Лу Синь - Повести. Рассказы

• Название: Повести. Рассказы
• Автор: Лу Синь
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1971

Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя.

---

Он указал на сидевших по обе стороны от него. Чиновники — седовласые, с проседью, с изнеженными лицами, толстые и потные, толстые, но не потные — последовали взглядом за движением его пальца, но увидели лишь сидевших в ряд черных и худых субъектов, похожих на нищих, неподвижных, молчаливых, неулыбчивых, словно отлитых из железа.

4

После ухода Юя время неслось удивительно быстро. Столица исподволь стала приобретать черты процветающего города. Кое-кто из состоятельных людей уже надел шелковый халат; во фруктовых лавках появились мандарины и грейпфруты, а в магазинах тканей — пестрые шелка. Богачи стали подавать на пирах первосортный соевый соус, акульи плавники в прозрачном желе и трепанги с холодным гарниром.[357] Они завели себе подстилки из медвежьих шкур и куртки на лисьем меху, а их супруги щеголяли в сережках из червонного золота и в серебряных браслетах.

Достаточно было постоять у ворот дома, чтобы наверняка увидеть какую-нибудь новинку: сегодня проедет телега с бамбуковыми стрелами, завтра привезут партию сосновых досок. То притащат камень необычной формы для сооружения искусственной горы,[358] то пронесут свежую рыбу, из которой делают строганину. Иногда можно было видеть, как к императорской резиденции шла подвода с корзинами, плетенными из бамбука; в них лежали, втянув головы в панцири, большие — локтя полтора в длину — черепахи.

— Мама, глянь, какие здоровые черепахи! — кричали при виде их ребятишки и, слетевшись стаей, облепляли повозки.

— Убирайтесь, бесенята, да поживей! Это лакомства его величества, чуть что не так, недолго и головы лишиться!

Надо сказать, что новости о Юе росли в той же пропорции, что и редкостные вещи, привозимые в столицу. Возле жилищ простолюдинов, в тени придорожных деревьев — везде можно было услышать рассказы о нем. Особенно часто говорили о том, как он по ночам превращался в бурого медведя, как клыками и когтями прорыл один за другим десять водоотводных каналов, как потом призвал небесных солдат и военачальников, вместе с ними схватил творившее всякие пакости чудовище Учжици[359] и придавил его Черепашьей горой. Зато об августейшем государе Шуне никто более не вспоминал, лишь изредка поговаривали о его непутевом наследнике Дань-чжу.[360]

Давно уже распространился слух о предстоящем возвращении Юя в столицу. Каждый день толпы людей собирались у застав посмотреть — не приближается ли его эскорт. Но никого не было. Тем не менее слухи становились все более настойчивыми и достоверными. Наконец одним неярким, но и не пасмурным утром он вступил в имперскую столицу Цзичжоу при большом скоплении народа. Никакого почетного эскорта не было, одни лишь спутники, похожие на нищих. А позади всех шел здоровый, неуклюжий на вид мужчина с почерневшим от солнца лицом и седой бородой, со слегка искривленными ногами; в руках он держал большой заостренный кусок иссиня-черного камня — подаренный государем Шунем «Черный скипетр», и то и дело повторял, пробираясь сквозь толпу к императорскому дворцу:

— Прошу прощения, разрешите пройти! Позвольте, позвольте!

Перед воротами дворца народ радовался, толковал, шумел, как прибой на реке Чжэцзян.[361]

Государь Шунь восседал на драконовом троне; он был ужо стар и быстро уставал, а сейчас вдобавок ко всему казался немного испуганным. Едва Юй появился, как он поспешил вежливо подняться и приветствовал его. Но заговорил Шунь лишь после того, как господин Гао Яо произнес несколько приличествующих случаю фраз.

— И ты сказал бы мне что-нибудь хорошее…

— Гм, что же мне сказать? — довольно бесцеремонно ответил Юй. — Пожалуй, вот что: по-моему, нужно усердствовать каждый день!

— Как это — усердствовать? — спросил Гао Яо.

— Когда воды потопа вздымались к небу, — сказал Юй, — и, безбрежные, обнимали горы и заливали холмы, простой люд барахтался в воде. Я ездил в колесницах посуху, ездил на лодках по воде, передвигался на санях по топям, в паланкине — по горам. На горах я вырубал деревья и вместе с И давал людям рис и мясо. Я спускал воду с полей в реки, воду из рек отводил в море и вместе с Цзи[362] утолял голод людей. Когда съестного не хватало, мы привозили пищу оттуда, где она была в избытке, или же переселяли людей. Тогда народ успокоился, и везде воцарился порядок.

— Верно, верно, хорошо сказано! — похвалил его Гао Яо.

— Да, — сказал Юй, — государю подобает осмотрительность и спокойствие. Будешь честен перед небом, и небо воздаст тебе добром.

Шунь вздохнул и поручил Юю управлять делами государства с тем условием, что все замечания он будет высказывать прямо, не распуская тайком порочащих слухов. Когда же Юй дал полное согласие, он еще раз вздохнул и произнес:

— Не уподобляйся Дань-чжу — он никого не желает слушать, предается разгулу, хочет ездить на корабле посуху, дома буянит, никому покоя не дает… Глаза бы мои не смотрели!

Юй отвечал:

— Я ушел из дома спустя четыре дня после женитьбы. Когда же родился А-ци,[363] я не заботился о нем, как подобает отцу. Только поэтому я смог усмирить потоп, разделил землю на пять поясов, общей длиною в пять тысяч ли, и двенадцать областей, простирающихся до самого моря. Я назначил пять предводителей, и все они хороши, кроме властителя мяо — за этим негодником следует смотреть в оба!

Тут и Шунь похвалил его:

— Только твоими трудами наведен порядок в моей Поднебесной.

Вслед за Шунем Гао Яо тоже принял почтительную позу и склонил голову; а когда аудиенция закончилась, он издал специальный указ, коим народу предписывалось брать пример с Юя, причем ослушавшиеся немедленно зачислялись в преступники.

Поначалу это вызвало среди купцов панику. Но, на их счастье, после возвращения в столицу Юй стал вести себя несколько иначе. В еде и питье он оставался непривередлив, но жертвоприношения и богослужения обставлял роскошно; одевался весьма небрежно, но на аудиенции и визиты приходил в красивом платье. Так что торговля почти не страдала, и вскоре купцы стали говорить, что поступкам Юя и впрямь стоит подражать и что новый указ Гао Яо отнюдь не плох. В конце концов настало такое благоденствие, что все звери пустились в пляс и прилетела чета благовещих фениксов.[364]

Ноябрь 1935 г.

ЗА ПАПОРОТНИКОМ

1

В последние полгода даже в приюте для престарелых стало почему-то беспокойно, старики о чем-то шушукались, в возбуждении сновали туда и обратно. Один Бо-и, равнодушный к мирской суете и, по старости лет, постоянно опасавшийся простуды, с наступлением осенних холодов целыми днями сидел на крыльце, греясь на солнце. Он не поднял головы, даже когда раздались торопливые шаги:

— Брат!

Он узнал голос Шу-ци. Всегда предупредительный, Бо-и[365] слегка приподнялся и, не глядя на брата, жестом пригласил его сесть рядом.

— Плохи дела, брат! — Голос у Шу-ци дрожал; тяжело дыша, он опустился на крыльцо.

— А что случилось? — Бо-и наконец взглянул на брата; Шу-ци показался ему бледнее обычного.

— Вы, конечно, слышали, что от шанского царя[366] к нам бежали двое слепых?

— Да, Сань И-шэн[367] что-то такое недавно рассказывал, но я не придал этому значения.

— Сегодня я был у них. Это старший учитель музыки — Цы и младший учитель — Цян,[368] они привезли с собой кучу инструментов, говорят, недавно была выставка, все от нее без ума и будто бы уже решено начать войну.

— Войну из-за инструментов? Но ведь это противоречит принципам древних государей,[369] — с трудом выговорил Бо-и.

— Не только из-за инструментов. Разве вы не слыхали, что шанский царь попрал законы морали, что он велел отрубить ноги прохожему, который по утрам, не боясь холодной воды, переходил реку вброд, чтобы узнать, какой у него костный мозг? Или о том, как он приказал вырвать сердце у Би Ганя,[370] своего родича, чтобы проверить, действительно ли в сердце у мудреца семь отверстий? Это считали баснями, но с приездом слепых все подтвердилось. Они к тому же неопровержимо засвидетельствовали, что шанский царь внес хаос и сумятицу в древние мелодии. А из-за этого, оказывается, можно начать войну. Но ведь когда низший покушается на высшего,[371] это тоже противоречит принципам древних государей…

— Лепешки день ото дня становятся меньше — видно, и вправду быть беде, — сказал Бо-и, помолчав. — А тебе, по-моему, следует пореже выходить за ворота и поменьше болтать — занимайся лучше своей гимнастикой!

— Хорошо… — смиренно сказал Шу-ци.

— Сам подумай, — продолжал Бо-и, зная, что в душе брат продолжает упорствовать, — мы здесь чужие и живем лишь благодаря милостям Западного князя, который в свое время позаботился о престарелых. Так что лепешки ли уменьшаются, события ли какие назревают, наше с тобой дело — помалкивать.