Валерий Михайлов - Хроника великого джута

• Название: Хроника великого джута
• Автор: Валерий Михайлов
• Издательство: Алматы: Жалын
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1996
• ISBN: 5-610-01354-2

Эта книга – первое крупное исследование истоков, причин и характера великой казахской трагедии, произошедшей в начале 30-х годов. Тогда под видом сплошной коллективизации большевики попытались осуществить этиоцид – уничтожение народа. «Важнейшее» мероприятие в ходе мировой революции, стоившее Казахстану миллиона с лишним жертв, провел соратник Ленина и Сталина, личный друг Свердлова, один из организаторов и исполнителей убийства царя Николая II Ф.И. Голощекин.

В книге, раскрывающей технологию большевистского этноцида, приводятся потрясающие свидетельства тех, кто уцелел в период массового голода.

Документальная повесть рассчитана на массового читателя.

---

Пригляделся, а неподалеку казан стоит на огне. Варится что-то. Приоткрыл крышку – а там, в булькающей воде, то ножка мелькнет, то ручка, то детская пятка…

Вот тогда я и стал врагом врагов народа…

Глава XVIII

В три года коллективизации Голощекин сделал с Казахстаном примерно то же, что Пол Пот с Кампучией.

Если бы не четырехлетняя предварительная работа, у него бы это не вышло. Но во время «великого перелома» он уже владел положением. «Большевизация» партийных рядов позволила устранить всех политических противников и заменить более или менее самостоятельно мыслящих «националов» послушными и подобострастными исполнителями. Духовный цвет нации – писатели-просветители – погибал в лагерях; выдающийся национальный поэт Шакарим был расстрелян. Над верующими надругались (в июне 1930 года Голощекин с издевательским лицемерием говорил: «Как иначе назвать, как не провокацией, большой шквал административного закрытия церквей и мечетей?» Но, конечно, ни одного храма народу не вернул). Кампания по «советизации аула» стала, по существу, искусственным разжиганием «классовой борьбы» – иначе говоря, стравливанием людей.

Все было подготовлено для того, чтобы сокрушить казахский народ…

И словно невероятной силы смерч промчался по степи. Казахи, которые даже приветствуют друг друга при встрече словами «Здоров ли скот?», почти полностью лишились скота, а вместе с ним и своей жизненной основы.

В 1929 году в хозяйствах было 40 миллионов голов – в 1933 году осталось 4 миллиона (а вполне возможно, что и того меньше). Причем в главных животноводческих районах, где прежде было сосредоточено почти все стадо, осталось, по официальным данным, всего 300-400 тысяч голов скота. Но будто бы неизвестно, насколько «правдива» эта статистика и в какую сторону она изменяет показатели…

Из крупнейшего в стране поставщика мяса, шерсти, кож Казахстан превратился в край, который сам себя не мог прокормить.

Голощекин зажимал всякую мало-мальскую критику и беспощадно карал немногочисленных ослушников. Впрочем, таких почти и не было.

Голодный мор уже унес первые десятки тысяч жертв и грозил сделаться повальным бедствием для всего населения, прежде чем в рядах казахстанских большевиков нашлось несколько человек, кто отважился сказать об этом первому секретарю крайкома.

4 июля 1932 года пятеро коммунистов: Г. Мусрепов, М. Гатауллин, М. Давлетгалиев, Е. Алтьшбеков и К. Куанышев подали в Казкрайком письмо. Воздав ритуальные похвалы генеральной линии партии на основе «правильной ленинской установки», они перешли к сути дела:

«Однако у нас, в Казахстане, несмотря на огромные успехи в промышленности и сельском хозяйстве, в области животноводства мы имеем глубокий прорыв, который превращает Казахстан из основной животноводческой базы Союза в одну из второстепенных».

«Огромные успехи» в сельском хозяйстве были такие: за два года «осталось 1/8 поголовья 1930 г.», причем «этот громадный урон, беспримерное уничтожение скота происходило не только у бая и кулака, не только у середняка и бедняка – единоличников, но и, главным образом, в обобществленном и не обобществленном стаде колхозов и колхозников (частично и в совхозах)… Налицо неслыханное сокращение поголовья скота (отсюда – продуктов животноводства), …налицо полное отсутствие запасов зерна до нового урожая».

Авторы письма задавались вопросом, не является ли это следствием не только «вредительства» баев, но и «левацких» искривлений линии ЦК? «Правильна ли наша точка зрения в области реальной помощи возвращающимся в Казахстан откочевникам, у которых совершенно подорвана всякая основа хозяйствования, до сих пор умирающим в некоторых районах в огромном количестве? „.Насколько правильно все еще продолжающееся умалчивание, внешне похожее на боязнь большевистской самокритики в вопросах катастрофического сокращения поголовья скота и голода, охватившего многие казахские районы, с массовой смертностью в отдельных районах (начиная со второй половины зимы)?..»

Сознавая, что картина выходит удручающей, они почерпывали оптимизм в глубокой мысли товарища Сталина: «Наши трудности являются такими трудностями, которые содержат сами в себе возможность их преодоления», и высказывали недоумение, что «серьезнейшие успехи… в области… ликвидации… байства как класса и освобождения трудящихся аула от феодально-байской кабалы… почему-то не сопровождались бурным ростом в животноводстве».

Вывод был таков: «…необходимо крепче ударить по этим «левацким» уклонам вместе с правым оппортунизмом как главной опасностью, шире поднять всю парторганизацию на эту борьбу… ибо нельзя без конца терпеть этот «левый» уклон, этот троцкизм на практике, который привел к правым результатам».[329]

Филипп Исаевич, естественно, расценил это письмо как посягательство на авторитет и националистическое проявление байских настроений. Последовали угрозы исключения из партии и привлечения к уголовной ответственности. Как обычно, он произвел свой излюбленный «зверский нажим», после которого, уже через неделю, четверо из подписавших письмо (пятый, Гатауллин, был в командировке) принесли в крайком письменные покаяния. 15 июля 1932 года на объединенном заседании бюро крайкома и контрольной комиссии письмо оценили как «полное затушевывание соц. перестройки Казахстана и достижений национальной политики»,[330] но его авторов все же «пощадили»: дали строгий выговор…

В августе 1932 года ближайший соратник Голощекина председатель Совнаркома Казахстана Ураз Исаев, отдавая себе отчет в серьезности положения и в том, что самомнение первого секретаря крайкома останется непоколебимым, обратился с письмом к Сталину.

«В 10-12 казахских районах Центрального Казахстана голодает и сейчас значительная часть населения, – писал он. – По приблизительным данным, весной этого года с голоду умерло 10-15 тыс. человек, массовые откочевки, уход в другие края и республики, особенно усилившиеся в 1931 г., не приостановились и сейчас. Во многих казахских районах, по сравнению с 1929 г., не осталось и половины населения. Общее количество крестьянских хозяйств края сейчас меньше, чем в 1931 г., на 23-25%. Голодные казахи и их беспризорные дети скопляются около промышленных предприятий, совхозов в Семипалатинском и Актюбинском районах, на станциях железных дорог, занимаются кражей, осаждают колхозные поля, срезают колосья. Голод, скопление, грязь явились почвой для распространения эпидемий: черная оспа, тиф, дизентерия и др.».

У. Исаев, конечно, подстелил соломки: «Главной причиной, приведшей к нынешнему состоянию животноводства, надо признать извращения в Казахстане политики партии, ваших неоднократных указаний о коллективизации в отсталых национальных районах». Будто бы мудрый Коба только и делал, что заботился о том, как бы ле пострадали кочевники, насильно сгоняемые в колхозы… Председателю Совнаркома надо было перейти таким образом к критике своего непосредственного начальника. «…Крайком достаточно решительно не исправлял эти извращения, больше верил (и хотел верить), что казахи поголовно решили идти в колхозы, что против коллективизации только баи и националисты. Дух стопроцентной немедленной коллективизации аула витал в самом Крайкоме…» И далее: «…мода сплошных успехов без всяких недостатков явилась почвой для развития очковтирательства. Желание перещегольнуть в темпах соседние районы и быстрее перейти к социализму привело к административной сплошной коллективизации в казахском ауле. Кампанейщина как метод работы, институт всевозможных уполномоченных над райкомами создали целую серию так называемых «ударников-кампанеищиков» в крае и районах и десятки «бельсенды» в аулах (активисты наизнанку, я бы сказал прямо, новый паразитический слой в ауле)».

Испрашивая специального решения ЦК «по казахскому аулу», главным образом «по животноводству», и предлагая ряд хозяйственных мер, Ураз Исаев в заключение написал о самом существенном:

«Нельзя, конечно, всю вину наших недочетов сваливать на кого-то одного. Здесь виновно все бюро Крайкома в целом. Лично я несу определенную ответственность за недочеты и ошибки и Крайкома, и всей нашей работы в Казахстане, ибо я являюсь руководящим работником Казахстана. Но для того, чтобы решительно перестроить работу и усилить руководство, необходимо освежение и обновление руководства Крайкома. Общеизвестна особая роль первого секретаря. Лично думаю, что т. Голощекин, проделавший огромную работу в Казахстане (советизация аулов, борьба с групповщиной и др.), не будет иметь необходимой силы для решительного поворота на основе суровой критики ошибок и Крайкома, и своих собственных».[331]

Решение ЦК о животноводстве Казахстана было принято в сентябре. Центр даже выделил откочевникам кое-какую помощь. Так, крохи – в почерневшую от голода руку просящего… Следующей зимой голод косил уже сотни тысяч людей. Голощекина отозвали в Москву в январе 1933-го, в самый разгар повального мора. Еще успел поруководить…