось. 4 сентября с раннего утра на улицах стали появляться толпы рабочих — плотников, каменщиков, слесарей. Люди шли к ратуше с криками: «Хлеба, хлеба!..»

Прокурор Коммуны Шометт и мэр Паш, как могли, успокаивали народ. Заместитель прокурора Эбер посоветовал санкюлотам завтра утром отправиться в Конвент. Он сказал:

— Пусть народ окружит Конвент, как уже делалось десятого августа, второго сентября и тридцать первого мая, и не оставляет этого поста до тех пор, пока народные представители не примут мер общественного спасения.

И вот сегодня, 5 сентября, парижане последовали этому совету.

Когда толпа, сопровождавшая мэра и прокурора Коммуны, подступила к Конвенту, было около часа дня. Сен-Жюст вошел в зал заседаний и занял свое место. Председательствовал Робеспьер. Антуан обратил внимание на необычную бледность лица друга.

Депутат Купе заканчивал речь, в которой рекомендовал ввести в столице хлебные карточки. В это время к решетке подошла депутация Коммуны. Слово взял Шометт.

— Европейские тираны, — сказал он, — хотят уничтожить французский народ голодом: они мечтают заставить наших граждан променять суверенитет на краюху хлеба. Но народ никогда не сделает этого!

— Нет, нет, никогда! — полетело со всех сторон.

«Ловкий ход, — подумал Сен-Жюст. — Это сказано для успокоения Конвента, а потом, вне сомнения, будет совсем другое».

— Класс, преступный, как и дворянство, — продолжал Шометт, — овладел припасами. Вы нанесли ему удар, но лишь оглушили его…

«Так и есть, вот появились и „класс“, и „удар“. Дальше пойдет еще сильнее».

— Довольно щадить изменников! — повысил голос Шометт. — Пришел день суда и гнева. Пусть формируется Революционная армия, пусть она пройдет по департаментам, пусть за ней шествует грозный трибунал и орудие, одним ударом пресекающее заговоры!

Пока прокурор говорил, манифестанты стали проникать в зал. В руках у них были транспаранты с революционными лозунгами. Занимая свободные места, санкюлоты овладели партером. Вошла депутация якобинцев. Ее оратор потребовал суда над изменниками.

— Поставьте террор в порядок дня! — закончил он. — Будем на страже революции, ибо контрреволюция царит в стане наших врагов!

Сен-Жюст видел, что Робеспьер нервно ерзает; казалось, председательские обязанности в этот день крайне тяготили его. Теперь он поднялся и проговорил:

— Враги народа давно провоцируют его месть. Народ на страже, враги его погибнут. Мы озабочены бедствиями народа. Пусть же благонамеренные граждане теснее сплотятся вокруг Конвента!..

На смену Робеспьеру спешит Дантон.

— Когда народ требует, — гремит его голос, — надо применять те методы, что он выдвигает, как диктует гений свободы!

Гром аплодисментов отвечает оратору. Слышатся крики:

— Слава Дантону! Да здравствует республика!

— Нужно довести революцию до конца! — продолжает Дантон. — Пусть не пугают вас попытки контрреволюционеров поднять мятеж в Париже. Конечно, они стремятся погасить очаг свободы; но патриоты, сотни раз устрашавшие врагов, живы и готовы ринуться в бой. Умейте управлять ими, и они снова разрушат козни!..

«Вот это прием! — подумал Сен-Жюст. — Демагог вроде бы выручает Робеспьера и тут же низвергает его; показав, что проект восстания — дело рук контрреволюционеров, он стремится вырвать санкюлотов из-под влияния Эбера и Шометта и сам стать во главе их, чтобы закончить революцию по своему вкусу! И большинство депутатов его понимает. А вот понял ли Робеспьер?..»

Робеспьер как будто тоже понял. Он передал место председателю Тюрио, а сам поспешно вышел из зала.

Сен-Жюст решил дождаться результатов. Его внимание привлек худощавый бледнолицый человек, несколько раз очень резко выступавший и теперь, словно аккомпанируя ораторам, громко повторявший одно слово: «Действовать, действовать, действовать…» Сен-Жюст едва знал этого депутата, но вспомнил его необычное имя: Бийо-Варенн.

Между тем Барер подвел итоги:

— Поставим террор в порядок дня… Роялисты хотят крови — дадим им кровь заговорщиков, разных бриссо, роланов, марий-антуанетт… Они хотят сокрушить конституцию — конституция низринет их!.. Они хотят погубить Гору — Гора их раздавит!..

«Ну и ну, — подумал Сен-Жюст, — поверил бы кто три месяца назад, что ты будешь так говорить?..»

Все было ясно. Он отправился искать Неподкупного.

Неподкупный пребывал в глубокой задумчивости и, казалось, не заметил его прихода.

— Ты почему умчался? — спросил Антуан.

— Мы попадаем в объятия контрреволюции, — мрачно изрек Робеспьер. — Я с величайшим трудом сокрушил этих «бешеных», но им на смену грядет новое пополнение выкормышей Коммуны…

— Они выступают от лица голодающего народа, да еще пытаются смягчить положение, сводя все к чисто политическим мерам.

— Не спорю, народ голодает, но это используют интриганы…

— Так будет всегда, пока народ остается голодным.

— Нужна единая воля, — помолчав, сказал Робеспьер.

Сен-Жюст рассмеялся.

— А, наконец-то и ты пришел к этому выводу… Браво, лучше поздно, чем никогда… Но что же будет в этом случае с демократической конституцией, блага которой ты недавно расписал мне столь яркими красками?..

Робеспьер ничего не ответил.

— Нужна единая воля, — повторил Сен-Жюст. — Это ты точно сформулировал. Но заметил, что это понял и Дантон?

— Дантон хорошо говорил сегодня.

— Уж куда лучше. Да только это была ловушка, расставленная всем честным патриотам. Дантон громыхал о народе и революции, но делал это, как всегда, из эгоистических соображений.

— Ты преувеличиваешь.

— Отнюдь. Вспомни, как вел он себя во главе «комитета общественной погибели». Дантон — приспособленец, играющий и нашим и вашим. Но теперь он понял: если сегодня не окажется на самом верху, то завтра его дело дрянь, совсем дрянь. И вот он старается изо всех сил, твой растленный Дантон.

— Ну, это уж ты хватил.

— Не притворяйся простаком: ты все видишь не хуже меня.

Робеспьер с удивлением посмотрел на друга: в таком тоне Антуан никогда с ним не говорил. Он хотел было возмутиться и дать наглецу взбучку, но сказал только:

— Какой же ты злой сегодня, Флорель.

— А я всегда злой, Максимильен. Всегда, когда речь идет о борьбе с врагом. Я не переношу лицемерия, и если люблю, то люблю по-настоящему, а если бью, то бью без фраз и насмерть.

— Раньше ты был иным, мой друг.

— Раньше? Возможно. Да, я был иным тогда. Но привело ли это к добру?

— И все же, милый Флорель, как бы ты ни грубил мне сегодня, кое-чему у меня ты научился. Если раньше ты говорил: «Надо дерзать», то теперь утверждаешь: «Дерзать в сочетании с мудростью». Смею спросить, откуда ты взял эту «мудрость»?..

На этот раз промолчал Сен-Жюст.

— Однако, — вдруг встрепенулся Робеспьер, — надо на что-то решаться. Нужны контрмеры, иначе все кончится плохо.

— Единственная контрмера, — сухо сказал Сен-Жюст, — убедить Комитет в необходимости принять народную программу. Ты думаешь, нас провоцируют? Так выбьем почву из-под ног провокаторов: возьмем в руки полноту власти. Пока не кончилась революция, правительство должно быть революционным; ни о какой конституции не может быть и речи. Мы вернемся к ней, когда кончится война. Но до этого надо дожить. И вот чтобы дожить, мы должны сейчас стать беспощадными. Это понял даже Барер. Нужна лишь инициатива, и Дантон попытался ее проявить. Но мы предупредим Дантона.

Робеспьер продолжал смотреть на него с удивлением. Долго молчал. Потом спросил сочувственным тоном:

— Флорель, тебе очень плохо?

— Что? — не понял Сен-Жюст.

— Я спрашиваю, у тебя большие личные неприятности?

— Почему ты так думаешь? — вспыхнул Сен-Жюст.

— Потому, что знаю тебя, — ответил Робеспьер. — Впрочем, я не намерен расспрашивать о чем бы то ни было…

Позже, раздумывая над этим разговором, Сен-Жюст еще раз удивился проницательности Робеспьера, его умению проникать в душу собеседника. Да, он понял состояние Антуана, его глубокий внутренний разлад, связанный с письмом Тюилье. И все же Неподкупный был не прав. Личные переживания Сен-Жюста, сколь бы глубоки они ни были, не имели ни малейшего влияния на его политические идеи. Его решения как политика и государственного деятеля складывались исподволь, в результате многомесячного хода событий и были связаны с обстоятельствами, важными не для его персоны, а для народа и страны, — соизмеримости здесь быть не могло.